– А кто тогда расстреливал?
– У нас смертной казни нет, – напомнил Гусев.
– Ну это понятно, что ее у нас нет…
– На самом деле нет, – отрезал Гусев. Машина стояла на светофоре, из соседнего «БМВ» на убогую таратайку выбраковщиков презрительно косилась расфуфыренная барышня.
– Некрасивая и стервозная, – пробормотал Гусев. – Несчастный человек. И жалко мне тебя от души, и случай упускать не хочется… Ох, как смотрит! Думает, я про нее гадости всякие говорю…
«БМВ» всхрапнул мотором и слегка продвинулся вперед.
– Эй, агент Валюшок! – позвал Гусев. – Держись за шляпу. Нас только что с ног до головы уделали высокомерием. Предлагаю мелко и подло отомстить. Готов?
Вспыхнул зеленый. Как истинный джентльмен, Гусев позволил даме начать гонку. Он даже чересчур увлекся: иномарка уже пересекла стоп-линию, когда «двадцать седьмая» присела на все четыре колеса – и рванула.
Неизвестно, что подумала хозяйка «БМВ», когда мимо нее пронеслось эдакое пушечное ядро, но Валюшку пришлось туго. Опытный и умелый водитель, он невольно воспринимал все эволюции машины так, будто сам был сейчас за рулем. Короткий отрезок пути до Садового кольца Гусев пронесся настолько безопасно, насколько это было возможно при таком сумасшедшем темпе. Пришлось обогнать несколько машин, казалось застывших на месте, и ни одной аварийной ситуации Гусев не создал. Но все равно, сколько «Жигули» ни дорабатывай, в «Феррари» они от этого не превратятся. Поэтому, когда Гусев осадил «двадцать седьмую» у поворота с явным намерением дальше ехать спокойно, Валюшок облегченно перевел дух.
«БМВ» в зеркале отсутствовал. Выбраковщики, не веря своим глазам, синхронно оглянулись.
– А-а… Ползет, – Гусев вырулил на Садовое, и машина неспешно покатилась в сторону Нового Арбата. – Знай наших. Покойник Федя Яковлев на такой же тачке «Субару Импреза» загнал. Простую, конечно, не турбированную. Но все-таки! В городе, да на сухом асфальте, от нас спасения нет. Дешево и сердито.
– И как же он ее загнал? – поинтересовался Валюшок.
– Натурально. Измором взял. Сел на хвост и не слезал, пока она сама не нырнула в Яузу на нервной почве… А буквально на следующий день Федя переходил улицу на красный свет и попал под машину. Вот ты бы поперся на красный? Чтобы тебя насмерть задавили, и ты же еще остался виноват… Так вот, Леха, мы с тобой насчет расстрелов не договорили. Заруби на носу, выбраковка не расстреливает. Все, что ты слышал на подготовительных курсах, чистой воды правда. Наша задача – изъять из общества его врагов, обеспечить доказательную базу для суда – и все. Дальше работают уже судейские и ГУЛАК. А если мы кого-нибудь в процессе задержания убьем, значит, он использовал свое законное право оказать сопротивление. Исключений не бывает. Каждый занят своим делом. Милиция – розыском и профилактикой, мы – санацией, прокуроры э-э… прокурорят, а ГУЛАК уже конкретно истребляет всякую мразь. Путем создания ей невыносимых условий жизни. Между прочим, только строго между нами, пару раз случались запланированные побеги с каторжных работ.
– Запланированные? А-а… – Валюшок поежился.
– Кто-то должен был рассказать братве, какой это ужас.
– Слушай, это на самом деле так… Так страшно?
– Просто гибель, – кивнул Гусев. – Я ездил в командировки. Сопровождал дознавателей ко всяким узникам на допросы по вновь раскрытым делам. И кое-что смог увидеть. Они вкалывают как безумные. Там ведь можно пробиться в десятники, в бригадиры, устроиться на придурочную должность и этим немного облегчить свою участь. Читал Солженицына? Ничего похожего. А вот на фашистские концлагеря смахивает весьма. Малейшее неповиновение – тебя хватают под белы рученьки и уводят. Только не в газовую камеру, а на парочку уколов. И возвращаешься ты потом в тот же барак – остальным в назидание. Тихий и смирный возвращаешься. Их бы всех химией глушили, только на всех таблеток не напасешься.
