Вечером, когда плачь, всхлипы и громыхания посуды сменились на громкий говор, я захватил с собой чаю и пару бутербродов, после чего начисто засел в комнате. Несколько знакомых лиц пытались меня вытащить, открыл я лишь сестре.

Её лицо было заплаканным, а увидев меня, она вновь разрыдалась. Я успокаивал её около час, а сам не проронил и слезинки.

Я просто не верил.

Вскоре сестра ушла к отцу. Плачь, возобновился. Не верили все.

Утром меня разбудил стук в дверь, тетушкам — родственницам мамы нужна была помощь.

Мне предстояло загрузить кучу еды в такую же кучу машин. Огромный бочек борща, рис, картофельное пюре и много чего еще. После чего, все присутствующие сели в машины и поехали друг за другом.

Я не верил.

Вскоре мы подъехали к церкви. Купола и кресты были обделаны ярким золотом, на окнах красовались узоры и даже забор был крестовидной формы. Сама церковь была выкрашена в белые и голубые тона. Двери были деревянными и старыми.

На улице было пасмурно и тепло. Казалось что само небо расстроилось этому шествию. Вся толпа мигом выскочила из машины. Мужчины, женщины, дети, старики и старушки. Были все, кого я знал и кого не знал. В руках они держали цветы. Разные. Кто-то розы, кто гвоздики. Я подумал, что и мне нужны цветы.

Я все-таки встречаю маму.

Благо цветочный магазин был рядом.

— Здравствуйте, мне нужны цветы.

— Добрый день, какие именно цветы вам нужны? Подарок на день рождение, годовщину, свидание?

— Подарок маме. — Оглядев огромный ассортимент, я приметил в углу у окна букет Хризантем. Большой букет сочетал в себе желтые и белые цветы. — можете показать мне вон те Хризантемы? — я пальцем указал на букет и милая продавщица тут же направилась за ним. Времени у меня было достаточно, все ждали отца и сестру. Им в этот день было хуже всех.

— Вот, пожалуйста. — Она держала в руках букет и мягко поправляла цветы.

— Я их беру. — упаковав букет получше, она всучила его мне. — Уверенна, вашей маме понравится.

— Я тоже так думаю. — Я прохрипел в ответ. — сколько здесь?

— Двадцать пять.

Посмотрев на букет у меня в руках, я аккуратно вынул одну белую Хризантему.

— Это вам. — я протянул цветов девушки. — Благодарность за цветы.

— Но как, же так, если вы отдадите мне цветок, там останется двадцать четыре.

— Ничего, мне хватит.

— Но это четное число.

— Да, я знаю.

Выходя из магазина, я лишь услышал её громкий ахающий вздох.

Церковь была не далеко, буквально за двумя пятиэтажными домами.

Машина отца опередила меня на несколько метров, за рулем был Слава, брат папы. Выйдя из машины, и отец, и сестра пошатывались. Им было трудно.

Время пришло, пора заходить в церковь.

Отец, сестра и еще несколько близких родственников шли вперед. Я же был где-то в середине толпы, я просто не спешил.

После того как я зашел в помещение, в глаза мне бросилась сотни икон. Где-то впереди, я, услышал, сильный плачь. Это был отец. Впрочем, систру я тоже слышал. Я сделал глубокий и прерывистый вздох. Толпа мешала мне видеть происходящие, словно меня и не было совсем, словно я не член этой семьи.

Какая-то женщина проходила между людьми и раздавала тонкие свечи, продетые в круглый картон, после чего нам помогли их зажечь.

Началось отпевание.

От запаха кадила меня затошнило, голова резко начала кружиться и паника овладела мной. Я чуть не упал. Находиться долго я там не смог. Меня вывели или я сам вышел, не помню. Кто-то из знакомых пытался, вручит мне таблетку пустырника, чтобы помочь успокоится. Таблетку-то я взял, а пить не стал. Мне бы это не помогло. Вслед за мной вывели сестру. Она была бледной, заплаканной, горюющей.

Отпевание кончилось.

Знакомый помог мне пройти за церковь. Там нас ждал катафалк.

Я увидел её впервые за четыре дня.

Она так спокойно лежала. Кожа её была чуть желтовата, но никак не бела, тело хоть и лежало в морге, не было окаменевшем. Её руки были скрещены вместе.

