Я целый день просидела в своей машине, не зная, куда идти. Только вчера папа дал свое согласие, чтобы я переехала к мужчине, которому он доверял свою единственную дочь. Я не могла на следующий же день появиться на пороге дома в слезах. Что бы я рассказала папе? Марго… Я очень хотела позвонить ей, чтобы выплакаться, но не была уверена, что смогу поделиться с ней настолько интимными подробностями. Постепенно я успокоилась и, силой воли остановив поток отвратительных мыслей и напор эмоций, включила логику: «Надо понять, что произошло». Как бы мне ни было больно и обидно, но взрослые должны решать проблемы самостоятельно. Преимущественно, в конструктивном диалоге.

Я посмотрела на себя в зеркало – ужасная картина. Тони не должен был видеть меня такой: с опухшими глазами, красными пятнами и подтеками туши на щеках. Я доехала до ближайшей забегаловки и проскользнула в уборную, никем не замеченная. Пока я умывалась, с кухни доносились аппетитные ароматы дешевой вредной еды. Желудок заурчал, и я решила, что неплохо бы поесть перед трудным разговором. Было уже восемь вечера, а я даже не завтракала.

Забрав пакет с бургером и картошкой фри, я забралась в машину и жадно набросилась на еду. Меня даже не мучило обычное чувство вины от переедания нездоровой пищи, все эмоции до сих пор были на стопе. Что было даже к лучшему. Я сделала глубокий вдох, затем медленный выдох и надавила на педаль газа.

Спустя пятнадцать минут я стояла у входной двери квартиры Тони. «Нашего дома», – как не единожды вчера повторял он, когда мы вернулись из ресторана. «Добро пожаловать домой, Майя», – он вежливо пропустил меня вперед. «Давай закажем завтрак к нам домой?» – сказал он, крепко обнимая меня перед сном. И я поверила, что чудесная современная квартира, в которой прошло столько невероятных нежных ночей, станет моим домом. «Стоп», – произнесла я про себя, чтобы остановить новую лавину мыслей. Я достала ключ, который Тони вручил мне чуть ли не на вторую неделю знакомства, и осторожно приоткрыла дверь.

Громкая музыка доносилась из спальни, жутчайший грубый металл. Я включила свет в холле и замерла, в ужасе уставившись на изменившуюся до неузнаваемости обстановку: прекрасные светлые стены были залиты черной краской, на полу, диване и прочей мебели остались ужасающие подтеки, пятна и разводы. Все было напрочь испорчено! Вдруг сквозь басы я расслышала смех. Женский визгливый смех. Не раздумывая ни секунды, я направилась к двери в спальную, распахнула ее и увидела то, что не могла представить в худших кошмарах: Тони трахал какую-то девицу, привязав ее за руки к кровати. Она стонала и извивалась. Ей, похоже, дико нравилось происходящее. Я словно приросла к полу, дыхание перехватило. Еще немного, и я свалилась бы в обморок, но тут девчонка с мерзкими красными волосами открыла глаза и, увидев меня, вскрикнула: «Ты, на хрен, кто?»

Тони повернул голову, проследив за ее взглядом, в его глазах не было ничего – абсолютная пустота. Он сразу же вернулся к прерванному сексу. Я медленно развернулась, чувствуя, что еще секунда и меня стошнит. За спиной не утихали ее вопросы: «Это что за телка, а?» Когда Тони ответил «Забей, детка», я пулей выбежала в подъезд, согнулась пополам, и меня вырвало.

Моим убежищем на следующие кошмарные дни стала квартира Марго.

– Что он натворил, Мэй? – прошипела она, как только моя бледная тень появилась на ее пороге.

Она уже знала, что с Тони мы… «поссорились». Когда я направлялась к ней, я все думала, как рассказать подруге о том, что случилось, но не нашла ничего вернее, чем открыть правду. Она в ужасе слушала, закрыв рот рукой, на глазах блестели слезы. Меня сотрясала крупная дрожь, Марго крепко меня обняла, тихо шепча: «Успокойся, детка, я с тобой. Я с тобой».

В первые сутки у Марго я не плакала. Совсем. Пожалуй, это было естественным проявлением шока. Когда в 4 утра Марго встала в туалет и увидела мои стеклянные открытые глаза, ей пришлось дать мне снотворного, чтобы я хотя бы ненадолго уснула. Все воскресенье мы провели вместе. На все предложения Марго я отрицательно качала головой: «Хочешь есть? Хочешь пить? Будешь виски? Посмотрим комедию? Мэй, поешь! Держи, я налила тебе текилы!»

