С точки зрения Сильверхенда сам Сильверхенд был охуенен со всех сторон, с какой ни взгляни: вроде бы и тело не хотел у Ви отнимать, но и заради большой идеи готов был с легкостью пожертвовать и собой, и Ви, да и, видимо, еще четвертью ляма человек, если придется. Такой расклад Ви не нравился, он не признавал попутных жертв.
В этом, собственно был весь Джонни. Он гипнотически очаровывал тебя своей искренностью и справедливостью, а потом также искренне оглушал тебя суровой безжалостностью. Пять минут назад он мог исходить на говно из-за какой-то мелочи, крыситься, быть мрачнее тучи и вести себя, как еблан, а потом его отпускало, словно тень пряталась, и он говорил какие-нибудь правильные и разумные вещи, становился удивительно притягательным, колко и смешно шутил, мастерски выебывался и красовался, и злиться долго на рокера у Ви как-то не получалось. Он, правда, и по жизни не был злопамятным. Но посылами друг друга нахуй они, надо сказать, обменивались регулярно. Впрочем, все чаще Ви стал замечать, что в ответ на это Джонни ухмылялся, а не мрачнел, да и у самого наемника рот кривился в похожей ответной усмешке. Посылы нахуй переходили из разряда злобной реакции в разряд безобидной традиции.
Проблемой было то, что имея прямой доступ к воспоминаниям Сильверхенда, Ви точно помнил свое открытие номер два и осознавал, что Джонни опасен, и что от таких, как рокер, любой разумный человек должен держаться подальше. Но опасность была вовсе не в том, что Сильверхенд клинически ебанутый. Опасным было попасть в сферу его притяжения и оказаться на его орбите. Есть такие люди, которые неосознанно обладают животным магнетизмом, притягательностью и умением вести за собой. Джонни принадлежал к их числу. Он не хотел зла, он хотел справедливости для всех и даром, чтобы никто не ушел обиженным, но при этом не обладал эмпатией. Удивительно, но вечно обдолбанный или бухой рокербой умудрялся парой лозунгов увлекать за собой толпу и словно полководец бросать свои легионы на баррикады; за ироничную, меткую будто выстрел, ухмылку ему прощали все – измены, эмоциональную импотенцию, неосознанную жестокость и пьяные выходки. И самое страшное и восхитительное было в том, что Джонни не осознавал собственной власти. Он просто не заморачивался этим, принимая как должное, оставаясь среди восхищенной толпы ищущих его внимания одиноким, трагичным, недоступным и блистательным, как ебаный Христос. Но в отличие от христианского сына божьего Сильверхенд не знал ни любви, ни жалости. Ни к себе, ни к другим.
Как Ви ни вдалбливал себе в голову все эти постулаты, ебало его все равно периодически расплывалось в улыбке в ответ на меткие колкие фразочки рокербоя, и наемник стал замечать, что в целом ему интересно слушать мнение Джонни по тому или иному вопросу. А возможность постоянного прямого контакта с энграммой входила в привычку: «Что думаешь, Джонни?», «Смотри, Джонни», «Видал, Джонни?», «Вот это пиздец, да, Джонни?». Наверное, шизофрения развивается тоже очень приятно и незаметно для пациента. Ведь всегда здорово, когда тебе в любой момент есть с кем поделиться мыслями и эмоциями. А Джонни, вестимо, было скучно в голове Ви – без тела, бухла, наркоты и сексуальных приключений, прикованному к молодому наемнику, как дикий пес на цепи. Просто пассажир, не более. Поэтому конструкт проявлялся исправно, как кукушка в антикварных часах: думал, смотрел, видал и признавал пиздец.
А ночью Ви снилось, как он идет через коридоры и балконы Арасака-тауэр, сметая на своем пути все живое. И он снова ощущал себя на вершине мира. Он шел к своей главной цели и был в кои-то веки до невозможности жив. Нервы как струна, на губах – удовлетворенная презрительная ухмылка, а в сердце – негасимое жаркое пламя, раздуваемое справедливой ненавистью. И только кровь могла унять это огненное чудовище внутри, которое он и не желал останавливать. Пусть пожрет все и всех в этой башне. Они заслужили. Он – наконец-то сошедшее к ним возмездие.
