Однако будто в противовес своим мыслям, замечаю на ее шее, почти рядом с ушком царапину. Ниже которой расползается багровеющее пятно, очевидно от пальцев женишка.

От же сука.

Девочка, что, по меньшей мере, на голову ниже меня, и лет на десять младше, даже не выглядит напуганной, или озлобленной. Что странно, если учесть, что меня, – взрослого дядьку, мастера спорта, да и просто постороннего человека, – немало взбесило произошедшее.

Ее же взгляд такой осознанный. Она несколько натянуто улыбается, кивая мне:

– Спасибо вам, – и в этом неуверенном шепоте, будто ответ на мои сомнения. Похоже, я все-таки не зря вмешался.

Откуда только эти скоты берутся? Она же будто фарфоровая куколка. С ней осторожно надо. Пылинки с нее сдувать. А этот…

– Позволите… – бормочет она.

Хочет уйти. Мнется передо мной, как бы намекая, чтобы я ее выпустил. Но я почему-то не в силах отступить.

– Не спеши, – достаю шелковый платок из нагрудного кармана своего пиджака, и шагаю вперед, прикрывая за собой дверь.

Серебристые глазки испуганно округляются, будто вынуждая меня одуматься. Но я не могу остановиться. Мою многолетнюю апатию как рукой сняло. И я хочу понять причину.

Подступаю ближе, и накидываю на тонкую шею свой платок, как бы невзначай касаясь пальцами смуглой кожи.

Вздрагивает.

– Не бойся, – говорю тихо, неторопливо завязывая шелковые уголки на узелок. – Вот-вот начнет синяк проступать, так что, в сравнении с ним, белый лоскут ткани не будет так сильно в глаза гостям бросаться.

Смотрит на меня, и я будто вижу, что у нее в душе творится. Там и стыд. И отчаяние какое-то беспробудное.

Но ни единой слезы. Даже намека нет. Однако взгляд какой-то стеклянный. Будто она изо всех сил сдерживается, чтобы удержать эту маску безразличия.

Бездумно облизываю большой палец и провожу им вдоль царапины, из которой выступила кровь. Вижу, как тонкая кожа мурашками покрывается.

– Когда не нравится, надо убегать, маленькая, – говорю я наставительно. – И не вздумай позволять кому-либо так обращаться с собой. Иначе кто-то может вмешаться. И, например, украсть невесту.

Хм… Хочется на вкус этот фарфор попробовать.

– Простите, – зачем-то извиняется. – Вы все не так поняли… Гена, он просто… напился немного. Вы только не подумайте…

– Я и не думаю, – не вру, по сути: разумно мыслить почему-то становится все сложнее. – Просто даю напутствие прекрасной невесте.

Стыдливо прячет взгляд, закусывая розовую пухленькую губку. И я чувствую, как во мне, за много лет пожалуй впервые, просыпается настолько острое и яркое желание чего-то очень конкретного… И совершенно непотребного в сложившихся обстоятельствах.

Облизать ее всю, сожрать…

Стоп, стоп, Ром!

Она – невеста. Вернее уже жена. Чужая.

– Можно я пойду? – нерешительно спрашивает, словно ей действительно нужно мое одобрение.

– Нет, – отвечаю на автомате, не пытаясь анализировать.

Снова глаза на меня поднимает:

– Почему?

Если бы я сам знал. Это будто наваждение какое-то. Сродни одержимости. Я попросту глаз отвести от нее не могу. И руку отнять от тонкой шеи…

– Тут еще кровь, – снова смачиваю палец своей слюной и по-хозяйски прохожусь им по треснувшей нижней губе, мягко сминая ее.

Девочка икает, глотая изумленно приоткрытым ротиком воздух, и я наконец начинаю включаться, осознавая, что это уже перебор.

Твою мать… Что я творю? Или правильнее будет: что со мной творится?

Может мне уже вовсе и не к психологу надо, а к психотерапевту?

Отстраняюсь порывисто. Очевидно разрядить обстановку в сложившейся ситуации не выйдет.

Выхожу из туалета и замечаю притаившуюся на столе корзину с цветами. Подхватываю ее, и поворачиваюсь навстречу боязливо выбирающейся из туалета невесте.

– Это тебе, маленький ангел, – улыбаюсь я.

