– Я не старый жадный сумасшедший гном, не хочу сидеть на своих сокровищах до самой смерти. Я же достаточно налюбовался на них за свою жизнь. Я чувствую, что из тебя выйдет толк, ты имеешь хорошую идею, и у тебя достаточно ума и фантазии, чтобы превратить ее в реальность. У тебя все получится. А Виталик… Он мальчик неплохой, но без царя в голове. И слишком поверхностный, что ли… А еще он очень корыстный, ты пока этого не осознаешь, но он вам еще продемонстрирует, можешь не сомневаться. Он считает, что все ему должны, в этом принцип его жизни. Хотя не исключено, что это по молодости, может, он еще изменится…
Дед умолк, и мне показалось, что он чего-то недоговаривает и о своем младшем брате я не знаю чего-то, что известно моему деду. Но мне тогда разбирать по полочкам свои ощущения не хотелось, мной владело одно только желание – поскорее начать дело, о котором мы с Борькой мечтали столько лет.
Хотя мама относилась к нашему проекту с некоторой долей тщательно скрываемого ею скептицизма, но отказать в помощи, когда нам стало необходимо заручиться поддержкой в городском комитете по управлению имуществом, не смогла. Не так уж часто она использовала свои знакомства в администрации, в конце концов. Мы с Борькой прошли все необходимые процедуры, стали учредителями, я был избран на общем собрании директором, Борька – моим заместителем, распределение ролей мы предоставили жребию, хотя это и было пустой формальностью. Я, человек, который считал себя хозяином своей судьбы, который так справедливо считал, что начал и построил – пусть и за много лет, но своим трудом и с нуля, – собственный бизнес, я, так гордившийся своей удачливостью и предпринимательской прозорливостью, сейчас должен был ответить, возможно, на самый важный вопрос своей жизни. Я должен быть признаться хотя бы самому себе, что уже давно представляю собой человека, из которого весьма эффективно и прибыльно вьют веревки все мои близкие. Я совсем не такой, каким меня считают окружающие и кем я хотел бы считать себя сам, я должен был признать, что долгие годы не управлял своей жизнью, ею управляли другие люди. Я мог бы быть гораздо богаче. Я мог бы еще активнее расширять свой бизнес или путешествовать до изнеможения, я мог бы делать все, что захотел бы, если бы моя семья так ловко не затянула меня в свою паутину. Я помогал жене Рите, которая не всегда справлялась с управлением своим турагентством, постоянно спонсировал Виталика с его чертовой газетой, обустраивал жилье двоюродной сестры Наташи, оплачивал поездки в Европу для племянника – Артема, угрюмого и вечно недовольного мальчика, от которого нереально было услышать слово «спасибо», делал дорогие подарки жене брата Викусе, когда брат в очередной раз оказывался на мели, а жене «было надо». Я был всегда всем что-то должен. Я устал, но изменить ничего уже не мог.
В девяностых все было и сложнее и проще одновременно. Мы с другом четко знали, что все, что мы делаем, нужно нам самим. Борькина родственница, от которой поступило изначальное предложение по «Пирожковой», даже потеряв директорский статус, продолжала вести себя по-царски. В коллективе ее звали Султаншей, и ей это прозвище нравилось. Она по-прежнему занимала директорский кабинет, вызывала сотрудниц, орала на поваров и официанток, не очень церемонилась и с посетителями, если возникал какой-то вопрос. Как бы рано мы ни пришли на работу, оказывалось, что она уже отправила людей за продуктами, а когда мы пытались вникнуть в цены эти закупок, волосы у нас становились дыбом. Понятно, что Султанша вела предприятие к новым долгам. С нами она была медово-сахарной, без перерыва предлагала выпить и закусить, но очень скоро для нас с Борькой перестало быть секретом, что за глаза она называет нас в лучшем случае пупсиками, но чаще сопляками. Спиртное, которое официально приобреталось для продажи в зале, не продавалось вообще, но на столах у гостей всегда стояли бутылки. Бабы сначала потихоньку, а потом и практически открыто таскали в кафе свое спиртное и продукты, никого не стесняясь, пили на рабочем месте. Последней каплей стало проведение закрытого банкета, который по документам прошел в «ноль», но в реальности был настоящим полноценным мероприятием с закусками, водкой и горячими блюдами, для производства которых я на дедовские деньги купил-таки гриль в разоренном соседнем кафе. Мы с Борькой приняли решение и