— Роб, ты здесь мерзнешь. Давай ты поживёшь пока в нашей комнате, а? Я же вижу, что ты постоянно дрожишь, так и до простуды недалеко…

— Я… Не знаю даже…

— Ну пожалуйста-пожалуйста-препожалуйста! — захлопав ресничками, кот повис на руке Роба, заглядывая в его глаз. Ресницы защекотали чужие щёки, и циклоп не сдержал смешок:

— Ладно, Гамбол, уговорил!

А потом, когда довольный котёнок отвернулся, Роб панически вдохнул воздух, потому что понял, что впервые назвал котёнка по имени. Это было так необычно. Он шепотом повторил снова… Гамбол. Ничего себе, а это имя не такое уж и отвратительное… Оно словно таяло на губах каждый раз, когда глюк произносил его. Котёнок не замечал, что его собеседник постоянно замирает от этого неуловимого кайфа. Ни один из «врагов» не догадывался о том, что произойдёт спустя ещё какое-то время.

Когда зима окончательно наступила, жить в подвале, как раньше, оказалось невозможным. И Робу пришлось переходить в комнаты дома Уоттерсонов. Конечно, первые дни Дарвин и Анаис недоверчиво поглядывали в сторону циклопа, но тот старался не обращать на них внимания, не попадаться им на глаза и вообще не издавать ни звука. Обычно он просто сидел и слушал музыку на слегка треснувшем музыкальном плеере, найденном ещё в Пустоте. Вспоминать про это место Робу не хотелось, но глядя на серый пейзаж за окном, на белый снег и сильные снегопады, невозможно было не провести параллель с глючащим фоном Пустоты. Охваченный беспокойством Роб не находил себе места в такие моменты. Однако странная паника пропадала, когда в комнате появлялся Гамбол. Он с широченной улыбкой подходил к циклопу, доставая из-за спины очередную вкусняшку, принесённую с обеда или ужина. Робу снова становилось так хорошо-хорошо, будто его ничто не тревожило.

Про то, что в детской комнате живёт кто-то ещё, родители Гамбола не догадывались. Действительно, почти ничего не изменилось после такого переезда — у Роба почти не было личных вещей, поэтому он занимал не так много пространства. Они с котёнком вполне умещались на одной кровати. Сначала спать так было очень странно. Роб в первую ночь никак не мог уснуть, слушая мерное сопение соседа по постели. Тот дышал ему в грудь, отчего в ней становилось тепло. Тепло было и в свитере, который теперь Роб носил не снимая. Уткнувшись друг в друга, свернувшись в тесный клубок, подростки научились засыпать в обнимку, чтобы во время сна ни один из них не свалился с кровати и не помешал другому.

А потом пришло осознание. Как гром среди ясного неба.

Он влюбился.

Черт.

Как могло до такого дойти?

Съёжившись с утра на мятой постели, Роб с негодованием царапал свои руки. Ему хотелось уничтожить себя, сожрать живьём, изрезать лезвием предплечья. Он, черт подери, влюбился. Да ещё и в своего врага. Как унизительно. Как же унизительно…

На покрытой помехами коже почти невозможно было заметить глубокие царапины. Крови просто не было, глюк знал это. Он же пустой внутри, у него там только помехи… Всё его тело — сплошная ошибка. И жизнь, наверное, тоже. И даже этот котёнок — ошибка в его жизни. Но он не может от него избавиться. Он не хочет причинять ему боль. У Роба просто руки не поднимаются ударить его по этому милому круглому лицу. Хотя они враги. Они должны ненавидеть друг друга. Роб должен хотеть не просто ударить Гамбола, а убить его. Но он не думает об этом. Он думает, что нужно избавиться вовсе не от Гамбола. А от себя.

Долго выбирать способ покончить с этим не пришлось. Судьба сама расставила все пешки по своим клеткам. В день Икс, когда Роб решился совершить задуманное, дома никого не было — старшие Уоттерсоны вместе с младшей сестрой Гамбола укатили по делам в торговый центр, а сам котёнок и его братец-карасик были в школе и отсиживали за партами отпущенное им на учёбу время.

Роб спустился на кухню за стаканом воды. Нужно было запить найденное снотворное. Он распечатал упаковку и методично начал глотать таблетки. Одна, вторая, третья… Первый десяток уже в желудке, пути назад нет. Когда циклоп проглотил последнюю и отправился доживать последние минуты в ванную комнату, на первом этаже раздался стук. Роб обернулся и увидел, что входная дверь широко распахнута, и на пороге стоит котёнок. Не успел.

Со скоростью молнии Роб метнулся в сторону ванной и дрожащими руками захлопнул дверь. Закрывая её на шпингалет, циклоп только мысленно ругал себя за промедление. Он не хотел, чтобы кто-то присутствовал в доме в момент его смерти. Особенно он не хотел, чтобы это был Гамбол. Кто угодно, только не он. Он не должен этого видеть. Но котёнок заметил движение наверху и, скинув с себя пальто и шапку, бросился к захлопнувшейся двери.

— Роб, это ты? Открой дверь! Там у тебя всё в порядке?

Роб отступил в глубину ванной. Осталось только надеяться, что хлипкая задвижка выдержит натиск котёнка. Чувствуя странную слабость во всём теле, циклоп направился к ванной и улёгся в ней. Он очень хотел уснуть как можно скорее, чтобы совесть не начала его грызть за то, что он тратит нервы своего самого любимого существа на свете. Он действительно любил Гамбола, и мысль эта приносила ему невероятно много боли. Глюк был слишком горд, чтоб позволить себе привязаться к тому, кому он сам не нужен. Во всяком случае, он был уверен, что и Гамболу, и ему самому будет намного легче, если кто-то из них двоих исчезнет. И он поставил этот крест на себе.

И вот сейчас, лежа на коленях Гамбола, Роб чувствовал этот стыд и обиду за то, что натворил. Котёнок с одинаковой частотой гладил его по голове, прижимая к своему теплому свитеру. Чувство спокойствия постепенно овладевало циклопом, а все его страхи отходили на задний план. Наконец, окончательно придя в себя, Роб открыл глаз.

Головокружение прекратилось. В доме всё так же никого не было, кроме них двоих. Оба сидели на холодном кафеле и дрожали от пережитого стресса. Они наконец осознали, что не безразличны друг другу. В этой беззвучной тишине будто повис вопрос: «И что дальше?»

— И что теперь с нами будет? — озвучил этот вопрос Гамбол. Роб медленно повернул к нему голову, сглатывая остатки тошнотворного привкуса во рту:

— Не знаю.

Гамбол склонился к его лицу.

— А я знаю. Я больше никогда не оставлю таблетки у тебя под рукой.