Следом Винбарр передал ему чашу с тёмной жидкостью:

— На, выпей. Этот Праздник будет долгим…

Катасах выпил. Дина потянула его куда-то за камни.

***

Винбарр вновь посерьёзнел и продолжил смотреть в зал.

Дердре сидела с откинутой головой и широко расставленными ногами, между которыми притаилась рыжая девица. Дердре подмигнула ему и жестом предложила присоединиться. Он улыбнулся и прикрыл глаза.

— Ну как хочешь, — пожала плечами Дердре и снова откинула голову.

Жрецу становилось не по себе. Чем сильнее была сегодняшняя луна, тем меньше человека оставалось в нём. Винбарр снова сделал глоток, провёл широкой ладонью под поясом штанов и вышел в зал. В одной из галерей уединились Данкас с Гленданом, и их глаза нехорошо мерцали из мрака. Данкас то и дело вскрикивал.

— Не теряет времени, — улыбнулся жрец.

Вокруг всё громче раздавались взрывы хохота, и всё чаще слышались томные призывы. Винбарр начинал нервничать.

Вдруг раздался шорох босых ног, и в пещеру вошли Люди Тени. Они рассыпались по залу, как горох, и запечатали все выходы. Вслед за ними появилась и хранительница мудрости. Ей тут же протянули чашу.

— Ещё чашу, — велел Винбарр, не сводя глаз с маленькой фигурки среди камней, окружённой монолитными и ядовитыми, как кораллы, детьми её клана.

Его большой рот разъехался в улыбке. Он хрустнул плечами и медленно пошел в её сторону. Мев омыла руки, выпила залпом чашу, улыбнулась и тут же двинулась в сторону Дердре, попутно оставляя на полу одежду, которую тут же подхватывали её верные спутники. Она смотрела в сторону Наивысочайшего, поддельно надув губы, а чёрные глаза её хулигански смеялись.

Она пяткой оттолкнула рыжую девицу, схватила Дердре за волосы и села ей на колени. Дердре зашипела и дёрнулась. Мев впилась в неё поцелуем и опустила руку вниз.

Винбарр поднял брови и остановился.

Люди Тени разбрелись по залу, не сводя взгляда с присутствующих, и тихо перешёптываясь между собой.

— Ешьте и пейте. И берите, кого хотите, — промурлыкала Мев, играя с грудью Дердре, колени которой дрожали.

Катасах хотел опередить Винбарра, но не успел. Он смотрел, застыв, на хранительницу мудрости, чьи волосы ещё были вздыблены после «церемонии тупого серпа». «Тупого Катасаха», — улыбнулся целитель. Мев увлеклась Дердре и не сразу заметила подкравшегося к ней Наивысочайшего. Винбарр склонил к ней рогатую голову и мягко проговорил:

— Даже не поздоровалась.

Мев притянула к себе его лицо и поцеловала в лоб. Он закрыл глаза.

— Ты — моё небо.

— Ты — моя земля.

Винбарр подхватил её на руки и понёс в сторону галерей. Дердре, как ни в чем не бывало, позвала свою чашу.

***

Дина молча поставила перед собой две полные чаши. Катасах застегивал штаны.

— И часто у вас тут такое?

— Раз в год, — тихо сказала Дина. — Но мне — что раз в год, что каждый день… Одинаково больно.

— У тебя очень красивая грудь.

— Спасибо.

— Ты не подумай, я вижу много женских грудей, когда ищу Красного Червя. Есть, с чем сравнить.

— Угу.

Они молча стукнулись чашами и выпили. Катасах горько усмехнулся:

— Ты часто принадлежишь другим?

— Нет, никогда. Только Ему. Я — Его.

— А сейчас это что было?

— Гостеприимство. Ты его Близкий. Тебе — можно.

***

В тёмных галереях волнами накатывали вздохи, шёпот и сладкие, как тростниковый сок, стоны. Мев бежала наощупь, свободная от одежд, кутаясь в темноту и чужую похоть. За ней неотступно шёл Наивысочайший, следуя нежным нитям запаха хранительницы мудрости и возмутительным цветам её пряного желания.

Мев неслась ланью среди сталагмитов, выгибая грудь навстречу цветам кварца и перепрыгивая жмущиеся парочки. То ли её улыбающийся рот усиливал желание, то ли желание — углубляло улыбку… Винбарру уже было не смешно. Он видел танцующую фигурку перед собой и пытался ухватить её зыбкие очертания. Он ждал её ошибки. Маленькой, сразу определявшей исход. И наконец Мев споткнулась.

Спустя мгновение воин-жрец уже вцепился в неё и недовольно прорычал:

— Тебе не сбежать!..

— А не тебе ловить, Наивысочайший. Захочу — поймаешь. Захочу — поймаю, — она смотрела на него бесстыжими чёрными глазами, и каждое слово было словно плевок.

Винбарр в бешенстве схватил её за шею, но Мев вывернулась, засмеялась и помчалась дальше. Жрецу снова становилось не по себе. Чем ближе была Мев, тем шире открывалась пасть самой Бездны навстречу ему.

***

Мев с удовольствием смотрела как Винбарр снимает штаны, и как тусклые огни бликуют на гладких пластинах угловатого тела. Хранительница мудрости искренне любила каждого, с кем оставалась наедине. Она отметила, что на этот раз в ней меньше трепета, а у него — крепче панцирь. После недавних церемоний его глаза мерцали холодным светом. Мев провела пальцами по его губам и прижала свои бёдра к нему. Он накрыл её грудь своей рукой, разворачивая другой к себе. Мев скосила глаза.

— Заходи, чего стоишь.

Из темноты проявилась фигура Данкаса.

— Ничего, я подожду.

— Он подождет, — Винбарр начал водить крючковатым пальцем по коже Мев, слегка царапая её.

Мев поймала его губами и немного прикусила, Винбарр не сдержал довольного ворчания.

— Ты — моя земля.

— Ты — мое небо, — Мев схватила его за амулеты и притянула ближе к себе.

Он охотно подался навстречу, чиркая по каменному полу пластинами на теле. От запаха мускуса и чего-то густого сам воздух, казалось, был пьяным.

Хранительница мудрости читала про себя молитву к en on míl frichtimen, просила земли и плодородия для острова, побольше мозгов для своего меча, благодарила братьев-Хранителей за то, что Винбарр был в относительно человеческом обличье, но мысли снова возвращали её к целителю. Она уже начинала видеть очертания знакомой улыбки, но видение разбил Винбарр: над улыбкой Катасаха горели нездешним огнём глаза Наивысочайшего.

— Ты — моя земля, — напомнил он.

Огромной лапой Винбарр мягко сжал её руки за спиной и зашептал свои молитвы, едва касаясь губами изнемогающей Мев. Один за другим загорались световые корни в их телах по линиям позвоночника.

Данкас тяжело дышал и что-то бормотал.

Чем сильнее Мев стремилась разомкнуть объятия, тем настойчивее и непреклоннее становились ласки Винбарра. Его могучее тело с трудом сдерживало рвущегося наружу Хранителя, и хранительнице мудрости стоило немалых усилий нести ему покой и ласку своими прикосновениями.