Уже целых две недели я избегаю общения с Домиником, благо, это не сложно с моим насыщенным графиком. Я просто не понимаю, как нам взаимодействовать. Но хуже всего, что я всё время вспоминаю его поцелуй, и мне совсем не нравится реакция моего тела на эти воспоминания. Сколько бы я не бегала от Ника, от себя убежать никак не получается. Ник мне нравится. А если быть совсем откровенной – этот парень мне очень нравится и уже давно. Только осознала это я лишь сейчас, и теперь очень хочу ещё раз ощутить на своих губах вкус его поцелуя.

«Это надо пережить, это надо пережить…»

До ручья осталось метров триста. Дождь льёт, как из ведра, и застилает глаза. На мне даже сухой нитки не осталось, а под ногами ужасная слякоть. Ноги скользят и разъезжаются, но я изворачиваюсь, балансирую и каждый раз избегаю падения в грязь.

До ручья ещё метров сто. Какое к демоновой бабушке омовение – я и так под водопадом. Конец сентября выдался прохладнее, чем обычно, и противный дождь льёт почти каждый день. Но я не чувствую холода. Мне жарко, потому что бежать сегодня особенно трудно. И нет – я не устала, мышцы давно уже привыкли к большим нагрузкам, но скользкая дорога не позволяет расслабиться.

А вот и вожделенный ручей. Может, прямо в одежде искупаться? А что – вряд ли Хенг об этом узнает. Но режим и каждый пункт моего расписания у меня уже в крови, и я отбрасываю крамольные мысли. Быстро снимаю грязную мокрую одежду и ступаю в ледяную воду. Привычно абстрагировавшись от болезненно покалывающих ощущений на коже, я совершаю свой ежедневный ритуальный заплыв.

Полотенце сейчас мне точно не пригодится, оно тут же полностью вымокнет под дождём, стоит мне извлечь его из кожаного рюкзачка. Я надела трусики и принялась полоскать в ручье спортивные штаны и футболку. Позади громко хрустнула ветка, заставив меня обернуться. Страха не было, но зато каково было моё удивление, когда из-за деревьев вышел Доминик и сделал несколько шагов в мою сторону.

О том, что я раздета, даже не сразу вспомнила, и поняла это лишь по взгляду мужчины. Нет, вовсе не смущённому взгляду, и смотрел он отнюдь не в мои прекрасные очи – этот… мой добрый и заботливый друг, мой верный защитник жадно пялился на мою обнажённую грудь.

Таких взглядов я видела великое множество даже когда была ещё ребёнком. И позднее – в Париже, и даже здесь – в этой китайской дыре мужчинами управляли инстинкты. Ни слабый серый рассвет, ни завеса проливного дождя не смогли скрыть от меня этот похотливый взгляд голодного самца.

Лишь на секунду в голову закрались страх и сомнение, но тут же были сметены негодованием. Подхватив мокрую футболку, я прикрыла ею грудь и с вызовом взглянула на парня.

– Ники, дружочек, а не рановато ли ты по грибы собрался, и где, мать твою, ты потерял своё лукошко?

– Ди, ты невероятно красивая, – проигнорировав мой издевательский тон, хрипло произнёс Доминик.

Приблизившись почти вплотную, он медленно протянул руку к моему лицу. Осторожно убрав налипшие мокрые пряди, Ник погладил меня по щеке, осторожно провёл пальцами по шее, ключицам, и теперь поглаживал побелевшие костяшки моих пальцев, сжимающих футболку.

Я же, как заворожённая, следила за его рукой, а моё тело наполняли новые, неведомые мне ранее, ощущения. Я отчётливо понимала их природу, но совершенно не желала им противиться. А ради чего? Во имя какой-то там великой цели, к которой готовили меня Демон со своим дурным учителем? Да мне даже смысл моего пребывания здесь не понятен.

Возможно, я уже скоро осознаю все четыре истины древней философии и, пройдя по Восьмеричному пути, достигну нирваны, и забудусь в ней, так и не познав греха. Тогда, пожалуй, мне стоит поторопиться и куснуть запретный плод.

Я решительно опустила руки, которыми придерживала футболку у своей груди, и прошептала:

– Дотронься до меня, Ники.

Из горла парня вырвался резкий рваный вздох, на который моё тело откликнулось каждой клеточкой. Моё дыхание участилось настолько, словно я промчалась километров двадцать навстречу своему искушению.

