Она лелеяла в своем неспокойном сердце мечту о великом Саладине, как дивный и экзотический цветок. Он был с ней повсюду. Воздух был полон его дыханием, он охранял ее сон, во тьме она чувствовала его легкое, едва ощутимое прикосновение к своему пылающему лбу. Бланш бредила великим государем и его далекой, сказочной страной. Для нее давно умерший властитель был живее, чем все окружающие ее люди!

Пока ее младшая сестра и другие молодые девушки мечтали о благородных христианских рыцарях, спасающих их от жутких великанов и огненных драконов, Бланш видела прекрасные сны, в которых ее похищала шумная и дикая толпа неверных. Они привозили ее, полуживую от страха, к справедливому государю и сажали под замок. Она видела себя закутанной длинным, тяжелым покрывалом, одинокую и печальную. Ее бросали на пол и обращались с ней жестоко. Но тут появлялся сам Саладин в блеске своего неземного величия и великодушия, и вся ее обида и злость рассыпались в прах. Сначала и он обращался с ней сурово и смотрел косо, но вскоре сердца их таяли, и в них разгоралась пылкая страсть. Трепеща, Бланш мечтала о жестоких ласках, которыми осыплет ее государь, о пышных гробницах его идолов, которые он ей покажет, о сияющих звездах его жаркой страны. Ей грезилось, как она будет сопровождать его в опасных походах, будет стараться заронить в его пылкое сердце свет истинной веры. Возможно, в конце концов ее пленят христиане и предадут жестокой, мучительной смерти. Она уже видела кровь и вздрагивала от воображаемой боли. Но девушка не боялась погубить свою бессмертную душу ради Саладина. Она жаждала соединиться с ним в круге ада, где уже никакому божественному промыслу не под силу будет разлучить погубившие друг друга души…

От этих осязаемых, безумных видений у Бланш кружилась голова, пылали щеки и дико колотилось сердце… Ей казалось, что еще немного, и она лишиться рассудка…

Но о чем бедная девушка могла мечтать в реальности? Все мужчины, которых она видела, делились на грубых и пьяных скотов, какими были большинство соседних сеньоров, и на юных, пустоголовых и манерных пареньков, какими были их сыновья. Ко всем к ним Бланш испытывала глубокое отвращение.

Ей нужен был мужчина, умеющий читать книги. Мужчина, вдохновенными рассказами которого она могла бы заслушиваться от заката до рассвета. Мужчина, в котором глубокий ум и безумные грезы сочетались бы с необузданной и страстной силой дикого зверя…

Не встречая его, Бланш все глубже тонула в своих опасных, туманных мечтах и двигалась к неминуемому безумию. Ее нервная, пылкая натура, не находя выхода в горячо необходимой любви и сильной страсти, проявлялась в истерической неуравновешенности и диких поступках…

Как раз в то время, когда Бланш находилось в таком мучительном и противоречивом состоянии, ее полудетский ум и пылающее сердце потрясло немыслимое и невозможное событие: в их замке появился настоящий сарацин!

12 Аль-Малик Ан-Насир Салах ад-Дунийа ва-д-Дин Абуль-Музаффар Юсуф ибн Айюб (1138-1193) – султан Египта и Сирии, основатель династии Айюбидов, выдающийся полководец и мусульманский правитель. Курд по происхождению. Европейцы называли его Саладином. На протяжении всего средневековья Саладин занимал воображение европейцев.

========== XIV Желания ==========

И рассмотрев все, привлекающее обычно влюбленных,

я почел за наилучшее вступить в любовную связь именно с ней.

Пьер Абеляр «История моих бедствий»

Я смутно рассчитывал также, что приговор отдаст тебя в

мои руки, что в темнице я застигну тебя, что буду обладать тобой,

что там тебе не удастся ускользнуть от меня, что ты уже достаточно

времени владела мною, и теперь я, в свою очередь, овладею тобой.

Когда творишь зло, твори его до конца. Безумие останавливаться на

полпути! В чрезмерности греха таится исступленное счастье.

