Эти воспоминания так мучительны, что мне хочется одного – убежать и спрятаться.

– Брось, все будет хорошо, – говорит Мэйси. Ее голос звучит неуверенно, в глазах читаются участие и тревога.

– Возможно, «хорошо» – это слишком сильное слово. – Я переворачиваюсь на спину и уставляюсь в потолок, но почти не вижу его. Вместо этого я вижу их глаза.

Две пары глаз, одни темные, другие светлые.

Они оба ждут чего-то, но я не знаю, как им это дать, они оба хотят получить ответ, а я ни малейшего понятия не имею, как его можно найти.

Я знаю, что чувствую. Я люблю Джексона.

А Хадсон, ну тут дело обстоит сложнее. Это не любовь, и боюсь, это не тот ответ, который он хочет услышать. Однако, когда он рядом, мой пульс учащается – правда, это неудивительно, ведь он объективно великолепен. К нему потянуло бы любую девушку в здравом уме. К тому же теперь между нами узы сопряжения, что заставляет меня чувствовать то, чего в действительности нет. Во всяком случае, я хочу, чтобы этого не было.

После всего, что он для меня сделал, после того как между нами, как я теперь понимаю, возникли некие узы, которые мы создали за недели, проведенные вместе, я не хочу его разочаровывать, говоря, что он для меня только друг.

Я опять испускаю тяжелый вздох. С чего я взяла, что Хадсону вообще хочется быть сопряженным со мной? Быть может, он, как и я, зол на вселенную за то, что она поставила нас в это щекотливое положение.

Мэйси тоже вздыхает, слезает со своей кровати и садится в изножье моей.

– Прости. Я вовсе не собиралась на тебя давить.

– Я расстроилась не из-за этого. Просто… – Я замолкаю, не зная, как облечь в слова смятение, мучающее меня.

– Это из-за всего, что произошло, да? – подсказывает она, и я киваю, потому что все это чертовски сложно переварить.

Между нами повисает молчание, долгое и неловкое. Я жду, когда Мэйси сдастся, вернется на свою кровать и забудет этот отстойный разговор, но она не сдвигается с места. Вместо этого она прислоняется к стене и смотрит на меня со спокойным терпением, что совсем на нее не похоже.

Не знаю, что так действует на меня: это молчание, ее взгляд или потребность излить душу, которая нарастала во мне весь день, но в конце концов напряжение доходит до такой точки, что я выпаливаю правду, которую скрывала от всех – даже от самой себя:

– Я правда думаю, что мне не под силу это сделать.

Я точно не знаю, какой именно реакции на мое признание я ожидала от кузины: за долю секунды в моем мозгу проносятся все варианты, от горячего сочувствия до слов «возьми себя в руки», произнесенных резким тоном, связанным не со мной, а с тем, что у нее самой дела тоже идут из рук вон плохо.

Но в конце концов она делает то, чего я от нее никак не ожидала. Она разражается смехом.

– Да ладно тебе. Я бы начала беспокоиться, если бы ты и впрямь возомнила, будто можешь справиться с этим в одиночку.

– Правда? – Я растеряна. И, возможно, немного оскорблена – неужели она в самом деле считает меня такой неумехой? Пусть сама я и знаю, что я не в себе, но это вовсе не значит, что мне хочется, чтобы об этом узнали все. – Почему?

– Потому что ты не одна, и тебе совсем не обязательно выплывать в одиночку. Вот для чего я здесь, рядом с тобой. Вот для чего рядом с тобой все наши – особенно это относится к твоим бойфрендам.

Я щурю глаза, услышав, как она употребляет это слово во множественном числе и притом делает это с нажимом.

– К моему бойфренду, – поправляю я ее. – У меня один бойфренд, а не два. – Я поднимаю указательный палец, чтобы она точно меня поняла. – Один, ясно?

– А, ну да. Один. Само собой. – Мэйси бросает на меня лукавый взгляд. – Тогда давай внесем ясность. Кого из этих двух вампиров ты имеешь в виду?

– Ты невыносима, – говорю я. – Но ты не будешь против, если мы сосредоточимся на том, что действительно важно? На окончании старшей школы?

