– Ладно, – Август сделал вид, будто не замечает, как пылают у меня щеки, – вопросы задавать буду я, а ты тогда посиди понаблюдай. И записывай все, что получится. – Посмотрел на часы. – Он уже скоро придет.

Встав, датчанин дважды потер ладонями брюки, так что не я одна тут нервничаю. Показал на дверь, и я пошла впереди него в комнату, смежную с переговорной, а сам Август направился в переговорную проверить, всё ли в порядке. Мы сработаемся. Причин для тревоги нет. Примерно с час я буду видеть его на экране – только и всего. А всем остальным плевать. Я профессионал и умею разделять работу и личную жизнь.

Уже подойдя к своему рабочему месту, я решила, что надо бы сбегать в туалет, пока беседа еще не началась. Глупо будет что-нибудь упустить. Я метнулась к туалету, чувствуя себя девчонкой-подростком, явившейся на работу с похмелья. Едва я успела вернуться, как в переговорную вошел Август в сопровождении Тура Линда и стал оглашать тому его права.

Август отлично справлялся с ролью чуткого полицейского. Он спросил, не сложно ли Линду понимать его датский, предложил стакан воды и извинился за то, что помещение такое неудобное. Тур Линд, выпрямившись, сидел на стуле в тесной переговорной, положив руки на колени. Под застегнутым серым кардиганом и синей рубашкой намечался небольшой животик. Светлые с проседью волосы, глубокие залысины. Голубые глаза спрятаны за очками в серебряной оправе. Ему за пятьдесят, то есть он старше жены, но сохранился неплохо. В сущности, Линд мужчина привлекательный, с харизмой. Я записала, что он спокоен и собран, на первые вопросы отвечает четко и внятно. Как Линд уже сообщал вчера следователю, домой он вернулся в пять, полагая, что Мариам и Ибен уже дома. Однако их там не оказалось. Он звонил и жене, и дочери, но не дозвонился. Мариам вернулась примерно в половине одиннадцатого. Одна.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы были дома?

Линд ответил сразу же:

– Сосед напротив как раз траву косил. Вы с ним еще не говорили?

– Говорили, – Август кивнул. – Он сказал, что вы вернулись в пять. Но может ли кто-то подтвердить, что вы оставались дома и никуда не выходили?

– Разве что соседи через окно меня видели… Дома я был один.

Я посмотрела на пальцы Августа. Тонкие и неправдоподобно длинные, сцепленные в замок. Он и сам чересчур худой и длинный, словно герой мультфильма. Я притронулась к губам. Глупости, ну что за глупости…

– Вы включали компьютер? – спросил Август.

– Да, включал. Читал кое-что в интернете. Между звонками Мариам.

– Что вы читали?

– Местные новости просматривал. Заметки о дорожных авариях и прочее в том же духе. Искал объяснения, почему они не вернулись домой. Я и в больницу звонил, узнавал, не там ли они…

– Когда вы туда звонили?

– Кажется, часов в семь или восемь.

Я зафиксировала время и записала, что нужно проверить домашний интернет Линда и связаться с больницей. Отметила, что Тур Линд облокотился на стол, смотрит Августу прямо в глаза и не выказывает ни малейшего волнения. Что он задает много вопросов о том, как продвигается расследование и спрашивает, отыщем ли мы Ибен живой. Если ты виновен, такое самообладание сохранять непросто; однако он политик, это тоже надо учитывать. Он привык говорить правдоподобно и убедительно.

– Расскажите, как вы познакомились с женой, – попросил Август. – Это было здесь, в Кристиансунне?

– Да, здесь. Она работала официанткой в ресторане, куда я часто заходил. На самом деле, это она на меня первая глаз положила.

– Правда? Почему вы так говорите?

– Она моложе и красивее меня.

Он старше жены лет на двадцать; разница в возрасте не сказать чтобы особо редкая, но сам Линд ею явно озабочен. Может, его тревожит что-то в отношениях с женой? Может, он боится, что она охладела к нему?

– Вы женаты много лет – какие у вас отношения с женой?

– Нам сейчас нелегко, это очевидно. Кризис случается со всеми семейными парами, но меня любовь к ней не покидала ни на день.

