Иногда Хват задавался вопросом: а какой могла быть его жизнь под началом другого Судьи? Не то, чтобы возникало желание сместить с должности и уничтожить. Просто сказывалась многолетняя привычка выстраивать умозрительные варианты будущего. Это помогало формировать далеко идущие планы. Хват легко мог бы уничтожить Судью, причем на вполне законных основаниях, не прибегая к ложным свидетельствам и сфабрикованным уликам. Чтобы сделать хотя бы один шаг в этом направлении, не хватало сущего пустяка – мотивации. На простейший вопрос «зачем?» ответа не находилось. Шефа Тайного сыска устраивала его нынешняя жизнь, и она едва ли сильно изменилась бы в дальнейшем, пожелай он посадить в судейское кресло другого человека. Но зачем? Хват не претендовал на это место сам, не выискивал потенциального соперника Судьи, чтобы предложить ему услуги, а затем обогатиться.

Выдернув вора из привычной криминальной среды, Судья сделал из него слугу и союзника, но душу Хвата привязать к себе не смог. Так и не возникло у шефа Тайной сыскной канцелярии собачьей преданности хозяину и благоговения перед ним. Иногда появлялась мысль подать рапорт и уйти на покой, заняться чем-то ради себя, но Хват понимал, что обратной дороги нет. Такая должность – пожизненное бремя. И речь даже не о том, что полномочия прекратятся только в момент смерти. Если по любым другим причинам не получится служить дальше, Судья не допустит, чтобы настолько информированный о его делах человек выпал из сферы влияния. И не сбежать, и не спрятаться. Отыщут и заставят умолкнуть навеки.

Поэтому Хват решил для себя так: пока отсутствует причина что-либо серьезно менять в жизни, пускай, все продолжается по-прежнему. При необходимости, у Хвата имелись несколько заготовок выйти из игры так, чтобы выглядело все вполне естественным образом. А пока следует выполнять задание и стараться не думать о том, что решение Судьи – притащить степняков в Великий Город – безумная затея. Хват знал о возможностях Вислоухого и допускал, что проклятый отверженец может аккуратно покопаться у него в голове и не оставить после себя следов. Ну, или почти не оставить.

У Хвата была одна особенность. Ее он заметил, еще будучи подростком, ошиваясь среди нищих бродяг, среди которых встречались иногда и отверженцы. Если на юного воришку кто-то воздействовал Даром, то у него тут же начиналось несварение желудка и страшно тянуло в отхожее место. Это сейчас Хват понимал, что получил от Ушедших щедрый подарок, неизвестно за какие заслуги доставшийся босоногому сироте. А тогда, он свою особенность всячески скрывал и стеснялся, списывая на малодушие и даже трусость. Понимание пришло после трагического случая, когда их маленькую банду заманили в засаду и всех до одного перебили. Как слепых котят.

На самом верху было принято решение о зачистке Великого Города от разного сброда. Действительно, грабили тогда нещадно, прямо среди белого дня. Могли и убить за новые сапоги. Поток торговцев из Срединных Земель сократился, казна Города недополучала солидную торговую подать. Тайной канцелярии было предписано в кратчайшие сроки решить эту проблему. Предполагалось, что мелкие воришки будут просто выдворены из Города без права возврата, а более серьезных правонарушителей ждали подземные казематы и скорый суд. Однако Тайная канцелярия не стала заморачиваться и поступила кардинально. В городе организовали ловлю на живца, были задействованы состоявшие на спецучете и получавшие казенное довольствие отверженцы. Операция проводилась по простой схеме. Закидывалась информация о богатом заезжем торговце, остановившимся в одном из постоялых домов. Роль торговца играл кто-то из отверженцев. На такую приманку, обгоняя друг друга, слетались любители легкой наживы из разных кварталов. Там их и ждали группы зачистки. Убивали всех, несмотря на возраст и пол. Потом ночью на закрытых телегах тела вывозили из города и сбрасывали в заранее выкопанные рвы.

