Не на все ответы существуют вопросы.

Николай Дергунов возвращался в Питер. Он съездил в Кингисепп и совершенно напрасно. Сам город произвел приятное впечатление: компактный, по провинциальному неспешный. Невысокие исторические здания соседствовали с более современными многоэтажками. И те, и другие пострадали от наскальных письмён жителей города, страждущих оставить вечную память о себе на штукатурке зданий.

Дом целительницы – в новом районе – Николай нашел относительно быстро и даже успел порадоваться, что нет очереди из страждущих, но разговор получился короткий. Он не успел позвонить, как дверь открыла женщина лет на десять-пятнадцать старше его. Коротко стриженая, в очках и домашнем халате, она внимательно посмотрела на Николая и произнесла всего лишь одну фразу: «Помочь ничем не могу». Потом закрыла дверь, а Николай остался стоять на лестничной площадке.

Он не сразу осознал услышанное, мозг отказывался принять, что все слишком поздно. Мимо проходили люди, а он никак не мог оторвать взгляд от деревянной двери, за которой ему вынесли приговор. После Николай вышел на улицу, добрался до первой попавшейся лавочки, да так и просидел пару часов, не в силах пошевелиться. Значит, шансов никаких… Николай очнулся от ступора, когда день перевалил за вторую половину. Затекли ноги, хотелось пить, есть и в туалет одновременно. Он зашел в ближайшее кафе, где перекусил на скорую руку.

Теперь Николай ехал в пригородном автобусе, похожем на ПАЗик, красного цвета, и пытался задремать после бессонной ночи. Но рядом сидела чересчур общительная женщина, увлеченно вещавшая по телефону:

– Я ему говорю: «Доктор, давайте быстрее, у нас там инсультник». Он от меня отмахивается: «Не выдумывай!» Приезжаем: так и есть, инсульт, тяжелый.

Николай невольно прислушался – у попутчицы был громкий голос, а она продолжала делиться с собеседницей:

– Снова вызов: потеря сознания. А меня будто кто за язык тянет. Говорю: «Вот увидите, кома у диабетчика». Так и есть!

Николай заинтересовался: два совпадения на случай уже не тянут, а женщина повествовала дальше:

– Едем. Вдруг нас обгоняет полицейская машина с мигалками. Я: «Доктор, вот помяните, ждет нас пулевое ранение». Так и оказалось!

– Вы кем работаете? – не выдержал Николай.

– Фельдшером на скорой, – охотно ответила женщина, отвлекшись от разговора. – Я сама из Мурманской области, приехала сестру навестить.

Женщина была пышных размеров, про таких говорят «кровь с молоком», ее бровям мог позавидовать покойный генсек.

– И часто у вас так бывает? – Николай прикинул: скорее всего, подселенец.

– Да нет, – женщина пожала плечами. – Иногда находит. Меня на подстанции Вангой прозвали.

Николай не сомневался: у нее подселенец! По-хорошему, женщину стоило бы проверить на сущность-паразита, но от подобных умений только польза. Поэтому Николай выдохнул: вот бы всегда так, скольких неприятностей можно было бы избежать. Но люди разные, и сущности тоже. Кто-то образует плодотворный симбиоз с человеком, а кто-то пытается сожрать хозяина, и не только его.

Хотя… Подселенец мог быть и ни причем. Что касается ясновидения, однозначности тут не существовало. Возможно, работал компенсационный механизм, как с Вангой: ясновидящая была слепа. А может, все было связано с чакрами, через которые человек получал доступ в информационное поле, окружавшее планету. Хотя с сущностями Николаю все было понятнее и привычнее.

Николай вспомнил недавнее дело – Чертово, которое получило название из-за особой трудности. Хотелось бы, чтобы подобное не повторилось, слишком уж необычным и пугающим оказалось произошедшее. Лучше списать все на случайность, чем принять, что привычная реальность не будет прежней. «Демон» в человеческом мире… Пусть остается в фэнтези, там ему самое место.

Перед тем как отправиться на Московский вокзал, Николай заглянул в торговый центр на Невском, хотя можно было посидеть и в столовой неподалеку от вокзала: туалет, вай-фай и кондиционер имелись и там. Да и билет домой следовало купить, хотя… Может, остаться на несколько дней в Питере? Что Николай теряет? Теперь уже ничего.

