Она приподняла бровь и качнула бедрами:

– Мне не нужны слова, чтобы понять, когда ты думаешь о сексе.

Он хохотнул, и его ладони легли ей на грудь. У нее перехватило дыхание, и ее пальцы обхватили его запястья, подобно наручникам.

– Я хочу поговорить, Аид.

Он изогнул идеальную бровь:

– Говори. Я многозадачный… или ты забыла?

Он приподнялся, сев, и обхватил зубами ее сосок, прикусив через футболку. Персефоне хотелось отдаться ему, позволить ему исследовать свое тело. Ее руки – предательские руки – обвили его шею и погрузились в его волосы. От него пахло теплыми пряностями, и она почти чувствовала вкус его языка и аромат виски на нем.

– Не думаю, что тебе удастся быть многозадачным на этот раз. Я знаю этот взгляд.

Аид отстранился – но лишь для того, чтобы спросить:

– Какой взгляд?

Персефона обхватила его голову обеими ладонями. Тем самым она собиралась не дать ему отвлечь ее своим ртом, но его руки скользнули ей под футболку, и по ее телу побежали мурашки.

– Вот этот взгляд, – ответила она, словно это все объясняло. – Тот, что у тебя сейчас. Твои глаза темны, но за ними… скрыто что-то живое. Иногда мне кажется, что это страсть, иногда – что жестокость. Иногда мне кажется, что это вся твоя жизнь.

Он сверкнул глазами и опустил руки ей на бедра.

– Аид, – выдохнула она его имя, и он накрыл ее губы своими, придвинув ее так, чтобы она оказалась под ним. Его язык скользнул ей в рот. Она была права насчет его вкуса – дымного и сладкого. Богине захотелось почувствовать больше, и она обвила руками его плечи, а ногами – талию. Его губы скользнули вниз, чтобы пройти по контуру ее шеи и груди.

Персефона крепче обхватила ногами его талию, чтобы не дать ему спуститься еще ниже.

– Аид, – выдохнула она. – Я сказала, что хочу поговорить.

– Говори, – повторил он.

– Об Аполлоне.

Аид замер и зарычал – от этого неестественного звука у нее по спине пробежала дрожь. Он отстранился, больше не касаясь ее.

– Скажи, почему у тебя на губах имя моего племянника?

– Он мой новый проект.

Аид моргнул, и она увидела в его глазах жестокость.

Персефона поспешно продолжила:

– Он уволил Сивиллу, Аид. За то, что она отказалась стать его любовницей.

Он уставился на нее, и в его молчании явно читался гнев. Его губы были сжаты, а на лбу пульсировала вена. Он встал с кровати полностью обнаженный. Несколько мгновений она просто смотрела, как он уходит, – на его накачанную задницу и все остальное.

– Куда ты? – поинтересовалась она.

– Я не могу оставаться в нашей постели, пока ты говоришь об Аполлоне.

От нее не ускользнуло, что он назвал свою постель «нашей постелью». От этого у нее потеплело в груди, вот только она все испортила, упомянув Аполлона.

Богиня поспешила за ним.

– Я заговорила о нем только потому, что хочу помочь Сивилле!

Аид налил себе виски.

– То, что он делает, неправильно, Аид. Аполлон не может наказывать Сивиллу только за то, что она ему отказала.

– Очевидно, может, – ответил Аид, медленно отпив из бокала.

– Он лишил ее возможности зарабатывать на жизнь! У нее ничего нет и не будет, если не разоблачить Аполлона!

Аид осушил бокал и налил еще. После затянувшейся напряженной паузы он произнес:

– Тебе нельзя писать об Аполлоне, Персефона.

– Я уже говорила тебе – ты не можешь указывать мне, о ком писать, Аид.

Бог подземного царства с глухим стуком поставил бокал на стол.

– Тогда тебе не стоило рассказывать мне о своих планах.

Она догадывалась, какой будет его следующая мысль: «А еще тебе не стоило упоминать Аполлона в моей спальне».

Его слова разожгли в ней гнев, и она почувствовала, как сила пришла в движение у нее в венах.

– Это не сойдет ему с рук, Аид!

Она не стала добавлять, что ей очень нужна была эта история – что она послужит отвлекающим маневром для ее начальника. Аид, должно быть, почувствовал перемену в ее силе, потому что когда он снова заговорил, его слова звучали взвешенно и спокойно:

– Я не говорю, что я не согласен с тобой, но ты не можешь бороться за справедливость в одиночку, Персефона.

