И потом все начинается снова. Рубашки – с воротником-стоечкой, с рукавами-воланчиками, приталенные, свободные, полупрозрачные, в клеточку, с буфами. Юбки – на высокой талии, с V-образным подолом, с разрезом по центру и длиной миди. Брюки – палаццо, прямые, с поясом, со стрелками и без. Еще через полтора часа мы выходим на улицу, нагруженные пакетами. На мне – новые бежевые брюки и шелковая рубашка в мелкий горошек. Чувствую себя полностью вымотанной, но тем не менее довольной. Все купленное я точно буду носить без ощущения того, что позаимствовала чужое.

– Можно в честь твоего преображения совершить что-нибудь этакое. – Василина кивает на пакет со старой одеждой в моей руке, и ее глаза озорно вспыхивают: – Например, устроить акт сожжения твоих некрасивых шмоток.

– Не надо, – бормочу я, машинально пряча ладонь за спину. – Достаточно отметить покупки десертом и кофе. Я угощаю.

– Вася потрудилась на славу, и Вася заслужила вкусный тортик! – хлопает в ладоши Василина, в очередной раз заставив меня искренне восхититься ее легкостью и жизнелюбием.

Сама я большую часть вечера испытывала вину за то, что так праздно провожу время.

– Ну вы такая лее-еди, Татьяна, – восторженно шипит она, когда мы вдвоем заходим в ближайшую кофейню. – И даже походка изменилась.

Я и сама чувствую, что иду по-другому. Если раньше хотелось пробежать, ускользнуть, прошмыгнуть, чтобы не привлекать к себе внимания, то в новых вещах возникает желание расправить плечи и шагать не торопясь. Так получается само собой, без каких-либо мысленных увещеваний. Магия, не иначе.

– Мне капучино и творожный брауни. – Отвернувшись от официанта, Василина переключает внимание на меня: – Ну что, Танюша. Выглядишь ты теперь на пять с плюсом, так что можно и о личной жизни подумать. Как там, к слову, наш Дан-Балан?

Я, конечно, рассказала ей, что Громов планирует сотрудничать с «Кристаллом» и что занимаюсь его договором. Только про то, что он просил мой телефон – утаила. Это показалось мне неуместным бахвальством, в котором Василина наверняка попытается увидеть то, чего нет. Я же ее знаю. Сразу воскликнет, что, мол, он положил на меня глаз и захочет пригласить на свидание. А я уверена, что это не так, хотя бы потому, что прошло уже три дня, и Дан ни разу не позвонил. Его интерес сугубо профессиональный – в этом я нисколько не сомневаюсь.

– Думаю, у него все в порядке, – как можно ровнее отвечаю я. – Мы с ним больше не виделись.

– Ну и ладно. Продолжишь выглядеть так, как сегодня, – у тебя отбоя от парней не будет.

Пока Василина пишет сообщение Кариму, я с тоской разглядываю в банковском приложении уменьшившийся остаток по счету. Если каждый месяц тратить столько, сколько в последнюю неделю, собственным жильем я не скоро обзаведусь.

Приглушив голос, подаюсь вперед, чтобы никто, кроме Васи, меня не услышал:

– Неужели все женщины столько расходуют на себя?

– Это тебе с непривычки кажется, что много, – убежденно заявляет она. – Ты же на себя в жизни денег не тратила.

Мне хочется себя защитить. А то со стороны может показаться, что я скупердяйка, привыкшая на всем экономить.

– Просто у меня есть цель. Я коплю на квартиру.

– Ну купишь ты квартиру, а дальше что? Потом потребуется ремонт, потом машина, потом дача. А жить когда? И главное, для чего? Все это не будет иметь смысла, если ты не умеешь собой наслаждаться. Все-таки мама глубоко ошибается, называя Василину непутевой. Просто она по-другому относится к жизни. Не так, как мы. Вот именно, да: умеет ей наслаждаться. А меня с детства приучили к мысли, что жизнь – это бег с препятствиями. Миновал одно – тут же готовься перепрыгнуть другое и так далее. А остановиться и насладиться победой – нет, не учили. Даже когда я получила должность в «Кристалле», обойдя десятки других соискателей, за меня некому было порадоваться. Мама, узнав об этом, заявила, что расслабляться рано и, если я не буду работать на пределе своих возможностей, мне с большой вероятностью найдут замену. Так я и работала целый год – на максимуме. Случались и радости, конечно: например, когда три месяца испытательного срока миновали, и меня официально зачислили в штат. Правда назвать эти события счастливыми я вряд ли смогу.

