Такое великолепное развлечение, как графское охота, было редкостью в скучной и пустой жизни местных сеньоров. И поэтому прекрасные дамы, желая продлить краткое, но чудесное веселье, упросили сеньора де Леруа устроить после Рождества роскошный праздник с представлениями и танцами. Сеньор де Леруа охотно дал согласие. Его пышный двор славился добрыми пирами и незабываемыми празднествами, которые подчеркивали величие и могущество гордого сеньора.

Весть о предстоящем празднике разнеслась по всей округе, и в назначенный день к великолепному замку графа съехалось множество разодетых гостей из соседних владений.

Невероятно прекрасный замок графов де Леруа не имел ничего общего с убогими, полуразрушенными, древними замками остальных сеньоров. Это монументальное, огромное здание сияло чистотой и новизной и подавляло своим пышным величием. На фоне окрашенного закатными лучами неба вырисовывались массивные башни с черепичными крышами и длинные зубчатые стены. Багряные лучи ласкали новую, яркую черепицу, одевая крыши пылающим золотым покровом. Гуляя по толстым, крепким стенам, можно было видеть чудесные, мирные пейзажи: спокойные воды реки, в которых зимой отражались голые, черные ветви деревьев, а осенью падали высохшие, умирающие листья; убегающие вдаль тихие равнины, теряющиеся в море пушистых, белых облаков; далекую, едва различимую синеву таинственного, полного ночных чудес леса… Тяжелые ворота замка были покрыты вычурной, искусной резьбой. Над островерхими крышами, подобно стае диковинных райских птиц, парили и плескались на ветру бесчисленные, разноцветные штандарты и знамена. Графский замок был похож на чарующее, волшебное видение. Его капризный силуэт отражался в зыбких водах реки. И нельзя было понять, какой из двух замков настоящий. Ибо жилище знатного сеньора было так прекрасно, что казалось порождением самой дерзкой фантазии или сладкого сна!

Внутри гостей встречал такой же удивительный блеск, как и снаружи. Начищенные полы и высокие потолки были расписаны яркими узорами. Стены были увешаны чудесными шпалерами, выполненными руками искусных мастеров. На каждой из них зрителей встречал драматичный библейский сюжет, нарисованный с потрясающим изяществом. О чудо! Здесь можно было увидеть даже толстые книги в драгоценных, усеянных сверкающими камнями, переплетах. Их страницы покрывали очаровательные миниатюры, изображающие сцены из крестьянской или, напротив, придворной жизни, и наивные пейзажи с картинами разных времен года. Утром огромные залы были пронизаны золотистым солнечным светом, вечером их освещал дрожащий, неровный огонь факелов и свечей.

В главной зале, на высоком троне с резной, изящной спинкой торжественно восседал сам Гильом де Леруа, милостиво принимая приезжавших гостей. Он был облачен в великолепное алое одеяние, сверкавшее роскошью и пламенеющей красотой. Длинные рукава небрежно падали на подлокотники кресла, поза графа была полна пленительной грации и непринужденности. По губам скользила тонкая улыбка. За троном сеньора де Леруа скромно стоял его сын, повсюду сопровождающий графа, как тень.

Благородные гости съезжались отовсюду. Казалось, замок Леруа привлекал разодетых дам и сеньоров подобно тому, как яркий светильник влечет к себе ночную мошкару. В числе приглашенных прибыли и барон с баронессой де Кистель. Приехал сеньор де Сюрмон со своими юными дочерьми, одетыми в простые белые платья, в сопровождении воспитателя девиц, брата Жозефа. Из монастыря Сен-Реми прибыл только сам аббат со своим молодым гостем, Жилем дель Манжем. И еще множество других жителей этих мест.

Как только все приглашенные оказались в сборе, Гильом де Леруа знаком велел начать праздничное представление. Под благосклонные приветствия на середину залы выбежали актеры, облаченные в длинные светлые костюмы, усеянные дешевыми безвкусными блестками. Они представляли куртуазную мистерию, в которой трое благородных рыцарей добивались любви Прекрасной Дамы. Они горячо пререкались, доказывая силу своих чувств, сражались на деревянных мечах и пускались в бесконечные странствия, чтобы подвигами и немыслимыми обетами заслужить благосклонность своей избранницы. На все эти бесчисленные приключения с наигранной улыбкой взирала миловидная актриса в синем плаще и с невероятно высокой короной на голове. Актеры торжественно декламировали напыщенные, тяжеловесные стихи и делали преувеличенные, картинные жесты, пытаясь изобразить ужасные страдания влюбленных.