Подрагивающие пальцы Ника обвели контуры моей груди, едва касаясь. От этого невинного прикосновения моя грудь как будто стала больше, а тёмные соски, как две маленькие пики, нацелились на Доминика. Внизу живота что-то тянуло щекотало и закручивалось… Так вот вы какие – бабочки!

Мне захотелось скрестить ноги, а ещё дёрнуть за волосы этого парня и притянуть его губы к своей груди. Почему он ничего не делает? Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться на собственных ощущениях. Ну же, Ники, чего ты медлишь?

– Прости, малышка, так нельзя, – Доминик обнял меня за плечи и прижал к себе. – Мне очень трудно не прикасаться к тебе, почти невозможно, но нам надо подождать.

– Да ну? – взвилась я. – Выходит, зря я так надеялась, и пять километров к тебе мчалась, чтобы отдаться? А теперь разделась вот, уговариваю…

– Не злись, малыш, я идиот.

– Я тебе не малыш, понял? – изо всех сил я оттолкнула от себя Доминика. – А вот ты действительно идиот, и прав Демон, засиделся ты здесь слишком!

Я с остервенением натягиваю на мокрое тело мокрую одежду, а мой несостоявшийся соблазнитель смотрит на меня глазами, полными отчаяния. Вот же придурок, зачем он всё испортил? И зачем вообще припёрся? Сволочь! Целовал, в любви признавался, а теперь вдруг решил выследить меня голую, чтобы объявить, что нам надо подождать.

И это хвалёная мужская логика? Ненавижу мужиков!

– Девочка моя, прошу, пожалуйста, давай не будем ссориться, – тихо попросил Доминик.

– Узкорылая крокодилица – твоя девочка! – я подхватила свой рюкзак и рванула прочь.

Вот гадство – ещё и к Хенгу опоздала!

Вымыв ноги и быстро переодевшись в сухую чистую одежду, я тщательно убрала под косынку мокрые волосы и направилась к Мастеру в дом. На сушку волос времени просто нет. Но заболеть мне не страшно, в этом загадочном месте меня никакая простуда не берёт, и все страшные вирусы дохнут ещё на подлёте.

Приготовление завтрака обычно занимает совсем немного времени, но от одного вида этого попугайского корма меня начинает тошнить. Каша из чумизы с небольшим добавлением картофеля уже более двух лет составляет мой неизменный утренний рацион. О соли и сахаре даже и мечтать не стоит.

Когда-то, ещё на первом году моего пребывания здесь, я рискнула проявить недовольство по поводу однообразия в еде. Как ни странно, Хенг меня не прибил на месте за вольномыслие. Но зато весь следующий месяц завтракала я лишь четырнадцатью сырыми зёрнышками дикого риса. И даже без глоточка воды! И эта жалкая щепотка зёрен была единственной снедью, что наполняла мой желудок до самого обеда.

Хенг тогда даже снизошёл до объяснения, и я узнала, что такая диета позволяла шаолиньским монахам сохранять силу и долголетие. А почему только четырнадцать зёрен? Ну, это же элементарно – по количеству прожитых лет. Спрашивается, какая сила от такого скудного завтрака? И на фига мне нужно такое долголетие, если всю жизнь придётся провожать голодным взглядом диких голубей и завидовать бродячим собакам, промышляющим на помойке.

Воображение живо нарисовало праздничный завтрак в свой столетний юбилей – горстка сырых твёрдых зёрен со свечкой в центре для обозначения торжественности момента. Я бы, к примеру, предпочла свечку сжевать, чем давиться сотней сырых рисинок.

Когда же, после жёсткой диеты, мне снова была предложена альтернатива в виде раскритикованной мной каши, я была безмерно счастлива. А заодно утвердилась в понимании, насколько всё в этом мире относительно.

Когда с приготовлением сегодняшнего завтрака было покончено, то на медитацию оставалось не более двадцати минут. До завтрака Хенг обычно не появлялся, но почему-то старый хрыч всегда знал, что происходит на его территории в его отсутствие. И я даже не сомневалась, что моё опоздание не останется в тайне.

Погрузиться в медитативное состояние у меня не вышло. Как бы я не стремилась уйти в себя, абстрагироваться полностью от Доминика не получилось – я по-прежнему продолжала злиться. Хорошо, что сегодня воскресенье и, кроме занятий с Хенгом, других уроков у меня нет. А иначе мне бы не избежать замечаний от моих учителей и, не приведи Бог, плохих оценок.