разрубили гордиев узел одним махом. Так быстро, как хотелось бы, не получилось, некоторое время длился скандал с причитаниями и угрозами, затем он вошел в фазу открытого противостояния, дошедшего до того, что мне намазали дерьмом дверь, а Борьке кинули через балконную дверь зажженный фитиль… Но мы выстояли. Уладили все юридические формальности и остались наконец одни. Мы набрали молодых официанток, одели их кокетливо и красиво, повысили зарплату поварихе, которую переманили у загнувшихся соседей, купили новую посуду, скатерти и занавески, повесили на стенах изящные бра, поставили цветы в кадках. До настоящего ремонта дело пока не доходило, для этого нужны были серьезные деньги, имеющиеся изъяны мы прикрыли нехитрым декором. Получилось очень уютно, к нам потянулся народ. На то, чтобы создать новую концепцию заведения и воплотить ее, у нас еще денег не находилось, предстояло еще поработать, но мы с Борькой уже думали и спорили, каким будет наше кафе, которое пока являлось… просто кафе. Это уже была не «Пирожковая», но нового названия мы пока не придумали. Как-то, будучи слегка навеселе, мы стали вспоминать, кто какие книжки любил в детстве, и название придумалось само собой. «Урфин Джюс», так мы назвали свое кафе, и неожиданно публике это понравилось, мы не пустовали ни утром, ни вечером. А через полгода мы заработали достаточно денег для того, чтобы начать освоение подвального помещения, которое наши предшественницы использовали только для банкетов. Прошла информация о том, что скоро ныне копеечные арендные ставки на городское имущество будут существенно повышены, и мы понимали, что близок тот день, когда мы не сможем содержать такое помещение, не используя его на полную катушку. В то время я работал как каторжный. Ел на работе, приходил домой как зомби, валился на кровать без сил и спал почти без сновидений. Я почти не тратил денег на себя, выматываясь до такой степени, что даже похудел на пять килограммов и в результате стал похож на скелет, несмотря на свою далеко не вегетарианскую диету. Работа меня по-настоящему увлекала, но имелась и еще одна причина, по которой я вел такой образ жизни. У причины было странноватое имя. Аля.
Идя в тот поздний вечер домой и вполне осознавая, что я едва не расстался с жизнью, я вспоминал о ней, девушке из своей далекой юности, как будто она еще не превратилась в призрак прошлого, как будто я боялся умереть, не увидев ее напоследок. Я не был уверен в том, что два выстрела, свист которых до сих пор стоял у меня в ушах, были произведены из пистолета, который хранится у меня дома. Но внутри меня все разрывалось, я не предполагал, я знал, что никакой другой пистолет выстрелить этой ночью просто не мог.
Мы познакомились с Алей на наших с Борькой рок-н-ролльных мероприятиях, которые не знаю как правильно назвать – тренировками или уроками. В общем, там, где мы отрывались по полной и получали колоссальный заряд бодрости и энергии. Наше посещение этих занятий не было никаким образом связано с поиском романтических приключений, поэтому к своим партнершам я не особенно присматривался. В клубе не существовало постоянных пар, и мы постоянно менялись партнершами. Мне одинаково нравилось отжигать со всеми девчонками, потому что все они были живыми и источающими энергию, и каждая излучала какую-то свою. Мне даже нравилось менять партнерш, но объяснение тому имелось не кобелиное, а сугубо спортивное. Рок-н-ролльщицы у нас все были как на подбор – длинноногие, упругие, гибкие, и все же они делились на два класса: стильные девочки и спортивные. Последние имели соответствующую подготовку и вытворяли такие чудеса, что не каждый мальчик мог соответствовать их возможностям. Не то чтобы они так уж любили рок-н-ролл, просто получали так определенную разрядку: рядом не было тренера, который унижает и орет, не существовало нормативов… В общем, полная свобода и откровенная демонстрация возможностей своего тела. Спортсменки часто приходили к нам ловить парней для секса, реже для романтики. Аля относилась ко второй группе девушек. Она очень хорошо знала музыку и прекрасно ее чувствовала, начав танец, она входила в него не только телом, но и душой. А то, в чем она уступала спортсменкам, она легко компенсировала за счет своей природной артистичности, грации и отвязной «рок-н-ролльности», которой не мог бы научить ни один тренер, особенно спортивный.
