Калинка, калинка, калинка моя!

          В саду ягода малинка, малинка моя!

При исполнении песни туманного гостя очень поразило то, что её ритм как нельзя кстати подходил к быстрой езде по русскому бездорожью. “Русь, куда ж несёшься ты? – задался про себя известным вопросом Андрей, как только блондинка затихла, и невзначай посмотрел на три картинки-иконки. – Дай ответ. Не даёт ответа”.

Ещё более углубившиеся за новым крутым поворотом выбоины заставили водителя сбросить и так не высокую скорость кардинально. Отныне красотка в обжигающе-красном коротком платье не пыталась всячески проскочить их: она взялась огибать ямы, где аккуратно, а где пошустрее. Невооружённым глазом пассажиру было видно, что подобное вождение не только не приносило блондинке маломальского удовольствия – оно выводило её из себя. В свете этого владивостокец продолжал молчать: он чувствовал, что одно единственное сказанное им слово может стать искрой, из которой разгорится испепеляющее пламя.

Разбитое асфальтовое полотно опять непредсказуемо повернуло – только на сей раз, к радости Андрея, вместо новых деревьев далеко впереди замаячили частные дома, стоявшие за бело-чёрным горизонтальным дорожным знаком с названием города.

– Фух, чёртова тёрка, – процедила девушка. – Хоть навигатор включай для объезда единственной дороги!

Через несколько десятков метров надпись на железном полотне стала доступной для прочтения: “ЕСЛИБЫВСК”.

– Если бы, если бы, если бы, Еслибывск! – нервно и одновременно насмешливо протараторила блондинка.

Андрею же было не до шуток: перед прибытием в незнакомое место с крайне странным названием его охватило небольшое напряжение. “Еслибывск… Если бы… Если бы… Если бы…” – прокрутил он в своей голове.

Сразу за знаком с названием города, как это часто бывало в России в связи со сменой административной принадлежности, дорога стала куда более ровной. Кабриолет перестало трясти, он не подпрыгивал и лишь изредка то попадал в слегка продавленную многочисленными колёсами асфальтовую колею, то выбирался из неё. Невзирая на это, водитель ощутимо прибавила ходу.

Слева и справа от трассы замелькали одно- и двухэтажные дома с собственными дворами. По прикидке владивостокца, участки были некрупными – вероятно, стандартного размера, в шесть соток. Практически каждый хозяин обладал своим гаражом, благодаря чему у заборов не наблюдалось ни одного припаркованного автомобиля. Крыши по цвету делились в основном на две категории: малиновые – как любили в европейской части России, и синие – как любили в азиатской.

Из-за быстрой езды приморцу лишь на третьем по счёту доме удалось разглядеть адресную табличку: “улица Несосланных Энтузиастов, 176”. Андрей слышал, что улица с почти таким же странным, завораживавшим названием “Шоссе Энтузиастов” находилась в Москве, но происхождением его никогда не интересовался, поэтому даже не мог предположить, ни в чём суть энтузиазма, ни куда должны были быть сосланы обладавшие им люди (шоссе Энтузиастов – бывший Владимирский тракт, переименованный в 1919 году наркомом просвещения РСФСР Луначарским в честь политических заключённых, которых царские власти отправляли пешком в сибирскую ссылку по этой дороге. – Прим. автора).

Стоило дальневосточнику опустить глаза, как кабриолет, притормаживая, размашисто завилял – и в стороны от автомобиля отпрыгнули кудахтавшие курицы.

– Ещё курей тут не хватало! Ядрён совиньон! – оторопела блондинка. – Не город, а колхоз какой-то!!

Реакция попутчицы только рассмешила приморца, ничуть не удивлённого шастаньем несушек в частном городском секторе, ведь жившим в нём россиянам, включая Андрееву бабушку, было свойственно разводить домашнюю живность. “Вот если бы, – вообразил владивостокец, – кабриолет с леди в красном платье внутри врезался бы в коз, тогда точно стало бы не до веселья, а так – курам на смех!”

Разволновавшаяся девушка заметила сарказм пассажира, но ничем язвительным не ответила. Красотка лишь смерила молодого человека прищуренным взглядом, после чего притопила педаль газа.

