Острожный колокол прозвонил к полуденному отдыху. Арестанты разместились в разных местах небольшими группами и, как обыкновенно, начали рассказывать друг другу о прошлом житье-бытье.

№ 117, таинственный и угрюмый арестант, внушал всем уважение; даже Милон, несмотря на свою геркулесовскую силу, чувствовал, что его товарищ достойнее его, и вследствие этого всегда обращался с ним почтительно.

Во время полуденного отдыха № 117 ложился и закрывал глаза; ночью лежал на койке врастяжку и не шевелился до самого утра.

Зорко следили за ним глаза надсмотрщиков, опасаясь его бегства; но он никогда, быть может, и не думал бежать и прибегал ко сну, как к последнему и высшему утешению.

— Расскажи-ка мне свою историю, — обратился № 117 к Милону, — я до сих пор ее еще не знаю.

— Извольте. Я был доверенным слугою и сослан сюда за кражу драгоценных вещей. У барыни моей были две прелестные девочки — близнецы; им теперь около восемнадцати лет, и они, наверное, живут в нищете. Братья моей барыни — страшные негодяи — несколько раз покушались на жизнь малюток, и поэтому мы секретно отвезли их однажды ночью в монастырь, где скрыли даже их настоящую фамилию.

По возвращении из монастыря барыня сказала мне: «Милон, ты честный человек, и я смело на тебя полагаюсь. Братья мои, покушавшиеся на жизнь моих детей, рано или поздно убьют меня, и потому я заблаговременно должна обеспечить будущность моих дочерей».

Она вручила мне стальную шкатулку и прибавила: «Здесь полтора миллиона франков золотом и банковыми билетами. Спрячь эти деньги где-нибудь, только не здесь, это приданое моих дочерей — в случае какого-нибудь несчастья со мной». Предчувствие бедной барыни сбылось: через несколько дней ее отравили, и братья предъявили свои права на ее состояние. У меня не было никаких доказательств законности рождения несчастных сирот, к тому же я боялся даже сказать, где они находятся. Братьев барыни вскоре ввели во владение имением. Но они тотчас же заподозрили меня в утайке значительной суммы. «Отдай ее нам, — обратился ко мне один из них, — и ты получишь свою долю». Я отказался, но по глупости своей признался, что деньги хранятся у меня. Спустя неделю меня обвинили в краже бриллиантов покойной барыни и приговорили к десятилетней ссылке в каторжную работу.

— Где же эти деньги?

— Спрятаны как нельзя лучше.

— Ты никогда не покушался бежать?

— Два раза… но меня оба раза ловили… Я ведь такой дурак!

— Хм!—улыбнулся № 117. — Если опять вздумаешь бежать, я помогу тебе и надеюсь, что нас не поймают.

Особенным почетом и любовью между арестантами пользовался № 87, по прозванию Кокодес. Получая из дому порядочную пенсию, он щедро тратил ее, угощая своих товарищей, к тому же он обладал даром повествователя, и каждый раз, во время полуденного или вечернего отдыха, рассказывал своим товарищам какую-либо занимательную историю. На этот раз он рассказал им драму в пяти действиях под названием «Рокамболь», игранную в театре.

Арестанты слушали Кокодеса с большим вниманием, восхищаясь находчивостью и энергией Рокамболя.

— А счастливый малый этот Кокодес, — проговорил кто-то на стороне, — отец у него банкир и высылает ему ежемесячно по сто франков; комиссар взял его к себе в секретари, и он разгуливает себе по городу, сколько ему угодно; к тому же в hotel de France живет какая-то барынька из Парижа, с которой он каждый вечер свободно видится…

В это время раздался звонок на работу, и арестанты быстро привстали со своих мест.

— Послушай, Кокодес, — проговорил № 117, — я ведь никогда и ничего не просил у тебя?

— Правда.

— Так на первый раз не откажи мне в моей просьбе.

— С большим удовольствием, мой милый, — отвечал Кокодес.

— Вот что, друг мой, ты каждый день навещаешь ту даму в hotel de France?

— Да.

— Она неглупая женщина?