Казалось, что она просто спит.

Мотор завели и мы тронулись. Вот и кладбище. Смотря на эту картину, я вспомнил смерть бабушки. Я был тогда еще ребенком, но уже многое понимал. Кажется, мне тогда было лет восемь.

Пасмурные день, мокрая глина кладбища, незнакомые люди, слезы, красный гроб и знакомая женщина в нем. Сейчас картина повторялась.

Пришло время прощаться.

Последний поцелуй в лоб.

Подойдя ближе, я понял, что сейчас на ней надето любимое, синие платье и незнакомая белая косынка. Прикоснувшись к ней губами, я сразу оторвался. Моей задачей было попрощаться.

— прощай, глупая женщина…

От гроба меня оторвал отец.

Всем нам без исключения знакома боль утраты. Знакомо это сжигающие чувство одиночества. Чувство пустоты, когда лишаешься чего-то поистине важного. Но еще больнее осознавать, что это больше не вернуть. В момент, когда я, самолично кинул горсть земли, на заколоченный гроб, я понял.

Я лично её закопал.

В тот момент, когда я отошел от гроба, я понял.

Я её бросил.

В тот момент, когда гвоздь вбивали в крышку, я понял.

Я навсегда её потерял.

Сожаления… Чего они стоят на самом деле и кому они нужны? Вечная загадка. Но я сожалел. Сожалел о многом. Но было поздно.

Я упустил свое время.

В какой момент я это понял? Когда, бросил горсть земли на гроб? Когда стоял по среди дроги, в огромной толпе, весь одет в черное? Когда пошел дождь, а я единственный был без зонта? Когда понял что забыл положить в гроб цветы? А может быть, когда мне позвонил Виталя и сказал что едет ко мне?

Каким бы не был вопрос, ответ будет — Да.

Её похоронили под красивым Клёном, много народу с ней попрощалось. Но как бы сильно они не плакали, уже через час. Под дождливым небом стоял лишь я. Положив букет на свежую могилу я потянулся за сигаретой, но вспомнив что идет дождь, даже не стал вытаскивать из кармана пачку.

Плавно я опустился на мокрую и холодную землю. Смотря на крест с её именем, я искал слова. Но продолжал молчать. Мое дыхание было прерывистым. Я заикался, я молчал, но заикался. И лишь спустя тысячи раз я нашел что сказать.

— а я ведь говорил, что ты не держишь обещаний… боже…

Я наконец-то понял, мамы больше нет. Она умерла…

Она не вернулась домой… Не отчитала меня… Не возвела все в шутку…

Не пришла…

А я? Я был один.

Я её потерял, я не выполнил обещание. Не сказал то, что так долго хотел сказать.

Не сказал спасибо. Не попросил прощение. Я ведь даже ни разу не сказал, как сильно её люблю.

Я жалок.

И что теперь? Что теперь?!?

Я больше не увижу её яркие серые глаза, больше не дотронусь до мягких рук, не услышу звонкого голоса и не назову глупой. Я все потерял.

Я потерял её.

Земля ушла из под ног, и воздуха стало мало, во всем этом шуме дождя, навряд ли был слышен мой вой.

— Мам, ты знаешь, я никогда не дарил тебе цветов. Но я знаю что ты любишь Хризантемы. — …-прости меня, мам.

По возвращению домой, меня стала душить атмосфера поминок. Взяв бутыль водки, я окунулся в небытие.

Проснулся я только вечером следующего дня, алкоголь и усталость сделали свое. Выпив воды, меня даже не мучило похмелье. Хоть голова и раскалывалась, тошноты не было. Не систры не отца дома не было. Тетушка сказала, что они у дяди. Я понимал. Им нужно время. И мне оно нужно.

В скором времени я понял, что не могу нащупать телефон. Наверное, он где-то среди вещей, — подумал я. Но чтобы его найти мне понадобилось два часа и легкая уборка.

Ну вот, видишь, мам. И уборка и борщ. Только тебя не хватает.

Включив телефон я обнаружил сотни пропущенных звонков и сообщений от Витали. Он перестал писать и звонить около семи часов вечера. Вчерашнего дня конечно, и по все логике уже должен был приехать. Но спросив у тети я узнал, что никто не приезжал. Должно быть, он остановился у знакомых или поехал назад.