и стук башмачков

назад не вернёт

назад не вернёт

2018

времена не годны

вновь я посетил

посёлок связь, который сейчас чаще называют микрорайоном связь.

это чисто советское название, как мне казалось, связано с железной дорогой,

пролегавшей вдоль чёрного озера

по склонами насыпи разрешили сажать картошку

первым обитателям засвияжского района, дед женя получил огород.

эстетики было мало в подсобном хозяйстве, но оно помогало выживать.

и нельзя винить хрущёвки за малое количество квадратных метров,

как нельзя винить расселение по коммуналкам, переделанных из барских хором.

даже будущий академик сахаров спасался картошкой с колхозных полей у чёрного озера.

я не застал этого дедовского огорода, я видел уже другой -

побольше и с деревянной будкой на берегу болота.

огород вытеснили гаражи,

а потом и вовсе экологический парк.

и деревянные домики, соответственно, раздавали железнодорожникам и путейцам.

недавно сказочная мифология распалась -

я узнал из книги н. м. костина, что стоящий на отшибе посёлок

заселялся заводчанами с радиолампового,

спонатнно, как засевался тогда-ещё-не-парк картошкой.

радиоламповый завод входил в систему министерства связи

баба валя работала

в горячем гальваническом цеху, получала молоко за вредность,

ездила в санатории на кавказ и в крым;

баба няня, когда переехала из деревни, устроилась сюда гардеробщицей -

целыми днями слушала брежнева и горбачёва по радио.

очень нравилось ей их слушать: «хорошо говорят».

это логичнее.

нелогично, что я в эту часть города давно не забредал.

я сразу узнал на главной улице маленький магазин – пусть он сейчас и закрыт, -

где работала отцовская мать – баба нина.

витрина с откидной створкой, продаётся всё – типичное сельпо,

хотя и в городе.

нам с мамой отгружали дефицитные товары: порошок, мыло, прокладки, полицейский

набор со значком шерифа.

как у борхеса божественное хранилище благотворных товаров.

по большому счёту, я придумал эту историю перешагни через мишу обратно,

меня по-своему любили, раз лучшие подарки дарили,

и дедушка саша – не финты себе -

заедет на белой девяносто девятой

после смены на автозаводе

и повезёт на машине, а не на раздолбанном трамвае.

все мои предки были люди простые и неблагородные

из русских и мордовских крестьян,

обретя паспорта, по стечению обстоятельств, оказались в засвияжском районе.

не боялась тётя грязи и жила она на связи

и вот я даниил заточник,

прилипший моллюсоком к ульяновску,

молюсь за засвияжскийу район,

молюсь за этот город,

за всех его людей.

моё самое значительное передвижение было за все тридцать четыре года жизни -

из засвияжья, где я родился, в железнодорожный район

(в начале пятидесятых все эти земли относились к единому сталинскому району

так что далеко я не уехал)

становиться поэтом с фамилией ноздряков.

это сильнее, чем быть поэтом с фамилией фофанов -

настоящей фамилией, звучащей громче пушкина.

моя громче даже.

чтобы вознести молитву за всех обитателей родины.

перейти от пушкинского элитаризма к вальт-витмановскому человеколюбию.

всех

с нижней и верхней часовни, ставших террасами, карасёвки, арсенала, корольчихи,

канавы, володарки,

считающих, что 50 тысяч рублей – это достаточная зарплата для нормальной жизни,

всех,

кто бежит толпой по богдашке с телескопичкой за двумя пацанами

и за пацанов,

убегающих от бывшего кинотеатра «экран» в сторону станков,

за всех азербайджанцев

с рынка у бывшего кинотеатра «экран», падающих в обморок у своих лотков

и живущих всемером в однокомнатной квартире,

или это было на южном рынке, построенном на месте ипподрома,

за всех

придумывающих истории в «быстроденьгах» на конно-подгородной

(они тут новенькие, слобожан отселили на атаманский даманский – и за них помолюсь),

за девочку дашу из «пятёрочки» на самарке,

как фигуры в шахматной партии она меняет синяк под глазом на выбитый зуб,

за уборщицу из соседнего «магнита» -

она смотрит на очередных людей, наследивших на только что вымытом кафеле,

и вздыхает: «дзен я сегодня точно не словлю»,

за всех,

у кого сползли дома на бутырках во время последнего оползня,

эту женщину с мужем в новом городе -

ей кричат в спину: «да я тебя трахну, прежде чем позвонишь своим бандитам»,

за этих гопов,

отжавших у меня в мороз проездной на пятнаре

и за скинов,

разбившим мне губу у старого здания первой школы, где учился володя ульянов

(я до сих пор чувствую языком на нижней губе шрам, похожий на мячик для регби),

за выходцев из синих дворов севера, за вырыпаевку, уксм, сельдь, мостовую, винновку,

куликовку и дачный.

многих из них я ненавижу,

но понимаю, что они выкованы социальными условиями бытия,

этим местом,

этим топями.

завод и посёлок узтс

страна чудес: пришёл в кроссовках, вышел без

строился на болотах, вокруг рос лес,

и первые жители пятиэтажек выходили стрелять по уткам, едва покинув подъезд.

я не могу расспросить о той жизни у бабы нины и дедушки саши,

могу только у тёщи – про посёлок садовый (брянский)

(сейчас это две деревянные улицы, зажатые большими домами)

и исчезнувший мирный на дне микрорайона «свияга».

всем униженным, проклятым, растоптанным, побитым, нищим и прокажённым

не нужна моя молитва,

им нужно превращение моей крови в красный кирпич.

он полетит в основание царства любви.

это может быть моей спиной.

зайдусь кашлем, как обликом интеллигентный симеон гордый,

и умру вроде бы от чумы

зимой,

весной,

летом,

осенью.

времена года

времена не годны

для изменений, переездов и начала нового.

они инертны и статичны, как места нашей жизни.

кажется, я всегда и раньше жил в этой поволжской республике.

(посёлок) связь времён

не отпускает из зоны комфорта.

моей молитвы из заточения не услышат,

из моей любви не испекут пасхальный кулич,

моя кровь не обратиться в кирпич,

если я останусь в бесправье памяти,

дарованном вместо действия.

2021

БЕСПРАВЬЕ ПАМЯТИ

орден воды

город у нас стоит на воде, хоть и не ленинград, -

всего 620 тысяч населения и рядом волга.

подземные воды под землею бурлят.

выкопаешь канавку и пройдёт времени недолго,

как она заполнится сама собой

водой грунтово́й.

было дело, строили дома и недостраивали.

ещё платонов осмыслял символизм котлованов -

русской смерти ли, похоронного рая ли,

или того, что у всех будет отдельная ванна.

и, как ванна, наполняется котлован любой

водой грунтово́й.

друзья наших родителей катались на коньках

по глади замёрзших озёр на песках,

на их месте теперь дома размером с киев -

на мансардах в домах художников мастерские,

в больничном пруду мы рыбу ловили -

сейчас вместо него роддом установили,

на отрадной недавно котлован хотели засыпать -