— Я думаю.

— Мне бы хотелось дать ей поручение в Париж.

— В чем же дело?

— Я хочу лично видеться с ней.

— Здесь, в остроге?

— Нет, у нее, в hotel de France.

— Но каким образом?

— Это не твое дело, — холодно сказал № 117. — Скажи ей, что сегодня вечером я буду у нее.

Кокодес лишь пожал плечами и удалился. Вечером того же дня № 117 и Милон, лежа на койке, условились в скором времени бежать из острога.

— В одиннадцать часов, — прибавил № 117, — я отправлюсь в hotel de France, где сделаю первые приготовления для нашего побега… Тссс! — надсмотрщик идет.

На следующий вечер Рокамболь (ибо № 117 был он) снова был в hotel de France. Дама, очарованная им совершенно, незамедлительно согласилась передать записку, адресованную друзьям Рокамболя. Надо добавить, что хотя лицо узника и было обезображено, но не наводило ужаса на тех, кто впервые видел его. А его манеры уже давно были безукоризненны. Итак, его затея с запиской была удачна.

В записке сообщался план побега, давались указания, как усыпить стражников и перевезти в закрытом экипаже переодетых узников. Послание было, конечно же, закодировано. Язык послания был понятен только Ванде, верному другу и помощнику Рокамболя, которая и должна была руководить освобождением № 117 и Милона.

Побег удался блестяще. Рокамболь и Милон оказались на свободе.

Теперь познакомимся с молодым человеком по имени Аженор. Он был сыном барона де Морлюкса и ничуть не подозревал, какое страшное преступление совершил его отец. Но не будем забегать вперед.

Девушка, в которую влюбился молодой Аженор, была круглая сирота. Она жила, зарабатывая себе на хлеб переводами, и содержала за свой счет бедную старушку, госпожу Рено, которая некогда имела свой пансион и воспитала в нем двух сирот-девочек.

Одну-то из них, в которую был влюблен Аженор, звали Антуанеттой, а другую Мадленой.

Но с госпожой Рено жила только старшая из них, так как Мадлена находилась в России, где и занимала должность гувернантки в богатом семействе графа Потеньева.

В то время, когда начинается наш рассказ, Антуанетта находилась в самом затруднительном положении благодаря тому обстоятельству, что у них не было почти никаких средств, а им приходилось платить четыреста франков за квартиру, и судебный пристав прислал уже повестку, требуя, чтобы они освободили квартиру и выехали.

Этим-то обстоятельством и воспользовался Аженор и под благовидным предлогом прислал Антуанетте билет в тысячу франков, как бы в уплату госпоже Рено за одну ученицу, которая училась у нее несколько лет назад и не уплатила ей всех денег, следуемых с нее за учение.

Только через несколько дней после этого молодая девушка убедилась, что ее обманули, но Аженор написал ей тогда снова письмо и извинил свой поступок единственным желанием познакомиться с ней и вступить в брак.

Антуанетта по совету Рено написала ему письмо и, возвратив ему тысячу франков из тех денег, которые она получила от своей сестры Мадлены из России, просила молодого человека оставить ее в покое, так как она не допускала даже мысли, чтобы человек богатый, вроде Аженора, согласился бы жениться на бедной девушке.

Но Аженор действительно любил ее.

Воротившись с каторги, Рокамболь поселился в Париже под именем майора Аватара, все бумаги и документы которого он получил от Ванды, ее он стал выдавать за свою жену. Он нанял уединенную виллу Сайд и поселился там. Прислуга майора Аватара состояла из камердинера, роль которого исполнял бывший острожный кузнец Ноэль-Кокорико, и кухарки, нанятой Вандой в Турине и едва говорившей несколько слов по-французски.

Приехав к себе на виллу Сайд, он встретил там Милона, который поджидал его, расхаживая у решетки сада.

— Ну, Милон, старый дружище, — сказал майор Аватар, — начнем теперь разыскивать твоих сироток и шкатулку, данную тебе баронессой Миллер, и заставим негодяев возвратить сироткам то состояние, которое они похитили у них.