Тот отрицательно покачал головой.
— Уже поговорил. Позовите врача!
— А я и есть врач! — Тихомиров побледнел. — Гинеколог! Сейчас осмотрю тебя, кое-что выверну, посмотрю, что внутри, и снова засуну. Или ты меня не помнишь?
Никольский снова отрицательно покачал головой.
— Да что ты? — Тихомиров чувствовал свое бессилие. — Позови врача, — бросил он охраннику. Тот бросился выполнять приказ.
— Так что у вас болит? — Тихомиров потянулся пальцем к повязке. — Тут? Или тут? — Палец описал дугу.
Никольский равнодушно посмотрел на Тихомирова и закрыл глаза.
Осмотр был прерван в самом зародыше.
— Вы что делаете? — На пороге стояла крупная женщина в белом халате. — Вы что себе позволяете?
— Да я его пальцем не тронул! — обиделся Тихомиров. — Хотя, честно признаюсь, очень хотел...
— А ну вон! Немедленно! Чтоб духу...
Зубы у Тихомирова скрипнули так отчетливо, что боец пошел мурашками.
— Я что, не ясно вам сказала? — Врачиха пошла красными пятнами. — Вон!
Такого оборота Тихомиров не ожидал. Он ощутил себя полным идиотом и перед врачихой, и перед охранником, и, самое страшное, перед Никольским. Он резко повернулся на каблуках и шагнул в дверь.
— Иди сюда! — Охранник юркнул вслед за ним.
В коридоре Тихомиров прижал коллегу к стене как Остап — Воробьянинова.
— О чем они говорили? Или не помнишь?
— Помню!
— Докладывай!
— В принципе, ничего особенного...
— Не тебе судить об особенном. Излагай по ролям.
— Следователь спросил установочные данные больного...
— Бандита!
— Бандита. Тот сказал, что его фамилия Никольский. Потом следователь задавал вопросы по факту его первого ранения.
— Так.
— Тот ответил, что его ранили террористы, когда он пытался оказать сопротивление в автобусе. Потом его выкинули на обочину. Террористы сказали, чтобы он шел на пост ГАИ и сообщил о захвате автобуса. Потом следователь спросил, почему тот предъявил документы на другого человека. Тот ответил, что не хотел, чтобы его впоследствии таскали по прокуратурам.
— О своих судимостях что-нибудь говорил?
— Следователь не спрашивал.
— Как объяснил свое нападение на машину с деньгами?
— Сказал, что видел, как от банка отъезжает машина с мешками денег. Понял, что автомобиль идет без прикрытия. Он решил угнать стоявшую неподалеку машину ГАИ и, напав, присвоить деньги.
— Сколько террористов в автобусе, говорил?
— Сказал, что видел одного.
— Еще что?
— Потом сказал, что устал, и попросил позвать врача.
— И это все?
— Да.
— А что следователь такой радостный убежал?
— Никольский сказал, что готов полностью признаться в содеянном и будет сотрудничать со следствием.
Тихомиров покачал головой. «То-то следователь суетился. Как мало надо человеку для полного счастья! Молодец Никольский — не теряет надежды свалить».
— Значит, так. — Тихомиров с пустыми руками уходить не собирался. — Сейчас дождешься, когда эта сестра милосердия уйдет, и позовешь меня. Понял?
Охранник кивнул.
— Во время моей беседы по душам никого не впускай. Ни Бога, ни дьявола. Усек?
Тот снова кивнул.
— Впустишь — ляжешь рядом с Никольским. Но страховки не дождешься, и передач тебе не принесут...
Через десять минут охранник поманил Тихомирова в палату.
— Здравствуй, дружок, это снова я! — Тихомиров поводил рукой перед глазами Никольского. — Ну, давай, давай, приходи в себя. Или тебя поднять подняли, а разбудить забыли? — Тихомиров тронул его за плечо. — Сергей Никанорови-ич! Вам привет от вашей уважаемой супруги Надежды Яковлевны. Правда, она выражает свое неудовольствие вашим отсутствием, но, я думаю, это ненадолго.
Никольский моргнул.
— Вот это уже лучше. Реакция обнадеживающая... В морг — рано. Пока можно в реанимацию. Привет вам и от Андрея Петровича, и от Сергея Николаевича...
Никольский снова моргнул.
— Скоро свидитесь!
Никольский напрягся.
— Очень они на вас обижаются. Такой серьезный компаньон — и пытался их кинуть на целый лимон, как вокзальных лохов. Нехорошо!
— Вы их взяли? — Никольский произнес это, почти не разжимая губ.
— А куда они денутся? — уклонился от прямого ответа Тихомиров.
— Живыми?
— Частично...
— Кого замочили?
