Миссис Эллис направилась к ней решительным шагом.

– По-твоему, это смешно? – спросила она, имея в виду наши тела, наши жизни, наше будущее. Девочка притихла.

Мы с Кассандрой переглянулись. За пределами класса мы не воспринимали свою телесность с такой серьезностью. Мы обожали обсуждать всякие дикие истории – например, как чей-то знакомый парень вытатуировал на себе отметины, потому что чувствовал себя девушкой. Слышали мы и о девушках, которые считали себя парнями и наносили себе раны, пытаясь избавиться от предсказаний с помощью шрамов. Взрослые о подобном умалчивали, но мы с упоением обсуждали такие истории. Они намекали, что существует куда более обширный и сложный мир, простиравшийся далеко за тесные границы двух гендерных ролей – мужской и женской, внутри которых крутилась наша привычная жизнь.

– Девочки, – сказала миссис Эллис, – надеюсь, что если вы чему-нибудь сегодня и научитесь, так это уважению к себе.

В тот день на уроках мы с Кэсси обменивались записками. Мы писали друг другу послания объемными буквами и сворачивали полоски, вырванные из тетрадей, во все более тугие квадратики, пока те не становились толстыми, несгибаемыми. Конечно, на самом деле наши записки были всего лишь бумагой, которую легко было порвать, или смять, или еще как-нибудь деформировать. Существование их было столь же мимолетно, как и наше детство, которое явно подходило к завершению. И я предвидела, что Кассандра станет взрослой раньше меня. Я чувствовала, что ее превращение уже на носу, ощущала, как с каждым часом оно подбирается все ближе.

Это было в пятницу. А в воскресенье, когда ранним утром мама разбудила меня и позвала к телефону – звонила Кассандра, – я поняла, что была права. Я встала и проследовала за мамой на кухню, прижала трубку к уху. По телефонной связи голос Кассандры все еще был голосом моей подруги, но что-то изменилось. Она вступила в превращение.

Кассандра жила в шести кварталах от нас, в более престижной части района. Я надела кеды и пошла к ней, раздумывая над тем, что скажу ей, когда приду. Представляла, как внушаю ей: «Будь разумна. Будь осторожна. Ты вступаешь в сложный и опасный период».

К тому времени когда я добралась до ее дома, я уже вся вспотела. Я притормозила у дорожки из плитняка, чтобы стереть влагу с висков. Перед домом в колониальном стиле, в котором жила Кассандра, красовался безупречный газон. Несмотря на то что ее родители были в разводе, денег, времени и желания поддерживать респектабельный фасад у них было предостаточно. Это нередко вызывало у меня зависть к Кассандре, но тем утром я была слишком взволнована, чтобы предаваться подобным мыслям. Я вошла, не дожидаясь, пока мне откроют дверь, и поспешила на второй этаж, пока миссис Хан не успела меня перехватить. На взрослых времени не было. Время предназначалось для девушек, или – в случае Кассандры – девушек, ставших женщинами.

Я распахнула дверь в комнату Кассандры и обнаружила ее стоящей в центре спальни, отделанной в пастельных оттенках. Моя подруга, только что вступившая в превращение, стояла, вытянув руки вперед, словно совершала подношение. Голая. С тех пор как мы втроем раздевались, чтобы взглянуть на отметины друг друга, прошло немало времени, поэтому вид Кассандры – изгибы ее талии, бедер, оформившейся груди – стал для меня шоком. Ее тело демонстрировало то, о чем я уже давно была наслышана, но ни разу не наблюдала вблизи: что как только девушка обретает взрослые отметины, она преображается.

Мари тоже была там и стояла, вжимаясь в угол, будто пыталась себя сдержать.

– А мы тут тебя ждем. – Кассандра оглядывала свое тело, но с несколько отстраненным видом, словно оно не имело к ней отношения. – Давай со спины начнем. Сама знаешь, как сложно толковать отметины в зеркальном отражении.

Я подошла к Кассандре и легонько провела кончиком указательного пальца от родинки к родинке, словно играя в «соедини точки» между ее лопатками и позвоночником. От моего прикосновения кожа Кассандры пошла мурашками. Она нервно хихикнула и отошла.

– Прости, – сказала она. – Я все еще привыкаю к ощущениям.