Очередной инсайт: в работу я вкладываюсь на сто процентов, а вот живу лишь наполовину.

– Таня!

Опомнившись, я ловлю лицо Василины в фокус.

– Что?

– Парень. – Она делает большие глаза и со значением косится на столик слева. – Он на тебя постоянно поглядывает.

Я машинально смотрю в указанном направлении и, вспыхнув, отвожу глаза. Как неловко. Потому что вихрастый парень в модных роговых очках действительно на меня смотрит, и мы только что встретились взглядами.

– Может быть, он перепутал меня с кем-то из своих знакомых, – говорю шепотом.

– Господи, да ты настоящая тавык, как говорит Эльсина! – возмущенно шипит Вася. – Тавык – это курица по-татарски, чтобы ты знала.

Ответить не успеваю, потому что в этот момент звонит мой телефон. Секунду я сосредоточенно всматриваюсь в незнакомые цифры и, так и не узнав, принимаю вызов.

– Слушаю вас.

– Привет, красавица, – звучит в трубке знакомый баритон. – Узнала любимого клиента?

Мой взгляд начинает панически метаться по столу, во рту пересыхает. Узнала, конечно. Как не узнать? Так насмешливо растягивает гласные только Дан.

– Привет… – отрывисто выговариваю я и от волнения задеваю ложку, торчащую из чашки. Выпрыгнув, она заливает кофейными брызгами стол и привлекает внимание Василины. – Э-эм. Да, я тебя узнала.

– Кто это? – тихо спрашивает она, глядя на меня с любопытством.

Неопределенно махнув рукой, опускаю глаза в стол и прикусываю губу. Внутри бушует самый настоящий ураган, с которым я не могу совладать так сразу. Сейчас я бы предпочла оказаться в каком-нибудь уединенном месте, чтобы никто не видел мое покрасневшее и растерянное лицо.

– Это приятно, – бодро отвечает Дан. – Как продвигается работа над договором? Он хотя бы отдаленно напоминает оригинал?

– Продвигается нормально. Я постараюсь в течение пары дней переслать готовый вариант.

Стараюсь говорить так, как если бы приходилось беседовать с любым другим клиентом, но едва ли удается. Голос звучит неестественно и сбивчиво. Все потому, что ни один из наших клиентов не звонил мне на личный телефон вне рабочего дня.

– Ваш десерт, – объявляет появившийся официант, опуская передо мной тарелку с пышным медовиком.

– Ужинаешь где-то? – незамедлительно спрашивают в трубке.

– Да… – Я умоляюще смотрю на Василину, которая начинает гримасничать и прикладывать кулак к губам, имитируя пение в микрофон. – Мы с подругой зашли выпить кофе… С Василиной, если ты ее помнишь.

На этой фразе она победно вытягивает руку вверх и, расплывшись в улыбке, откидывается на спинку кресла. «Я знала», – выговаривает шепотом, а затем поворачивается к нашему соседу слева и громко объявляет:

– Сорри, братишка. Эта птичка уже занята. Побагровев от смущения, прикрываю рукой трубку. Так и хочется сказать ей излюбленную фразу Карима: «Получишь по жопе». Я точно как-нибудь ее любимый белый лифчик со своим хиппи-свитером постираю.

– Передавай ей привет, – говорит Дан, пока я, соскочив с места, несусь к спасительной тишине туалета. – Значит, еще два дня… Хорошо. Ты по субботам тоже работаешь?

– Иногда бывает, – бормочу я, лавируя между столиками и попутно задаваясь вопросом, должна ли вообще на это отвечать. – Но нечасто.

– Вечер пятницы не располагает к утру субботы, это понятно. Сегодня куда-нибудь идешь?

Снова посещает ощущение, что все происходит не со мной. Для чего Дан это спрашивает? Исключено ведь… В смысле это точно исключено! И как перестать отвечать односложно? Дан разговаривает легко и многословно, а я так, будто мой лексикон строго ограничен, а к голове приставлен пистолет.

– Да не пугайся, красавица, – говорит он, по-своему расценив повисшую паузу. – Просто хотел узнать, будешь ли ты завтра в офисе. У меня встреча неподалеку, и я хотел посмотреть промежуточные правки, чтобы заранее знать, с чем твоя категоричная душа не согласна.