– Кто, если не я? Больше никто не желает бросать ему вызов. Народ его обожает.

Она не понимала, как они могли любить Аполлона и бояться Аида.

– Тем больше причин для тебя сначала обдумать стратегию, – продолжал убеждать Аид. – Есть другие способы добиться справедливости.

Персефона не была уверена, что ей нравилось то, на что намекал Аид.

Она окинула его сердитым взглядом:

– Чего ты так боишься? Я написала о тебе, и посмотри, сколько всего хорошего из этого вышло.

– Я здравомыслящий бог, – ответил он. – Не говоря уже о том, что я увлекся тобой. Я не хочу, чтобы тобой увлекся и Аполлон.

Персефоне было все равно, увлечется ею Аполлон или нет – бог музыки не смог бы ее добиться.

– Ты знаешь, что я буду осторожна, – сказала она. – Кроме того, неужели ты думаешь, что Аполлон осмелится связаться с той, что принадлежит тебе?

Аид поджал губы и протянул ей руку.

– Иди сюда, – он сел на кресло перед камином.

Она подчинилась, словно его слова были магнитом, а она – сталью. На ее пальцах сомкнулись пальцы Аида, и он усадил ее на себя так, что ее колени оказались по бокам от его бедер. Изгибы ее тела слились с его крепким туловищем. Она смотрела в его темные глаза, пока он говорил:

– Ты не понимаешь смысла божественности. Я не смогу защитить тебя от другого бога. Если ты вступишь с кем-то в противостояние, тебе придется победить самой.

Уверенность Персефоны пошатнулась. Существовало множество правил, связывающих богов – обещания, контракты, услуги, – и все они имели кое-что общее.

Они были нерушимы.

– Ты говоришь, что не вступишься за меня?

Аид вздохнул и провел пальцем по ее щеке:

– Дорогая, ради тебя я бы спалил весь этот мир.

Бог поцеловал ее так неистово и безжалостно, что у нее заныли губы. Лишив ее способности дышать, он отстранился, и его ладони так крепко прижались к ее коже, что он словно схватил ее за кости.

– Умоляю тебя – не пиши о боге музыки.

Персефона обнаружила, что кивает, завороженная таким ранимым взглядом темных глаз Аида. Он не доходил до такой степени отчаяния, даже когда пытался запретить ей писать о себе.

– А как же Сивилла? – произнесла она. – Если я не разоблачу его, кто ей поможет?

Взгляд Аида смягчился:

– Ты не можешь спасти всех, моя дорогая.

– Я не пытаюсь спасти всех – только тех, кто пострадал от богов.

Аид всмотрелся в нее долгим взглядом, а потом убрал с ее лица прядь волос:

– Этот мир тебя не заслуживает.

– Заслуживает, – ответила она. – Все заслуживают сострадания, Аид. Даже в смерти.

– Но ты говоришь не о сострадании. – Он провел большим пальцем по ее щеке. – Ты надеешься спасти смертных от наказания богов. Это так же несбыточно, как обещать вернуть мертвых к жизни.

– Только потому, что ты так считаешь, – возразила она.

Аид отвел взгляд, стиснув челюсти. Персефона явно задела чувствительную струну. От осознания вины у нее все внутри перевернулось. Она знала, что поступила нечестно. В подземном царстве были свои правила и равновесие сил, которые она не совсем понимала.

Она задела его, сама того не желая, но ей так хотелось все изменить. Богиня потянулась к нему, чтобы он снова взглянул на нее.

– Я не буду писать об Аполлоне, – сказала она.

Он слегка расслабился, но выражение его лица по-прежнему было непроницаемым.

– Я знаю, что ты стремишься к справедливости, но, прошу, поверь мне на слово.

– Я тебе верю.

Его лицо ничего не выражало, и у Персефоны сложилось впечатление, что он ей не поверил. Эта мысль ускользнула от нее, когда Аид поднял ее на руки, глядя в глаза, и пошел обратно к постели.

Он усадил ее на край, помог раздеться и уложил на спину. Сам он встал на колени у нее между ног, и его губы медленно спустились вниз и накрыли напряженный комочек нервов в центре между ее бедрами. Персефона изогнулась над кроватью, уперевшись головой в матрас и погрузив руки в море простыней вокруг. Ее дыхание сбилось.