- Это так красиво! – восклицала Клэр де Сюрмон, восторженно сверкая глазами, и дергая за рукав стоявшего рядом с ней Жиля. – Их костюмы такие блестящие! О, каждая дама мечтала бы, чтобы ее любви добивались с таким рвением!

- Это пустяки, дорогая Клэр, - мягко улыбался горожанин. – В Валансьенне я видел куда более красивые представления. Там были танцующие струи фонтанов, спускающиеся с небес ангелы и огнедышащие драконы!

- О, что вы говорите! Да неужели?

Равнодушно взиравший на мистерию граф Леруа жестом подозвал к себе брата Жозефа и тихо спросил:

- Как вы находите это зрелище?

- Монсеньор граф хочет услышать похвалу своим актерам или правду? – улыбнулся монах.

- Мой дорогой Жозеф, у меня есть множество придворных льстецов, от которых я каждый день слышу пустые и лживые похвалы. Если я обратился к вам, значит мне понадобилось правдивое суждение об этом представлении.

- Я нахожу, что стихи ужасны, а костюмы актеров настолько безвкусны и нелепы, что на них тошно смотреть, - искренне ответил сарацин.

- Признаться, я и сам так думаю, - согласился граф де Леруа. – Что поделать… В этой глуши трудно найти порядочного рифмоплета.

- Их везде трудно найти, - отозвался монах.

Тем временем, бесконечное представление подошло к концу. В итоге выяснилось, что одного из рыцарей звали «Желание», а другого – «Сладострастие». Дама же досталась третьему, звавшемуся «Небесной любовью», ибо она представляла собой аллегорию Девы Марии. Высокая мораль мистерии гласила: «Не следует искать земных, обманчивых наслаждений. Нужно обратить свои помыслы к Небесной любви. Лишь это способно принести человеку спокойствие и счастье».

Доиграв представление, актеры покинули залу, сопровождаемые возгласами всеобщего восторга и восхищения.

Их место тут же заняли музыканты, и начались долгожданные танцы. Граф Леруа сам открыл бал, пригласив блистательную баронессу де Кистель. Красивые, изящные и грациозные, они составили прекрасную пару.

Многие молодые сеньоры обратили свое внимание на девиц де Сюр-мон. Но Бланш упорно отвергала все приглашения, и скоро ее оставили в покое. Клэр, напротив, с радостью бросилась в водоворот музыки, смеха и развлечений, упиваясь волшебной атмосферой вечера.

Неровный свет свечей, мешавшийся с последними лучами заката, скользившими по зале, озарял это странное зрелище. Серебристые искры время от времени пробегали по полустертой позолоте провинциальных нарядов. Платья отличались безвкусной, кричащей роскошью. Движения дам и кавалеров поражали изяществом и механической размеренностью. Равнодушно встречались потухшие взоры и холодные руки. На бледных лицах играли натянутые улыбки. Наигранный смех и оживленная беседа прикрывали бездонную пустоту и жестокую, пожирающую умирающие сердца, скуку… Они были похожи на блестящих кукол, внутри которых сломался странный, искусный механизм. И теперь в их движениях нет ни прежнего огня, ни жизни… Застывшие лица напоминали раскрашенные маски актеров, прячущих под фальшивыми драмами подлинную, глубокую тоску своей опустошенной души… Изящные кавалеры и дамы кружились по зале, подобно ярким опавшим листьям, которые злой осенний ветер стремительно уносит неведомо куда…

После танцев хозяин любезно пригласил всех к ужину. В соседней зале большие деревянные столы ломились под тяжестью различных угощений. Здесь было множество блюд с зажаренной дичью, высоких, увенчанных искусными фигурками, пирогов, ароматных сладостей и доброго вина. Граф собственноручно разрезал самый красивый пирог, и из него выпорхнула стайка маленьких птичек, что очень позабавило и насмешило гостей.