В этой же газете была помещена аналитическая статья о том, что на предстоящих выборах ни одна из политических партий не имеет шансов получить решающее большинство мандатов в рейхстаге. Политика Штефану была до лампочки, поэтому редакционную статью он не прочел, а заметку с упоминанием своей персоны аккуратно вырезал и положил в отдельную папочку. У него имелся и плакат фильма, где на первом плане красовались главные герои ленты: полководец, цезарь и вымышленная царица из южной провинции, а на втором плане в верхнем правом углу были живописно изображены персонаж Штефана и лев.
В настоящее время плакат этот является полиграфическим раритетом, единственный известный экземпляр хранится у вышеупомянутой партнерши Штефана Гертруды Коопен. Он был дорог ей как память, и она наотрез отказывалась с ним расставаться. Остальные постеры картины считаются утерянными.
Из интервью Гертруды Коопен, 1984 год
Старушка с гордостью продемонстрировала интервьюеру плакат картины «Львы Колизея».
– Думается, что это единственный сохранившийся экземпляр, – с гордостью сказала она.
Гертруда Коопен проживала в доме престарелых под Дрезденом. С годами она не утратила интереса к происходящему в стране и мире и с энтузиазмом вела кружок юных кинематографистов в местном дворце пионеров.
На частые вопросы о том, как ей удалось не располнеть и сохранить безукоризненную фигуру, озорно и лаконично отвечала: «Жрать надо меньше». Гертруда Коопен с готовностью согласилась побеседовать со специально приехавшей для этого берлинской киносъемочной группой. Продемонстрировав плакат, она с лукавой улыбкой указала на девушку в голубой тунике. Затем актриса аккуратно свернула ветхий лист бумаги в специальный постер и продолжила свое увлекательное и предельно откровенное повествование:
– Доказательств у меня, разумеется, не было, но до сей поры меня гложут сомнения в том, что произошедшее было случайностью. Мой первый муж был известным цирковым дрессировщиком, наш брак не сложился, он изводил меня своим недоверием и беспочвенными приступами ревности. Возможно, причина в разнице в возрасте, он был старше меня на сорок лет. В тот раз объектом его немотивированных подозрений стал неприметный декоратор, это был Штефан. Не могу понять, как этот старый дурак догадался. Вы и представить себе не можете, как я испугалась, когда увидела Штефана в клетке с хищником! К счастью, все обошлось, льва удалось отогнать струей из брандспойта. А если бы брандспойт был неисправен? Такое случается…
Одним словом, я сочла за лучшее развестись с мужем. Позже ШШ, так все называли Штефана, утверждал, что именно этот эпизод был воссоздан в американской картине «Шапито» великого Маленького Бродяжки.
Но точно я вам этого не скажу, ШШ был мастером придумывать различные небылицы и мистификации. Маленький Бродяжка являлся кумиром ШШ – это мне известно доподлинно. Он вообще бредил американским кинематографом. Позже ШШ стал заниматься авторской эротикой, и дела его пошли в гору. Некоторые ошибочно называют эти ленты порнографическими, но это неверно – ШШ старался проникнуть в психологию своих героев.
Конечно, на его творческом пути встречались и недоброжелатели, особенно из числа искушенных кинокритиков и теоретиков кинематографа. ШШ нередко упрекали в излишней вульгаризации и упрощении его кинообразов и сюжетов, однако Штефана эти нападки не особо беспокоили: его малобюджетные картины пользовались бешеным успехом у определенной части публики, а это для него было главным критерием фильма.
Из того же интервью
– Вообще, надо сказать, что Штефан был прирожденным кинематографистом, основной его реальностью было пространство студийного павильона, жизнь за его стенами всегда представлялась ему чем-то далеким и не совсем реальным. Мой давний приятель кинокритик Рихард Волф даже выдвинул теорию о том, что очарование этих вульгарных и дурацких в своей первооснове плотских киноисторий, таких как «Гимназистки на каникулах», заключается в абсолютной вере их автора в реальность происходящего.