Изящный проворот сильной уверенной кистью, одним движением вышибающий пустую обойму на пол. Кратким привычным жестом загнать новую обойму в верный Малориан Армс – и новый стильный проворот ствола от себя. Кто-то другой рисковал бы попутно пустить себе пулю в живот, еще кто-то не стал бы тратить время на понты. Но он сам был риском, он был врожденным животным стилем. Он просто был таким, какой он есть. И это было невыразимо охуенно. Он нес хаос и воздаяние, а в голове его звучал рваный, сумасшедший и энергичный мотив, и он шагал дальше, послушно подчиняясь несущему его ритму. И, казалось, нет ничего желаннее, чем отдаться ему полностью.
Ви просыпался в поту и крайнем нервном возбуждении, почти переходящем в сексуальное, дышал тяжело и прерывисто, и долго не мог отделить себя от того черного жадного зверя во сне. В полосы между жалюзи в комнату проникали всполохи неоновых рекламных огней, попадали на сетчатку, напоминая вспышки тяжелых выстрелов, а в плечо все еще било приятное ощущение отдачи. Как заученное домашнее задание наемник заставлял себя повторять: «Сильверхенд опасен. Он безжалостный мудила. Джонни заберет твое тело и разменяет тебя, как сотни людей до этого. Он дойдет до своей цели, не считаясь с потерями. Это просто проклятый биочип переписывает мое сознание, он заставляет меня не сопротивляться». Но все равно не мог понять, сам ли он так восторженно охуевает от невъебенной природной крутости Джонни или же это рокербой прется по себе как удав по стекловате.
Одно Ви знал точно, хотя и гнал от себя эти выводы как можно дольше: он начал как-то по-мальчишески завидовать Сильверхенду в некоторых аспектах – его естественной спокойной вальяжности, моментально переходящей в кипучую нервную энергию, его врожденному умению малейшим мимическим движением кристально ясно выражать свое отношение к происходящему, его натуральному стилю во всем. Ви никогда не страдал от самоуничижения, полагая себя вполне привлекательным малым, но на фоне рокербоя он как-то… терялся. Он не мог так понтово крутить ствол, он не мог так иронично выгибать бровь, не мог потрясно играть на гитаре и не умел заводить толпу. Они были похожи в одном – в одиночестве.
В этот предрассветный час Ви снова выкинуло из жаркого кровавого сновидения, словно задыхающуюся рыбу из грязного океана прибоем на берег. Рыба имела мокрый, потасканный и глуповатый вид, хлопала глазами и жадно хватала воздух. Быть этой рыбой было мерзко и немного жалко.
Прошлепав босыми ногами в ванную, Ви налил себе стакан воды и, глядя в зеркало на свою небритую заебанную рожу, выхлестал разом. Полегчало несильно, зато очнулся он теперь окончательно, без надежды на досып.
Главное правило наемника: если у тебя до хера свободного времени – приведи в порядок свое оружие, чумба. Это может спасти твою жизнь. Ну или просто занять досуг, а ты все равно завтра обнулишься.
Ви, как был, в одних домашних свободных штанах, босиком, устроился, согнувшись, на стуле в оружейной и, освещаемый мертвенным голубым светом, приступил к привычному ритуалу: разобрал, смазал, собрал, убрал на место. Руки заученно все делали сами, мысли витали далеко, нет-нет, да и возвращаясь к сновидению. Задумчиво убедившись, что пистолет не заряжен, наемник внезапно крутанул кистью, пытаясь повторить финт Сильверхенда. Был бы менее ловок с оружием – обязательно выронил бы тяжелый ствол себе на босую ступню, а так только отбил спусковой скобой пальцы.
- Не поранься, любитель, – Джонни материализовался в сполохах обычно сопровождающих его помех, ухмыльнулся с превосходством, потянулся и уселся прямо на пол под оружейной витриной, вытянув в проход свои бесконечные ноги. Носки ботинок уперлись в стул прямо под голой ступней Ви. – Если будешь так же, как сейчас тупить по поводу нашего общего дельца, то скоро и без всяких тренировок будешь охуенно проворачивать этот финт. Хотя это тебе вряд ли уже понравится.
Ви поднял взгляд от пистолета и хмуро обозрел излучающего иронию рокера, попутно снова с досадой отметив, что Сильверхенд, отксерокопированный прямиком после заварушки в Арасака-тауэр, – в пыли и царапинах, – все равно умудрялся выглядеть весомо и эпично, даже сидя на полу. Ебало довольное, бровь иронично ползет над авиаторами, губы изогнуты в ухмылке. Скучает. Ждет ответной подначки.