Резво ускорившийся “Мерседес” вызвал неподдельный интерес водителей двух встречных легковушек: оба мужчины маятниками глядели то на белый автомобиль без крыши, то на трассу впереди.

– Смотрят! Щас всех кур передавят! – с издёвкой прокомментировала поведение зевак блондинка.

Отклонившаяся влево дорога привела к новым рядам частных домов, за которыми показались светло-бежевые четырёхэтажные панельные здания с остроугольными серыми крышами, и высившемуся на обочине огромному рекламному щиту, чью синюю поверхность украшала размашистая жёлтая надпись: “Добро пожаловать в Еслибывск – город сослагательного наклонения (категории глагола, выражающей возможное действие. – Прим. автора)! Вам бы попробовать быть как дома!”

– Будешь тут! Сами живите в своём курятнике! – возмутилась водитель.

Владивостокца её негодование развеселило вдвойне, поскольку по стремительно приближавшемуся перекрёстку с улицей Сибирских Метрополитенов – о чём гласил дорожный знак, – тоже бродили несушки в большом количестве. Правда, приморец совсем не понял, почему в уличном названии фигурировало множественное число, ибо в Сибири существовало единственное метро, новосибирское, в вагонах которого, как было широко известно, висели плакаты с правилами русского языка и стихотворениями выдающихся поэтов. Вряд ли омская подземка, состоявшая из одной станции “Библиотека имени Пушкина”, могла, по Андрееву мнению, считаться полноценной.

Едя по главной дороге, девушка ещё прибавила газу, чтобы одним лишь шумом кабриолета распугать крылатую свору, оккупировавшую зебру. Едва десятки куриц осознали исходившую от белого монстра опасность и начали вприпрыжку разбегаться, молодой человек истошно закричал “Стой! Стой!!” Испугавшаяся ора блондинка нервно ударила по тормозам. Через секунды послышался пронзительный мужской вопль.

Вжавшийся в сиденье владивостокец тысячу раз был благодарен сам себе из-за того, что пристегнул ремень безопасности – в противном случае, он с лёгкостью впечатался бы лицом в лобовое стекло “Мерседеса”. Красотка же, также пристёгнутая, заёрзала на водительском месте словно ужаленная пчелой: девушка то прожигала взглядом пассажира, то вытягивала шею и тщетно пыталась заглянуть за капот.

Натужно вздохнув, Андрей первым избавился от ремня, грубо оттолкнул дверь и ринулся мимо машины к левой обочине: в полуметре от неё лежал парень, рядом с которым валялся автомобильный руль. Часто вздымавшаяся грудь была беспорядочно облеплена белыми перьями, одежда не порвана, кеды оставались на ногах, кровь как на теле, так и на асфальте, отсутствовала, ссадин на руках и голове не виднелось.

– Жив? – спросил дальневосточник, приподнимая ладонью мужскую голову, покрытую жгуче-чёрными, будто смола, волосами.

– Врроде да-а… – тихо заикнулся находившийся в состоянии шока худющий юноша с впалыми скулами и большими круглыми чёрными глазами.

Вышедшая из кабриолета водитель замерла и поинтересовалась издали:

– Что с ним??

– Да вроде цел, – пожал плечами Андрей.

Обнадёженная девушка осторожно прошагала к пострадавшему:

– Точно?

– Да т-точно, точно, – опёрся на локти неизвестный, чья одежда задралась в нескольких местах: сжавшиеся гармошкой края тёмно-синих джинсов обнажили голени над чёрными носками, а скатанные рукава превратили светло-серую футболку в майку. – Точнее не бывает…

Пассажир окинул взором кабриолет:

– Хм, машина тоже вроде цела. Что ж случилось-то?

– Я… Я… Я подъезжал к перре-крёстку, увидел за дерре-вьями чикенов (вольное произношение английского слова “chiсkens”, переводящегося как “курицы”. – Прим. автора), стал на них кричать, прог-гонять с дорог-ги. Тут вдруг шум маа-шины, чикены взбесились, стали прыгать, визг торр-мозов прямо рядом со мной, я резко торр-мознул, стал сдавать назад, наехал на чикена, коле-со прокрутилось – я перревернулся, закричал…