Виктор Гюго «Собор Парижской богоматери»

Сейчас же замолчи! Если ты назовешь его имя, я тут же все

покончу, я выпрыгну в окно! То, что ты держишь сейчас, останется

твоим. Но душа моя будет там, на вершине холма, прежде чем ты

еще раз притронешься ко мне.

Эмили Бронте «Грозовой Перевал»

Вопреки надеждам отца Франсуа, служба в замке де Сюрмон и общество людей не сделало брата Жозефа ни жизнерадостнее, ни счастливее. Напротив, его внезапная вспыльчивость и мрачное раздражение только усилились.

Что происходило в его замкнутом, сложном внутреннем мире? Какие новые драмы разыгрывались в выгоревшей и опустошенной душе сарацина?

Жозеф не обрел счастья, на которое он надеялся, к которому устремился, как к лучу света, прорезавшему окружающий его густой мрак. Странная внешность Бланш порождала множество фантазий и идей, но воплотить их в полной мере, предать им завершенную форму, он не мог. Что-то постоянно ускользало от взора художника, и это приводило его в бешенство и отчаяние… Он чувствовал свое бессилие и совершенно не понимал его причины.

К неуловимости облика Бланш вскоре добавилось нечто еще более нестерпимое. Однажды, пристально изучая движения и жесты девушки, сосредоточенно рассматривая линии ее фигуры, Жозеф внезапно ощутил, что его взгляд перестал быть взглядом бесстрастного живописца. Он впивался взором в каждую частицу ее воздушного тела уже не с вдохновением художника, но с пылом мужчины.

Это открытие жестоко потрясло его. Неужели он мог поддаться еще и этой безумной человеческой слабости?!

Увы, это было горькой правдой. Безмерно увлеченный своими художественными замыслами, сарацин не заметил того момента, когда огонь вдохновения смешался с пылом грубых плотских желаний. Когда он находился рядом с Бланш, его рассудок тонул в сладком, отравленном тумане. Ее случайное прикосновение, казалось, проникало в самые затаенные глубины его существа и заставляло его мучительно вздрагивать.

В конце концов, все эти нечистые мысли и лихорадочные ощущения настолько завладели Жозефом, что это стало сильно отвлекать его от уроков, месс и прочих обязанностей в замке. Это злило его. Это порождало новые страдания. Он предпочел бы избавиться от внезапно вспыхнувших желаний, как от осколка стекла, вонзившегося в руку.

В нем никогда не было холода и спокойствия уравновешенных натур. Он обладал пылким и страстным воображением художника и горячей кровью сарацина. В душе брата Жозефа давно уже не оставалось места чистоте и целомудрию.

Еще до того, как он принес строгий монашеский обет, Жозефу дано было познать чувственную любовь. Правда, эта старая история закончилась горьким и жестоким разочарованием в женщинах и в чувствах.

Но никакое разочарование не способно было убить жившие в нем южные страсти. На протяжении почти всей его мирной, спокойной и скучной жизни в монастыре, большую часть любовного пыла, дремавшего в его крови, пожирали витражи. Жозеф отдавал слишком много сил и страстного вдохновения своему искусству.

Но, к сожалению, возвышенное и безумное искусство не могло вместить всех темных желаний, скрытых на дне его существа. И запертого в четырех стенах сарацина постигла участь многих несчастных монахов, истерзанных скукой и бездельем. Его праздным воображением завладели самые дикие и невероятные сны и видения. В этих уродливых снах и душных грезах Жозеф становился частью того странного и абсурдного мира, который жил в нем. Изображенные им святые и мученицы превращались в его возлюбленных и соблазнительниц, уводя его в страну запретного сладострастия и преступных наслаждений…

Он не искал встреч с настоящими женщинами из плоти и крови. Вовсе не потому, что строго и ревностно относился к своим обетам. Они были для Жозефа не больше, чем мертвыми и лишенными смысла клятвами. Но боль прошлого была слишком сильной. Да и на что он мог надеяться? Все женщины в этих краях питали к нему непреодолимое отвращение и безумный страх, как к язычнику и дьяволу. Даже самая невзрачная и бедная крестьянка убегала при его приближении, испуганно крестясь или закрыв лицо руками.