Можно прогуляться в Эрмитаж, задержаться там в Рыцарском зале, заглянуть к мумии египетского жреца, произведшей на Николая неизгладимое впечатление в детстве. Или почтить вниманием портреты героев войны тысяча восемьсот двенадцатого года. А можно прогуляться по крышам, пока погода позволяет. Посетить Михайловский замок, побродить по одному из парков Петербурга, понаблюдать за разводом мостов над Невой.

Николай поднялся на эскалаторе в зону фуд-корта. Навстречу спускался человек в ярко-оранжевом скафандре; на шлеме, диаметром около метра, был изображен смайлик. Николай подивился: странный костюм. Мультфильм, что ли, новый вышел? Николай проводил взглядом аниматора, и, когда тот сходил с эскалатора, померещилось, что ноги человека-смайлика не соприкасаются со ступеньками.

Разглядеть как следует, Николай не успел: эскалатор завершил подъем. Да и аниматор не шарик, чтобы висеть в воздухе, просто почудилось: день тяжелый, голова ноет, точно ее кирпичом приложили, да и усталость навалилась.

В одном из кафе Николай заказал блин с ветчиной и сыром, солянку и чай. Над фуд-кортом располагался стеклянный купол, Николай сел прямо под ним. Сквозь стекло пробивалось хмурое небо, свойственное Питеру в любое время года. Оно было под стать настроению, охватившему Николая, – такое же безнадежное и давящее. Впрочем, другого неба от Питера в сентябре ожидать было сложно.

Дома бы Николай расправился с блином с помощью рук, но в общественном месте вроде как следовало пользоваться приборами, поэтому Николай без особого энтузиазма взял пластиковую вилку в левую руку, а нож в правую. Затем плюнул и поменял местами – так удобнее. Он резал блин на кусочки и старался не думать о словах целительницы: будет завтра, тогда и… В принципе, он предполагал нечто подобное, просто понадеялся на дурацкое чудо, которое часто обещают в голливудских фильмах.

Ну бывает же! С другими сплошь и рядом! Почему бы и Николаю не поверить в красивую сказку?! Ну почему?! Почему вечно с кем-то другим, но не с ним?! Вечное мимо, вечное «ждите ответа». Ну нельзя же так! Чем Николай хуже других? Почему все через одно место?! Где тот ангел-хранитель, который обязан охранять Николая?! Валяется пьяным в придорожной канаве?

Николай с шумом выдохнул. Надо успокоиться, взять себя в руки, принять новость… Но хотелось швырнуть нож через весь зал и заорать во все горло. Где эта гребаная справедливость?! В задницу высокопарные слова о смирении, пусть сами жрут свою безропотность, а Николай умирать не хочет. Все, что с ним случилось, неправильно! Он еще молод, он всегда жил не только для себя, но и для других. А теперь все, что ему отпущено – от силы полгода, да и то, пока боль не завладеет телом и умом.

Николай поднял голову. Среди облаков обозначился просвет, и теперь они образовали подобие смайлика будто в насмешку над чувствами, охватившими Николая. Он с минуту всматривался в улыбающуюся рожицу, а затем вновь вернулся к обеду и доел блин. Как бы Николай не психовал, от него ничего не зависит. Совсем ничего. Мир не беспристрастен, и с этим ничего не поделать.

У Николая возникло ощущение неподъемного камня на шее. Что бы ни делал, все тянет ко дну. Николай скоро сдохнет, а вселенная останется прежней, как ни в чем ни бывало. Будут плыть облака, тучи сморкаться дождями, а могила Николая порастет маргаритками и бархатцами, и вспомнят о нем лишь родители да сестра.

Он одним глотком допил крафтовый чай из облепихи и клюквы и поднялся из-за стола, настроение было испорчено в конец. Оставаться в Питере… Зачем? Плевать на Исаакиевский собор и Петропавловскую крепость, на Эрмитаж и уродов в Кунсткамере. Пусть другие наслаждаются северными красотами, а Николаю хочется вернуться домой и запереться ото всего мира в квартире. На вокзале он купил билет на ближайший «Сапсан» и оставшееся до отправления время просидел в зале ожидания, храня мрачное молчание. Взял отпуск, называется.