Литмир - Электронная Библиотека

«Человек приходит к развалинам снова и снова,

он был здесь позавчера и вчера и появится завтра,

его привлекают развалины.

Он говорит:

Постепенно, постепенно научишься многим вещам, очень многим,

научишься выбирать из груды битого щебня

свои будильники и обгоревшие корешки альбомов,

привыкнешь приходить сюда ежедневно,

привыкнешь, что развалины существуют,

с этой мыслью сживешься.

Начинает порою казаться – так и надо,

начинает порою казаться, что всему научился,

и теперь ты легко говоришь

на улице с незнакомым ребенком и все объясняешь.

Так и надо.

Человек приходит к развалинам снова,

всякий раз, когда снова он хочет любить,

когда снова заводит будильник».3

Он замолчал. Я не в силах была отвести от него ошеломленный взгляд. Тони сосредоточенно смотрел на дорогу, будто в одно мгновение вышел из образа. Но во мне, где-то глубоко, в самом тихом и укромном месте души, плакала маленькая девочка, жизнь которой однажды превратилась в развалины. Я медленно повернула голову, внутри все еще звучал эхом тихий грудной голос Тони, на глаза навернулись слезы.

– Майя? – обеспокоенный голос, реальный голос Тони, вырвал меня из потока сознания, в котором перемешалось все подряд: услышанные сейчас слова и строки, воспоминания о маме, о ее нежных руках, добрых карих глазах и вечных маленьких сережках колечками, папины слезы на похоронах, мои одинокие прогулки по холодному весеннему двору.

– Почему ты вспомнил именно это стихотворение? – еле выдавила я, смотря в лобовое стекло невидящими глазами.

Тони ответил не сразу, мне пришлось быстро взглянуть на него, он крепко сжимал руль и глубоко дышал.

– Порой мне кажется, что оно отражает мою жизнь, – он посмотрел на меня глазами полными грусти. Как бы я ни хотела узнать, что именно он имел в виду, о чем, возможно, болело его сердце, я промолчала. Я эгоистично думала о себе, приняв на свой счет печальные строки сложного произведения, хотя у Тони были свои мотивы, чтобы запомнить стихотворение и проецировать его на свою жизнь.

Тони повернул во двор новостройки в центре города и остановился у подъемных ворот подземной парковки. Я плохо знала, какие именно кафе и рестораны находились в окрестностях, поэтому не стала задавать уточняющих вопросов. Мы нырнули в темноту паркинга и остановились у дальней стены, невидимые для всех.

– Ты расстроилась? – он дотронулся до моей руки. Я кивнула. – Иди ко мне.

Я наклонилась к нему и прильнула к груди. Он обнял меня одной рукой, а другой бережно гладил по волосам.

– Зачем я только вспомнил этот дурацкий стих, – сокрушенно признал он.

– Он очень… – я вздохнула, – печальный. И мудрый. Ко всему можно привыкнуть, правда?

Тони испустил долгий задумчивый вздох.

– К некоторым вещам довольно трудно, но, пожалуй, да, ко всему, – он приподнял мое лицо за подбородок. – У стихотворения есть продолжение, но я не очень хорошо его помню.

Почему-то его простое признание заставило меня улыбнуться.

– Надеюсь, у него хорошее завершение, – произнесла я с надеждой. Тони только кратко прикоснулся к моим губам.

Мы поднимались в лифте молча, держась за руки.

– В доме находится какой-то ресторан? – я все-таки решила уточнить.

– Нет, – он глянул на меня с небольшим испугом, – вообще-то, я хотел, чтобы мы поели у меня.

– О, – только и вымолвила я, невинно смотря ему в глаза.

– Если ты, конечно, не против? – он помедлил, придерживая меня за руку, хотя двери лифта уже открылись. Я покачала головой и спрятала смущенную улыбку за волосами.

Его квартира оказалась просто сногсшибательной. Дизайнерский ремонт, сверкающий новизной и шиком; обилие света, фактур, необычных предметов декора.

– Ого, – я могла только надеяться, что мои округлившиеся глаза не слишком выдавали шок. Тони нахмурился, он явно не желал произвести впечатление хвастливого надменного парня.

– Проходи, пожалуйста, – он скинул ботинки и шагнул в широкое светлое пространство кухни-гостиной, потянув меня за собой.