– Каторга должна быть прибыльной, – согласился Валюшок понимающе.
– Забудь! – усмехнулся Гусев. – В наши дни каторга не может быть прибыльной. В сталинские времена еще куда ни шло, но сейчас рабы больше съедают, чем производят. Это ты пропаганды наслушался. Все успехи Союза, дорогуша, зиждятся на трех китах. Каждый платит налоги – раз. Нет теневой экономики – два. И принцип «у нерусских не покупаем» – три. Конечно, не в том смысле, что мы кока-колу больше не пьем, а в том, что у нас турки Кремль не ремонтируют и чурки дачи не строят. А каторжники – это просто было подспорье в самом начале…
Мимо проехал, обгоняя выбраковщиков, давешний «БМВ» и круто спикировал к подъезду дорогого ночного клуба. Валюшок невольно засмотрелся на яркую вывеску. Он здесь не бывал, да и вообще давно перестал тянуться к навороченным кабакам. У него имелся свой любимый пивнячок в двух шагах от дома. С бильярдом, дартсом и теплой спокойной обстановкой. Как у любого нормального человека в этом городе. В неоправданно дорогих безвкусных заведениях наподобие того, куда направилась дамочка из «БМВ», тусовались, как правило, не совсем нормальные. Скучные пустые люди, измученные вечным ощущением, что им чего-то недодали в жизни. Валюшок понимал, откуда это. Он и сам когда-то не знал, чем заполнить щемящую пустоту внутри, которая никак не хотела проходить, хоть ты ее пейнтболом, хоть горными лыжами, хоть книгами хорошими. Бесился, на стенку лез в поисках новых ощущений… А потом все улеглось. Оказалось, нужно просто найти свою любовь и отыскать дело по душе. «Просто…? Черта с два это так просто. Многим до самого конца так и не удается. Интересно – Гусеву удалось?»
Гусев крутил баранку и разглагольствовал. Валюшок не без труда вернулся к действительности и прислушался.
– …конечно, наши порядки не очень-то согласуются с Декларацией Прав Человека, – вещал Гусев. – Но зато в Союзе можно по-человечески жить. Совершенно без страха. Думаешь, почему наш режим так люто ненавидят все правительства мира, кроме совсем уж тоталитарных, а мы с ними по-прежнему выгодно торгуем, науку вместе делаем, экспедицию на Марс готовимся запускать? Да потому что любой, кого хоть раз ограбили на улице, у кого обчистили квартиру, угнали машину, кого просто без повода измордовала гопота… В тот момент, сжимая кулаки или утирая слезы, он мечтал переселиться в Союз, где такого не бывает в принципе. Нас давно бы стерли в порошок, даже ценой ядерной войны. Но общественное мнение не позволяет. Сколько ты его телевизором ни потчуй, сколько ни капай на мозги – люди хотят, чтобы Союз был. Хотя бы как недосягаемая мечта, как символ. Мы создали утопию, Леха. Мы почти уже построили безопасное общество. Мы! Мы это сделали, понимаешь?
– Ну, я-то пока ничего не сделал, – потупился Валюшок.
– Уже начал. Да и успеешь еще, – пообещал Гусев. – Я же говорил, очередной подвиг назначен на полночь. Будет чем заняться. Круто пошел твой первый день – ну и закончим в том же духе…
Глава двенадцатая
Как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны. Но, конечно, антифеодальная политика Влада вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием – это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти.
На стоянке у памятника Маяковскому Гусев пристроил машину рядом с несколькими такими же неприметными автомобилями, в каждом из которых лениво покуривало по три человека.
– Уж полночь близится, а Мышкина все нет, – сказал он, оглядевшись. – Непорядок. А-а, легок на помине…
От Садового поднимался огромный «дальнобойщик». Машины на стоянке дружно завелись. Фура свернула на Брестскую, и за ней тут же выстроилась целая кавалькада.
В тесном переулке грузовик притерся к обочине. Группа Мышкина кое-как запарковалась вокруг и полезла в трейлер, задняя дверь которого наполовину распахнулась, вывалив наружу короткую лесенку.
– Мобильный штаб, – объяснил Гусев. – Он же летающая крепость. Пошли, чего сидишь?