— Что у вас за жаргон! Мы не прачки, мы люди серьезные. Надеюсь, вы тоже. Может, поделитесь сокровенными мыслями?
— Кого взяли живым?
— Самое радостное для вас — это вас! Вас это радует, Сергей Никанорович?
— Суки!
— За что обижаете? — Тихомиров скривился. — Или я вас обидел чем? Мне ваши сентиментальные ругательства очень оскорбительны...
— Я не тебя. Я их. Суки, они суки и есть. — Никольский повернулся. — Нет, ты смотри, что они придумали...
— Кстати, там один тип неопознанный, — перебил его Тихомиров. — Кто он?
— Сами разбирайтесь...
— Что, военная тайна?
— Привычка. — Никольский снова уставился в потолок.
— От дурных привычек надо отвыкать. Я ведь не прошу говорить плохое... Я ведь именем раба Божьего интересуюсь.
— А о покойниках или хорошо, или ничего.
— Так скажи хорошее.
— Не заслужил. — Никольский посмотрел на Тихомирова. — Люди живы?
— Пока да.
— В смысле? — Никольский встревожился.
— В философском смысле. Все мы смертны, и у всех один конец. Что у меня, что у тебя. У тебя он может быть раньше моего.
— На мне мокрухи нет... Соучастие. — Кодекс Никольский, наверное, знал неплохо, но, видно, запамятовал некоторые обстоятельства последних дней. Это простительно после наркоза.
— Грамотный. А что с машиной, которую ты в кювет?.. Что с ее пассажирами?.. За что лицо господину Левченко разбил, зачем деньги и документы у него забрал, обидел творческую душу?
— Я не хотел.
— А это как посмотреть! Откуда рана на плече?
— В автобусе ранили.
— Кто? За что? — Тихомирову надоел светский треп.
— Ухарь.
Никольский оказался не таким крутым, каким хотел себя видеть. Тихомиров — способный ученик майора Бондарева — выдавил из него желе. Подавив эмоции и мысленно осудив себя за негуманное начало предыдущей беседы, он включил логику и интеллект. Собранных предварительных сведений хватило, чтобы выйти на полную «признанку». Особое впечатление на Никольского произвела информация о его тайной связи с настоящим Левченко. Он никак не ожидал, что кому-то удастся до этого докопаться. Но еще больше его напугала перспектива, что эта информация станет достоянием внутрикамерной общественности — со всеми вытекающими последствиями. Чем это чревато, Никольский знал не понаслышке. Обливаясь потом, он поведал все.
Арба беседы пошла с горы, медленно набирая скорость. Сейчас надо убрать со склона камни, не дать ей разбиться, перевернуться, вылететь с дороги.
Через сорок минут Тихомиров выключил диктофон. Сетка кроссворда быстро заполнялась. Итак, установлены практически все. Никольский Сергей Никанорович, Зайцев Сергей Николаевич, Казаков Андрей Петрович (в автобусе отсутствует), Страхов Василий Маркович (кличка Ухарь). Трое знакомы давно, Зайцев появился в последний момент. Его привел Казаков. Рекомендовал как человека решительного и безжалостного. Операция разрабатывалась при участии человека из банка «Титан». С ним держали контакт Зайцев и Казаков. Но сама идея пришла в голову Казакову.
Раньше Андрей Петрович Казаков работал в системе «Коллекторстрой». Создал свою фирму, которая вскоре прогорела. Долги и обязательства на очень крупную сумму заставили уйти в подполье. Для выхода из него решил провернуть дельце. Суть известна. Детали знают только Зайцев и Казаков, частично — человек из банка. Но уже после захвата автобуса Никольский слышал разговор Ухаря с Зайцевым, смысл которого сводился к тому, что целью операции были не сами деньги, а изъятие их из банка. Как сказал Ухарь, «для Казакова важно изъять деньги на сутки». О том, что будет после, Никольский догадался. Сам захват автобуса был не более чем представлением. После получения денег они могли просто сдаться. Самого Никольского, как и Страхова, использовали в виде подставных. Более того, получалось, что Казаков и Зайцев даже не предполагали присваивать деньги. Это возмутило Никольского, и он сказал об этом Ухарю. Тот выстрелил в плечо. Потом, испугавшись, уговорил Никольского выйти из игры. Рана обеспечивала ему алиби, а потому, имея на руках документы Левченко, он мог безопасно явиться в милицию и заявить о том, чему стал свидетелем. Никольский согласился. Однако с мыслью завладеть деньгами он не расстался. Когда увидел, что машина с мешками идет без прикрытия, угнал милицейскую машину и бросился в погоню. У него, по его мнению, было алиби, а потому он хотел присвоить все деньги. Дальше ситуация сложилась не в его пользу.