– А она вас любит?

С ответом он не торопился.

– Да, надеюсь. Наверняка никогда не знаешь. Мариам иногда с самой собой тяжело. Бывают дни, когда у нее не получается продемонстрировать нам свою любовь, но я уверен, что она нас любит. Я и ей это говорю.

Я записала, что о своих отношениях с женой допрашиваемый говорит искренне и честно, а в скобках добавила, что он производит впечатление человека порядочного. Немного подумав, добавила, что он идеализирует собственную семью и даже плохое старается представить в хорошем свете.

– Ваша жена чем-то больна?

Линд покачал головой.

– Нет-нет, ни в коем случае. Но ей приходится непросто. И чтобы сразу расставить все по своим местам: Ибен не моя биологическая дочь. Сам я детей иметь не могу. Ибен – плод изнасилования.

В переговорной повисла тишина. Тур Линд сцепил руки и, положив их на стол, серьезно посмотрел на Августа. Я написала: «Изнасилование» и несколько раз подчеркнула это слово. Мариам ничего об этом не говорила. Все были уверены, что Ибен – дочь Тура.

– Мариам сильная, – сказал Линд, – она справится. Воспоминания об этом событии иногда мучают ее по несколько дней подряд, но нечасто. Мариам порой и с Ибен чересчур сурово обходится. Впрочем, я знаю, что когда она срывается на дочери, то сама переживает. Мариам в детстве пришлось трудно, а в таких случаях роль матери дается особенно непросто. Ведь никому не хочется повторять ошибки, которые допустили родители.

– Мариам заявляла в полицию об изнасиловании?

Тур с серьезным видом покачал головой.

– Она не знает, кто это был. На нее напали в темноте, и заявлять она не стала. Мы познакомились спустя много месяцев после этого, иначе я постарался бы уговорить ее сообщить в полицию.

– Значит, Ибен не ваша биологическая дочь… Расскажите, пожалуйста, о том, какие у вас с ней отношения.

– Она – моя дочь. Будь я ее биологическим отцом, я не любил бы ее больше, чем сейчас. И когда мы с вами закончим этот разговор, я сразу же отправлюсь на ее поиски.

Олесунн

Суббота, 20 марта 2004 года

Я лежала под теплым одеялом, прижавшись к его телу. От гремящей снаружи музыки ножки кровати и матрас дрожали. Сережки царапали мне шею, колготки давили на талию. Мы лежали в кровати. Неро наполовину заполз ко мне под платье, елозя своим сухим шероховатым телом по моему животу. Он немного сдвинулся в сторону шеи, щекоча мне кожу.

Вдруг кто-то принялся настырно колотить в дверь.

– Лив, ну что херня! – заорал Эгиль и начал дергать за ручку.

Я накрылась одеялом с головой, крепче прижалась к питону и заглянула в его безжизненные глаза, словно разрезанные надвое зрачком.

– Я никуда не пойду, – прошептала я, – лучше останусь с тобой.

Всего за два часа до этого я уже приготовилась к вечеринке. Нарядилась в специально по такому случаю купленное платье и, стоя перед зеркалом и облокотившись на диван, надела сережки. Эгиль расхаживал по дому в рубашке стоимостью в полмашины. Я не стала спрашивать, не в кредит ли он ее купил. «Эгилю 20 лет», – кричал со стены написанный большими буквами плакат. Эгиль перечислял имена всех, кого наприглашал, – мол, как же волшебно все будет! Все и впрямь было чудесно, почти как в самом начале, когда я только переехала сюда. Мы расставляли на подносе стаканчики с красным, желтым и зеленым желе, и предвкушение праздника передалось даже мне.

Сперва я настроилась на вечеринку, даже несмотря на то что могла наткнуться на Дэвида или еще какого-нибудь придурка, который начнет ко мне приставать. Пускай Эгиль, мой верный друг, от души повеселится. Однако еще до прихода гостей он взялся за старое, а к этому я готова не была.

– Других подарков мне от тебя не надо, Лив. Все уже даже не спрашивают, почему мы его прячем. Они думают, я вру им про питона.

– Я вообще не понимаю, зачем ты всем про него растрепал, – сказала я.