После того как я потеряла своих родителей, сменила школу и пропустила три с половиной месяца, пребывая в облике, более всего напоминающем каменную водосточную трубу, я ужасно отстала, и моя перспектива закончить выпускной класс под вопросом. Если я не смогу завершить работу над всеми внеклассными проектами, которые мне накидали учителя, и сдать все выпускные экзамены, в следующем году мне придется опять пойти в двенадцатый класс. А это совершенно неприемлемо, как бы Мэйси ни хотела, чтобы я провела в Кэтмире еще один год. Если уж Хадсон может наверстать часы, которые он пропустил потому, что был мертв, то, черт побери, догнать остальных смогу и я.

– Ты же понимаешь, почему я на самом деле прячу голову в песок? – спрашиваю я. – Потому что мне не по силам одновременно выполнять эту чертову уйму заданий и пытаться придумать, что мне делать с Сайрусом, с Кругом и с…

– С твоей парой? – Мэйси невесело улыбается и вскидывает руку прежде, чем я успеваю запротестовать. – Извини, не удержалась. Но ты права, и, как бы мне ни хотелось, чтобы все сложилось иначе, ты, похоже, намерена закончить школу именно в этом году. – Она подходит к своему письменному столу и берет ноутбук. – А раз так, то, поскольку я взяла на себя роль твоей лучшей подруги, мне надо постараться, чтобы так и произошло. Тебе же скоро надо будет сделать презентацию по магической истории, которую ведет доктор Веракрус, да? Я слышала, как об этом говорили другие двенадцатиклассники.

– Да. – Я киваю. – Все должны были выбрать одну из тем, которые обсуждали на уроках в этом году, и представить по ней десятистраничный доклад. По словам доктора Веракрус, это нужно для того, чтобы мы смогли глубже изучить разные периоды магической истории, но, по-моему, она просто хочет помучить нас.

Мэйси снова забирается на свою кровать и печатает что-то на ноутбуке.

– Я знаю, какой темой тебе надо заняться. Тебе она подойдет!

– В самом деле? – спрашиваю я, садясь.

– Да, – отвечает она. – Вы же обсуждали на ваших уроках узы сопряжения, не так ли? Именно поэтому мне так не терпится начать изучать этот предмет. А ты живой пример того, о чем на уроках вам не говорили.

Я качаю головой.

– К сожалению, как раз эту лекцию я пропустила, но Флинт объяснил мне, что быть сопряженной более чем с одним человеком возможно. Так что я не одна такая.

Мэйси перестает печатать и смотрит на меня, изогнув бровь.

– Да, но ты единственный человек, у которого узы сопряжения разорвала не смерть, а что-то еще.

– Значит, такого больше ни с кем не бывало? – Мое сердце начинает часто биться. – В самом деле? – В это трудно поверить, и как же это ужасно. Если такого никогда не бывало, то как же мы сможем это исправить? Что нам теперь делать? И почему, почему, почему это случилось именно с Джексоном и мной?

– Да, ни с кем, – подтверждает Мэйси. – Узы сопряжения никогда не разрываются, Грейс. Они просто не могут разорваться – это закон природы или что-то вроде того. – Она замолкает и смотрит на свои руки, лежащие на клавиатуре ноутбука. – Вот только твои каким-то образом разорвались.

Как будто мне надо об этом напоминать.

Как будто сама я этого не знаю.

Как будто я не почувствовала, как они разорвались – с такой силой, которая чуть было не расколола меня пополам, которая чуть было не уничтожила меня… и Джексона тоже.

– Никогда? – Наверное, я все-таки чего-то не расслышала. Не может быть, чтобы я была единственной, с кем это произошло.

– Никогда, – повторяет Мэйси, произнося каждый слог и глядя на меня с таким видом, будто у меня вдруг выросло три головы. – Не «вроде бы никогда», Грейс, не «почти никогда», а никогда-никогда. Никогда в истории наших видов. Узы сопряжения нельзя разорвать ничем, кроме смерти. – Она мотает головой. – Никогда-никогда.

– Ладно, ладно, я тебя поняла. – Я примирительно качаю головой. – Узы сопряжения не разрываются. Вот только те узы, которые связывали меня и Джексона, все-таки разорвались, хотя мы оба живы, так что…