Впихиваю в руки, очумевшей от моего поведения девушке, огромную корзину, из которой торчит конвертик, который без труда должен перекрыть кредит жениха. Надеюсь, этот засранец действительно всего лишь напился. И погасив свои долги, уже не станет так с ней обращаться.

У меня почему-то аж скулы сводит, как представлю, что это была не единоразовая акция.

– С-спасибо, – бормочет, разглядывая цветы, а затем переводит на меня взгляд: – Простите, а вы кто?

– Я? – усмехаюсь. – Джин. Вот потрешь эту корзину в случае чего, и я тут как тут.

Из зала слышится настойчивый голос тамады, призывающий гостей разбиться на пары и в центр зала организовать жениха и невесту.

– Кажется, тебя вызывают, милый ангел, – улыбаюсь я, понимая, что мне просто необходимо, чтобы она скрылась с глаз.

Почти неосознанно прихватываю остренький подбородок пальцами. Склоняюсь над букетом и коротко целую раскрасневшиеся губки:

– Совет да любовь, – шепчу, пока девчонка судорожно дышит в мой приоткрытый рот, тараща на меня свои огромные глазищи.

Что ж такое?! Валить надо! Срочно!

Я смотреть на нее не могу. Внутри буквально все клокочет. И дело, как мне кажется, даже не в ее красоте, – хотя бесспорно, девочка красивая. Но что-то другое мне покоя не дает, едва ли не вызывая приступ тахикардии…

Сердце колотится как сумасшедшее, когда я вхожу в зал, где полно гостей.

Что за странный мужчина? Он сумасшедший?

Прячась за необъятной корзиной цветов, прикладываю пальцы к губам.

Конечно, сумасшедший! Кто в здравом уме станет невесту на свадьбе в губы целовать?! Кроме жениха, естественно!

Кстати…

Выглядываю из-за цветов, отыскивая взглядом Гену, что тянется к очередной бутылке. И ведь просила хотя бы закусывать нормально! Но главное, раз он спокойненько припивает с друзьями, значит, не был свидетелем этого беспредела. Иначе бы мне еще как досталось. А он и без того сегодня как назло, зол как черт!

Пытаюсь в голове перебрать все приглашения, что я самостоятельно подписывала, и не припомню там никого незнакомого. Откуда же этот безумец взялся на моей свадьбе?

Из мыслей меня выдергивает тамада, что бесцеремонно ловит меня за локоть на полпути к столику новобрачных, и, выхватив из моих рук шикарный букет, ставит меня посреди зала.

Еще не осознавая для чего меня сюда поставили, оглядываюсь по сторонам, обнаруживая рядом с собой несколько пар скомпонованных из наших с Геной родственников. Невольно возвращаю взгляд к корзине с цветами, которая в неосторожных руках тамады отправляется к простеньким букетикам, стоящим у стены в баллонах.

Тамада что-то рассказывает гостям, очевидно, правила нового дурацкого конкурса, от которых я так хотела сбежать. Я слушаю вполуха, не в силах оторвать взгляда от диковинных цветов.

Хочется спрятаться и плакать. Да толку?

Гена не раз мне уже намекал, что эта свадьба только для того, чтобы затащить меня в постель. Вот только я никак не ожидала, что он потребует решения вопроса прямо на торжестве. Мне, признаться и торжество-то это до лампочки! Я ведь предлагала тихо-мирно расписаться, и жить, как семья. Но нет же! Еще и я виновата, что у него кредит, видите ли.

Потому что я, по его словам, дура правильная, старомодная, не хочу отдаться просто «по любви».

И я может и дура. Да только видали мы уже такую любовь. Все мои подруги в итоге брюхатые без мужей ходят, потому что парни наши как с цепи сорвались со своими спорами дурацкими, кто кого быстрее в койку утянет.

Нет уж! Мне такого не надо!

Пытаюсь вспомнить, дарил ли Гена мне когда-нибудь цветы. Что-то на ум ничего не приходит.

Какой-то день разочаровывающих открытий. Не зря я была против торжества. Так и знала, что он напьется, и выкинет что-нибудь эдакое. Так каждый раз случается, когда он переборщит. А я его ненавидеть начинаю, припоминая все его хмельные «подвиги». Всякий раз расстаться думаю. А он трезвеет, и извиняться приходит.

Вот сейчас почему-то подумалось: хоть бы с цветами это делал? А так… За что я его прощала каждый раз, спрашивается?