– Я не буду сильно давить, – пообещала я.

Новые отметины Кассандры выглядели так, словно были на ней всегда. Тем утром она проснулась, и они уже были на месте, появившись, как и ожидалось, без лишнего шума. Одновременно загадка природы и самое обычное дело. То, что предрекали ее детские отметины, по-прежнему имело значение, даже сейчас, когда они выцвели и пропали, но этот переход к взрослости конкретизировал все прошлые предсказания.

Мари присоединилась к расшифровке отметин. Я смотрела на ее дрожащие пальцы и вспоминала прошлый летний фестиваль, как мы с ней бежали через весь парк к колесу обозрения. Мы протиснулись сквозь скрипящие воротца и влезли в кабинку, которая дико зашаталась, когда мы оказались внутри. Пока колесо поднимало нас ввысь, мы перегнулись за борт, чтобы поглазеть на ярмарку сверху. Но вместо этого увидели нашу одноклассницу Веронику, которая ехала в кабинке под нами, и бледные луны ее грудей, смотревшие прямо на нас из выреза платья. Мари вздрогнула и так резко отшатнулась назад, что наша кабинка закачалась. Я взглянула на нее – ее лицо густо покраснело.

То же происходило и в комнате Кассандры. Словно зачарованная, Мари не могла отвести глаз от тела нашей подруги и медленно заливалась краской.

– Все хорошо, Кэсси, – наконец произнесла она. – Я не вижу болезней, и тебя ждет удачное замужество.

– Смотри сюда. – Я указала на скопление бледных родинок у нее на бедре. – Ты здорово преуспеешь в карьере.

– Да, но в чем именно? – Кассандра вытянула шею, чтобы посмотреть самой. – Мама так и не смогла разобраться, я тоже не понимаю.

Мы с Мари некоторое время изучали кожу Кассандры, но все было без толку. Мы не могли рассмотреть в ее комбинациях ничего конкретного, было понятно лишь то, что в целом они означают что-то хорошее. Мои собственные детские отметины сообщали нечто столь же туманное: никаких подробностей, помимо того, что однажды я буду работать с Майлсом и что работа будет подразумевать какой-то кропотливый труд. Я-то, конечно, еще могла надеяться, что обретение взрослых отметин поможет мне прояснить будущее. Но у Кассандры такой роскоши больше не было. Она стала женщиной, и в этих отметинах заключались последние предсказания, какие когда-либо у нее появятся.

Мы заглянули в «Картографию будущего» (у экземпляра Кассандры был золоченый обрез) и сверились с комбинациями, означавшими карьеру, но не смогли найти такие, которые идеально повторяли бы те, что были у Кассандры. Я прижала палец к правому бедру Кассандры и прикрыла глаза. Я надеялась почувствовать легкую вибрацию, которую испытывали лучшие толкователи во время своей работы, но так ничего и не ощутила. Бездарность.

Я открыла алфавитный указатель справочника и повела пальцем по листу, пока не наткнулась на словарную статью «Ожидания, неоправданные». Все мы слышали байки о паре, сыгравшей свадьбу (потому что так обещали отметины невесты), но спустя несколько лет подавшей на развод, или о женщине, которая родила ребенка, несмотря на отметины, сообщавшие, что она бесплодна. Чаще всего в таких случаях достаточно было лишь снова обратиться к «Картографии будущего» и еще раз сравнить с ней отметины, чтобы выяснить их истинное толкование.

Пока я читала, Кассандра увлеченно разглядывала свою руку. Похоже, обзавестись новыми отметинами было все равно что влюбиться в саму себя. Я опять вспомнила Дейрдре в школьном туалете – как близко она склонилась к зеркалу, чтобы накрасить губы той помадой. Она была столь же уверена в себе и решительна, как и нынешняя Кассандра. А потом она пропала.

Я выпустила книгу из рук и схватила Кассандру за плечо.

– Будь осторожна.

Она моргнула.

– С чем?

– Со всем. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с Дейрдре.

Кассандра лишь отмахнулась от моих слов, и это пренебрежение было хорошо мне знакомо. Она стала превращенкой, но в то же время оставалась все той же девочкой, которая наперегонки со мной мчалась по пирсу на озере и бешено сигала в воду в надежде поднять побольше брызг.