– Кстати, вы случайно не знаете, куда этот Рихард Волф делся? Нет? Я тоже. Много людей куда-то подевалось. Но я отвлеклась, – спохватилась Гертруда Коопен и продолжила свой рассказ: – Это был особый, недооцененный вид кинематографа, получивший развитие позже, в семидесятых годах. Это, к примеру, «Последний хоровод в Париже». Секс очень важен для человека, и художнику не следует обходить его молчанием. Я сама снялась в «Ласточках на жердочках» и «Сочных устрицах». В этом не было ничего зазорного. В фильмах ШШ была некая элитарность. Они демонстрировались абсолютно легально в кинотеатре «Форум», там собирались представители берлинской богемы, как сказали бы сейчас, андеграунда. Может, мне и не стоит этого говорить, но как тогда его кинематограф оказался под запретом, так и сейчас он был бы не востребован в ГДР. Ах, если бы ШШ не сожгли, возможно, порнография была бы признана отдельным видом кинематографа.
Гертруда Коопен помолчала, а потом с горечью поделилась сокровенным:
– На самом деле он меня жестоко обманул. Это я должна была сниматься в «Девушке и Драконе», но ШШ увлекся этой нацистской карьеристкой и вероломно отдал мою роль ей. До сих пор не могу этого простить… Нельзя верить режиссерам! Скотина, – с любовью произнесла постаревшая кинодива.
С Гертрудой вышло по-свински, это правда, вспомнилось Штефану, но я ничего не мог с собой поделать. Возможно, она и подходила на главную роль в «Девушке и Драконе» и была уверена, что эта роль достанется именно ей, но, если быть до конца честным, Лорелей получила ту роль по праву. Именно в момент нашей первой близости мне привиделся кадр из моей главной фильмы.
Перисто-слоистые облака сделались окончательно прозрачными, и сквозь них отчетливо проступило солнце. Облака, как и воспоминания Штефана, не прекращали своего размеренного движения по небосклону.
Я и оглянуться не успел после того, как выбрался из клетки со львом, а моя жизнь чудным образом изменилась в лучшую сторону. Предложения сняться в эпизодах поступали с завидной регулярностью, и меня даже стали узнавать на улицах. Больших ролей не предлагали, что меня не очень-то и расстраивало. Я мечтал о карьере режиссера и сделал свой первый маленький шаг в этой профессии.
Тогда я нашел себе и новое жилье – переехал с Шинхаузеаллеи из комнаты с сортиром на лестничной клетке в трехкомнатную квартиру на Ноллендорфплатц.
Единственный раз в моей жизни мне помогли еврейские корни: я снял квартиру у фрау Густавы, давней знакомой моей покойной матери.
Фрау Густава была вдовой ветерана большой войны, известного художника Франса Либерта. Вдова классика знавала времена и получше, но и к моменту нашей встречи не бедствовала. На первом этаже принадлежащего ей дома она с обнаружившейся в ней предприимчивостью открыла кафе под названием «Люмьер». Фрау Густава была синефилкой, что не мешало ей замечательно готовить. Сама она занимала квартиру на втором этаже, а просторную мастерскую своего мужа на третьем решила сдать. Как она мне сказала, решение это было связано не с недостатком денег, на жизнь ей хватало пенсии и доходов от заведения, просто ей было грустно от того, что пространство, предназначенное для творчества, попусту простаивает.
Странная фантазия: она хотела сдать жилье знакомому, и обязательно еврею. При встрече она поинтересовалась, религиозен ли я. Забавная тетка, забавный вопрос!
Я откровенно ответил отрицательно. Данный факт ее разочаровал, но то, что я имею отношение к кино, ее несколько утешило. Свои фильмы я предпочитал ей не показывать, все же она человек старой закалки.
Она наотрез отказывалась готовить свинину, но с этим у меня проблем не было: свиные рульки я ходил есть в «Место встречи» на Кантштрассе. Там их готовили не хуже, чем моя мама.
Через какое-то время после окончания войны один умный предприимчивый швед придумает магазин ИКЕА, где сборную мебель и предметы обстановки можно будет приобрести по весьма сносной цене. Но в то время разрушение человеческого быта еще не приняло необратимого характера, каким оно сделается очень скоро, и потому особой нужды в ИКЕА еще не было. Несмотря на это, мне удалось обставить свое жилье недорого, но весьма комфортно и со вкусом.