Никакой привычной планировки, широкая прихожая (или, как ее правильнее было назвать, холл?) без каких-либо дверей, неуместных арок из прошлого столетия или иных конструктивных элементов плавно перетекала жилую зону. Большой серый диван напротив глянцевой черной стены, современная матово-белая кухня на противоположной стороне. Справа – две высокие двери до потолка.

– Что бы ты хотела поесть, Майя? – Тони обошел кухонный остров и открыл абсолютно незаметный встроенный холодильник.

– Смотря, что у тебя есть? – изумленно оглядывая все вокруг, я прошла за ним и села на высокий прозрачный стул. Я осторожно дотронулась до удивительной столешницы – темного неровного спила дерева. Я была одновременно напугана такой непривычной роскошью, но больше поражена невероятным вкусом Тони.

– У меня есть немного японской еды, – он начал выставлять на кухонный остров нетронутые пластиковые коробочки с прозрачными крышками, в которых я разглядела несколько видов салатов и роллов. Пока он выуживал из шкафчика приборы, я иронично заметила:

– А ты не ждал гостей, верно?

Он перегнулся через стол и положил рядом со мной упаковку с китайскими палочками, и, смотря мне прямо в глаза, ухмыляясь одним уголком губ, произнес:

– Я мог только мечтать, что ты окажешься здесь.

Его хитрая улыбка и наполненный влечением взгляд, вынудили меня нервно сглотнуть и смущенно отвести глаза. Я, как ни в чем не бывало, стала открывать контейнеры с едой, ощутив острый приступ голода.

Спустя несколько минут я весело ковыряла палочками неведомый салат, стараясь зацепить ускользающий помидор-черри.

– Подожди, – Тони, смеясь, пришел на помощь. Он ловко взял двумя палочками небольшой красный шарик, но, как только поднес его к моим губам, помидор выскользнул и покатился по мраморному светлому полу, оставляя за собой темный след от соуса. Я расхохоталась, даже не заостряя внимание на том, что несколько капель соуса попали на мое платье. Но Тони заметил. – Ох, я испачкал тебя, прости.

Он вскочил и побежал за кухонным полотенцем.

– Прекрати, ничего страшного, – упиралась я, пока он оттирал въевшийся соус. – Видишь, почти ничего не осталось.

Тони положил мокрое полотенце на деревянную столешницу и на секунду замер.

– Ты наелась, Мэй? – его голос изменился, стал более глубоким. Он впервые назвал меня «Мэй» – не самое очевидное сокращение от Майя, так называли меня только близкие. Я кивнула, почувствовав, как мое сердцебиение отреагировало на едва заметные вербальные перемены. И в то же мгновение ощутила теплое прикосновение к обнаженному бедру у нижнего края платья. Тони внимательно следил за своими пальцами, ласкающими мою ногу, не позволяя им проникнуть под тонкую ткань. Я сидела, не шевелясь, дыхание стало поверхностным от осознания, что от точки невозврата нас отделяет только его воля и та метафизическая граница, которую он сам избрал. Его большой палец робко, на полногтя, скользнул под юбку, Тони поднял на меня глаза, сглотнул и прошептал. – Ты хочешь этого, Мэй?

– Да, – выдохнула я оставшийся воздух из пустых легких. Он убрал свою руку с моего бедра, я, наконец, вздохнула полной грудью, даже не представляя, что его следующие действия заставят меня снова забыть, как дышать.

Я все также сидела на высоком стуле лицом к Тони. Он опустился на колени и, рывком раздвинув мне ноги, прильнул губами к мокрым кружевным трусикам.

– Ох, черт, – я вцепилась ему в волосы и запрокинула голову назад. Ощущая спиной неровный спил дерева, я буквально задыхалась от движений его языка.

К моменту, когда мы перебрались на диван, наша одежда была хаотично разбросана по всему полу гостиной. Тони усадил меня на колени и стал нежно ласкать обнаженную грудь.

– Ты сводишь меня с ума, Мэй, – повторял он в перерывах между поцелуями. Я скользила руками по его сильной спине, по гладкой накачанной груди, стараясь запомнить все тактильные ощущения, свои и его. – Я сейчас.

вернуться

3

Отрывок из стихотворения Иосифа Бродского «Современная песня», 1961 г.

10
{"b":"774383","o":1}