Обычно мальчики играли только между собой, но иногда мы позволяли нашим сестрам присоединиться к нам. Мальчики и девочки играли вместе в такие игры, как ndize (прятки) и icekwa (салочки). Но больше всего мне нравилось играть с девочками в игру, которую мы называли khetha, или «выбери-кто-тебе-нравится». Это была не столько организованная игра, сколько импровизированное развлечение. Мы подходили к группе девочек нашего возраста и требовали, чтобы каждая из них публично выбрала мальчика, который ей нравится. Правила игры диктовали, чтобы выбор девочки всеми строго уважался. Как только она выбирала своего фаворита, у нее было право свободно гулять в сопровождении того счастливчика, который ей нравился. Но девочки были гораздо сообразительнее нас, глупых парней, и часто, посовещавшись между собой, они по сговору все вместе выбирали одного мальчика (обычно это был самый простецкий, ничем не выдающийся среди остальных парнишка), а затем дразнили его.

Самой популярной игрой среди мальчиков было соревнование, которое называлось «тинти». Как и большинство мальчишеских игр, оно чем-то напоминало военное сражение. Мы разбивались на две команды, брали две палки и прочно втыкали их в землю в вертикальном положении на расстоянии около ста футов друг от друга. Они играли роль мишеней. Цель игры состояла в том, чтобы каждая команда, бросая палки, сбила мишень противника. Каждый из нас защищал свою мишень и всячески мешал другой стороне забрать брошенные палки. Повзрослев, мы стали организовывать такие соревнования с ребятами из соседних деревень. Отличившиеся в этих сражениях вызывали большое восхищение у своих сверстников. Они чествовались, словно генералы, одержавшие знаменательные победы во время войны.

После игр я возвращался в крааль своей матери, где она готовила ужин. Если отец в свое время рассказывал нам об исторических битвах и героических воинах народа коса, то мать очаровывала нас легендами, притчами и сказками народа, которые передавались из поколения в поколение. Эти истории будили мое детское воображение и, как правило, содержали какой-нибудь нравственный урок. Я вспоминаю сказку, которую рассказала нам мама, об одном путешественнике. К нему подошла старуха с ужасными катарактами глаз и обратилась с просьбой о помощи. Путешественник, однако, отвел глаза и не стал ничего делать. Тогда старуха подошла к другому мужчине и попросила его протереть ей глаза. Хотя это была неприятная задача, мужчина сделал так, как просила несчастная. После этого внезапно с глаз старухи пелена чудесным образом спала и старуха превратилась в молодую красивую девушку. Мужчина женился на ней и стал богатым и преуспевающим. Это весьма простая история, но ее суть очевидна: добродетель и великодушие будут вознаграждены способами, о которых никто заранее не может знать.

Как и все дети народа коса, я приобретал знания главным образом в результате наблюдения за окружающим миром. Нам приходилось учиться путем подражания, а не с помощью ответов на свои вопросы. Когда я впервые оказался в доме белых, я был ошеломлен количеством и характером вопросов, которые дети задавали своим родителям, и неизменной готовностью их родителей дать на них ответы. В моей семье вопросы считались досадной помехой. Взрослые сообщали нам, детям, информацию, исходя из того, что они посчитают нужным.

Моя жизнь, как и у большинства представителей народа коса, в то время определялась традициями, ритуалами и табу. Это было альфой и омегой нашего существования, и необходимость строго следовать им не вызывала у нас никаких сомнений. Люди шли по пути, проложенному для них их отцами; женщины вели тот же образ жизни, что и их матери. Без всяких объяснений со стороны окружающих, исключительно путем наблюдения я вскоре усвоил простые правила, которые регулировали отношения между мужчинами и женщинами. Я обнаружил, что мужчина не может входить в дом, где недавно родила женщина, и что новобрачной положено появляться в своем новом доме лишь после весьма сложной церемонии. Я также узнал, что пренебрежение памятью своих предков приносит в жизнь виновника несчастье. Если вы каким-то образом обесчестили своих предков, единственный способ искупить свою вину – это посоветоваться со знахарем или старейшиной племени, которые могут пообщаться с обиженными предками и принести им глубокие извинения. Все эти воззрения казались мне совершенно естественными.

Мальчиком я встречал в Цгуну мало белых людей. Местный магистрат, конечно же, был белым, как и ближайший к нам лавочник. Иногда через деревню проходили белые путешественники или полицейские. Они казались мне величественными, как боги. Я знал, что к ним следует относиться со смесью страха и уважения. Но их роль в моей жизни была сведена к минимуму, и я мало думал (если вообще думал) о белых людях в принципе или об отношениях между моим собственным народом и этими любопытными, но далекими от меня фигурами.

Единственным межклановым или межплеменным конфликтом в нашем маленьком мирке в Цгуну можно считать соперничество между членами клана амамфенгу, небольшое количество которых жило в нашей деревне, и другими представителями народа коса. Люди из клана амамфенгу мигрировали на территорию современной Восточно-Капской провинции после бегства от войск вождя зулусских племен Шаки в период, известный как «Мфекане». Это было время крупных сражений в 1820–1840-е годы, вызванных возвышением Шаки и зулусского государства. В этот период воины-зулусы стремились завоевать, а затем объединить под своим военным правлением все племена Южной Африки. Представители клана амамфенгу, которые изначально не являлись носителями языка народа коса, были вынуждены выполнять работу, за которую не брался ни один другой африканец. Они, в частности, работали на фермах и предприятиях белых людей, из-за чего издавна проживавшие здесь племена народа коса смотрели на них свысока. Однако люди из клана амамфенгу отличались трудолюбием, а в результате своих контактов с европейцами они часто были более образованными и склонными к восприятию западной культуры, чем другие африканцы.

Когда я был мальчиком, клан амамфенгу являлся самой передовой частью нашей общины, его представителей можно было часто встретить среди священнослужителей, полицейских, учителей, клерков, переводчиков. Они также были одними из первых, кто принял христианство, кто стал строить более удобные жилища и использовать для ведения сельского хозяйства научные методы. Члены клана амамфенгу были богаче своих соотечественников из народа коса. Они подтвердили аксиому миссионеров о том, что быть христианином – это значит являться цивилизованным человеком, а являться цивилизованным человеком – значит быть христианином. В то время по отношению к этому клану все еще сохранялась некоторая враждебность, но, оглядываясь назад, я бы приписал это скорее зависти к успехам его представителей, чем межклановой и межплеменной вражде. Эта местная форма трайбализма, проявлению которой я стал свидетелем в детском возрасте, была относительно безвредной. На том этапе я не встречал и даже не подозревал о жестоком соперничестве племен, которое впоследствии будет поощряться белыми правителями Южной Африки.

Мой отец не разделял местных предубеждений по отношению к амамфенегу и подружился с двумя братьями из этого клана, Джорджем и Беном Мбекела. Братья выделялись в Цгуну: они отличались образованностью и были христианами. Джордж, старший из этих двоих, был учителем на пенсии, а Бен – сержантом полиции. Несмотря на стремление братьев Мбекела обратить окружающих в свою веру, мой отец оставался в стороне от христианства и сохранил веру в Камату, Бога своих отцов, великий дух народа коса. Отец считался неофициальным священнослужителем и руководил ритуальным забоем коз и телят, а также совершал местные традиционные обряды в честь посадки и сбора урожая, рождения ребенка, вступления в брак, церемонии инициации, похорон. Племенем тембу не проводилось какой-то специальной церемонии для посвящения отца в сан священнослужителя, поскольку традиционная религия народа коса характеризуется целостностью, она не делает различий между священным и мирским, между природным и сверхъестественным.