Хвату повезло. Перед самым налетом жутко прихватило живот, и он так и просидел до утра в кустах. Сначала испражняясь, а потом трясясь от страха за свою никчемную жизнь. Да и потом, уже работая на Судью, эта пикантная особенность организма не раз оказывала ему хорошую службу. Но о таком, понятное дело, не рассказывают вслух.

Особенно тяжело пришлось во время экспериментов с Бяшкой. Понадобилось терпеть. После стольких лет службы, этого умения у Хвата было не занимать. Зато получил важный опыт. Но отверженец отверженцу рознь. Большинство действовало топорно со всей отмерянной им Доминией силой. В таких случаях кишечник Хвата работал как часы. Но были и такие виртуозы, как тот же Вислоухий, что в голову так залезут, что до последнего думать будешь, что сам осознанно принял навязанное извне решение.

Видимо, не без давления Судьи, Кар научил главу Тайной сыскной канцелярии определять, подвергался ли он малейшему воздействию Дара или нет. Проявлялось это только на следующий день в виде симптомов недомогания, схожих с теми, что возникают после употребления выпивки сомнительного качества. Рассказывая о степени проявления симптомов, Хват сознательно занижал свой порог чувствительности. Человеку никогда не на пользу, если о нем знают все, даже если это касается людей, считающихся союзниками.

Уже во время совместного путешествия по степи выяснилось, что полностью доверять Вислоухому нельзя. Желая добиться нужного решения от начальника, отверженец нет-нет, да и использовал Дар, будучи в полной уверенности, что это осталось незамеченным. Желудок Хвата не подводил, тут же спазмами сигнализируя своему владельцу о внедрении в сознание чужой воли. Однако приходилось играть по старым правилам. Хват терпел, и только на следующий день досконально анализировал собственное поведение и с высокой долей вероятности научился распознавать, насколько было сильным произведенное Каром внушение. Пока у Вислоухого не возникала идея залезть поглубже в мозги шефа Тайного сыска. Значит, ничего подозрительного отверженец не заметил.

…Хват слышал все перемещения Кара по пещере, а когда шуршание стихло, осторожно приподнял голову. Вислоухий сидел спиной к главе Тайной сыскной канцелярии и увлеченно читал Книгу Просвещения. Перед входом в пещеру несколько мелких норных зверюшек устроили между собой драку за объедки со стола людей. Визг и рычание отчетливо слышались даже внутри пещеры, а сидевший неподалеку от входа Кар даже ухом не повел. «Хорош караульщик, нечего сказать, – усмехнулся Хват. – В этот момент мимо нас могла строем пройти армия степняков, а он и не шевельнулся бы».

В просторной хижине было оборудовано два спальных места – невысокие настилы из толстых жердей с уложенными поверх стеблями травы. Ложе непритязательное, но мягкое, а крыша хижины из широких толстых листьев в полтора метра длиной, хорошо защищала от дождя. Бесчисленное количество ночей, а Ник, по правде говоря, и впрямь давно сбился со счета, проведенных под открытым небом, или, в лучшем случае, в лишенной всякого удобства каменной пещере, приучили Ника ценить даже минимальный комфорт. Столом служил сплетенный из тонких прутьев неправильной формы овал, больше напоминавший примитивный щит, правда, совсем не способный выполнять защитные функции. Рядом стояло некое подобие плетеного стула со спинкой и двумя короткими подлокотниками. Видно было, что хозяин хижины потратил на его создание не один день, но вышло изделие, откровенно говоря, совсем кривобоким.

– Присаживайся, не стесняйся, – Лео по-хозяйски подвинул плетеное кресло ногой в сторону Ника. Заметив легкое замешательство приятеля, заверил: – Выдержит.

Смешно изобразив церемониальный поклон, принятый у знати Великого Города, Лео с деланной торжественностью в голосе произнес:

– Не могу же я усадить столь дорогого гостя на перевернутую корзину из-под плодов костянки? – По лицу его скользнула странная улыбка, предназначавшаяся не Нику, а, скорее, его собственным мыслям. – Садись, не переживай. Даже если сломается – ничего страшного. Сегодняшний день проведем здесь, чтобы ты хорошенько отдохнул, а завтра направимся в деревню.