– Мама попросит терапевта в больнице оформить тебе больничный, в таком состоянии я тебя не отпущу на работу, – Марго доставала из сушилки выстиранную спортивную форму и аккуратно складывала ее в рюкзак. – Давай я возьму отгул… Насколько понадобится.

– Не нужно, – я следила за ее действиями. Мне не хотелось создавать Марго проблем, тем более, здесь от подруги было мало толку, молча лежать я могла и в одиночестве. – Спасибо Анне за больничный. Пожалуй, я, правда, не осилю работу.

Понедельник принес слезы. И нестерпимую боль. Я попыталась узнать у Марго по телефону, где лежит снотворное, но она сказала, что будет выдавать мне сама. Вероятно, боялась, что я что-то с собой сделаю. Целый день я прорыдала, немного успокоившись только, когда вернулась Марго.

– Все, я беру отгул! – она присела на край дивана и ласково провела по моему лицу. – Мэй…

– Пройдет, все пройдет, – я положила ледяную руку ей на колено. – Завтра я постараюсь больше отдыхать, хорошо?

– Надеяться на снотворное – бесполезно. А я не знаю, чем могу тебе помочь, – она прилегла рядом со мной. – Разве что просто буду рядом. Так будет попроще. Хорошо?

– Может, тогда на один или два дня? Я не хочу, чтобы тебя уволили.

– Никто меня не уволит! – она грустно улыбнулась. – Я же незаменима.

Действительно, когда Марго осталась дома, я чувствовала себя лучше, словно в силах была выдержать жестокий неожиданный удар судьбы. Мы много говорили о детстве, о наших родителях. Анна, мама Марго, любила меня как собственную дочь и компенсировала недостаток женской любви в моем сердце. Она учила нас готовить, шить и вязать, а когда мы стали постарше, стала брать нас в больницу, где работала. Мы помогали ей заполнять истории болезней пациентов, потому что сама она не всегда успевала, работы у невролога было и без того слишком много. Когда в пятнадцать лет я экстренно попала в реанимацию с острым аппендицитом, она примчалась среди ночи, вызвонила лучших хирургов и сидела со мной и папой до самого утреннего обхода лечащего врача. Она всегда была очень добра ко мне, и я могла только благодарить судьбу за то, что послала мне Марго и Анну после гибели моей мамы.

Так прошло три дня: за разговорами, трогательными объятиями, слезами и безуспешными попытками меня накормить.

– Мэй, завтра мне нужно пойти в студию на генеральный прогон перед концертом, – прокряхтела Марго. Она забралась на стремянку, чтобы достать осенние сапоги с верхней полки высокого шкафа. Судя по прогнозу погоды, тепло уже не вернется. – Часа на три-четыре. Справишься?

– Конечно, – в горле пересохло, я прокашлялась и повторила. – Без проблем.

– А ты придешь на концерт в воскресенье? – она осторожно спускалась с лестницы, держа длинную коробку перед собой.

– Я как-то… Не уверена, что готова выходить в люди.

– Перестань, я тебе целыми днями говорю, что пора вставать. Да и свежий воздух тебе нужен не меньше еды.

– У меня же голова кружится, как я приду? – не унималась я.

– Поэтому я сейчас же принесу тебе еще блинов! Сегодня за завтраком ты была умницей, съела целых… полблина! – она, хихикая, подмигнула. – Или что тебе приготовить?

– Блины были хороши. Со вкусом детства, – я осилила попытку улыбнуться, первую за все время.

– Я тут подумала, – вдруг сказала Марго после моего «обеда» из целого одного блина, – не нужно давить в себе слезы, лучше выплакать все и сразу!

И включила «Знакомьтесь, Джо Блэк». Всю концовку фильма мы прорыдали, держась за руки. Как только начались титры, Марго быстро набрала новое название: «Сладкий ноябрь».

– Нет, я больше не могу! – простонала я, вытирая еще не высохшие слезы от закончившейся печальной картины.

– Надо! – отрезала Марго. История повторилась, наши синхронные шмыганья носом постепенно перешли в рыдания взахлеб. Наверное, со стороны мы выглядели жалко, что не имело ни малейшего значения. Марго вновь лечила мое сердце всеми доступными ей методами, даже, на первый взгляд, абсурдными.