Холмы Норт-Оука нависали над Найт-Сити, сияли ослепительно чистыми окнами богатых вилл и поместий, поражали отличными, ровными, свободными дорогами, блистали новенькими фигурными коваными оградами, хвастались скромным обаянием буржуазии и яркой жизнью деятелей искусства. Там сосредотачивалась вся поднимаемая со дна города пена. Какую-то ее часть размывало и уносило обратно в грязные стоки. Кто-то умудрялся осесть и закаменеть, зацепившись за крепкую породу. Когда-то, совсем недавно, наемник мечтал о доме в этом районе. Где-то по соседству с вышеупомянутым Евродином. Теперь же Ви хотел успеть за оставшееся ему время совершить что-нибудь действительно важное. Например, прекратить опыты Арасаки с сознанием и личностью. Куда уж там суперсовременному шикарному особняку…

А сейчас они с рокером стояли на берегу мелкого пруда у самого основания холма, являвшегося основанием для виллы Керри, и пялились на домину чумбы Сильверхенда, словно два отчаянных безбашенных полководца на крепость, которую был дан приказ взять до заката. Оба возмутительно не вписывались в роскошь района. Один – своим идеальным, но все же рокерским стилем, другой – уличным, нарочито небрежным видом. Для того чтобы соответствовать антуражу, на них было маловато золота. Не было вовсе, если уж говорить точно.

- Реально хочешь навестить Евродина в его же логове? – подрубив продвинутую оптику, Ви издалека обозрел предполагаемое поле боя. Уже отсюда было видать охранных роботов новейшего поколения. Еще должна быть, наверняка, система видеонаблюдения и навороченная сигналка. Но отсюда не разобрать, нужна была рекогносцировка.

- Ну да. Чего тянуть кота за яйца? – пожав плечами, рокербой подцепил с земли энграммный камешек и, лениво замахнувшись, бесподобно красивым движением расслабленно запустил его в прыжки по глади воды.

Оставив сканирование периметра, Ви обернулся, наблюдая за необычными рисовано-наплевательскими движениями Джонни. Тот ходил вправо и влево по берегу, то и дело нагибался пластично и гибко за очередным камешком – и все повторялось. Брови соло неконтролируемо ползли вверх.

Дело было в том, что за время, проведенное вместе в одном теле, за все эти дни круглосуточного общения Ви изучил Джонни вдоль и поперек: все выражения ставшего родным, не являющегося, но кажущегося идеальным лица, всю мимику, всю жестикуляцию. Нехотя швыряющийся снарядами рокер… играл в безразличие. О, нет, ему отнюдь не было сейчас так наплевать, как он пытался тут отыгрывать на публику. Слишком уж томные движения, излишняя рисовка напоказ, несвойственные обычной искренности Сильверхенда, заметные, например, лишь тому, кто мог бы проводить с ним все двадцать четыре часа каждые сутки. Наемник мог бы поклясться, что рокербой нервничал. Переживал. Хотел видеть Евродина? Волновался за него? И нипочем бы никому не признался в этом, судя по всему.

- Ты же постоянно с ним из-за чего-то срался, – побывав в голове Джонни, Ви помнил образ Керри и эмоции, которые сам рокер испытывал по отношению к своему чумбе. Помнил их дружбу. Помнил их громовые срачи.

Вот объебанный в хламину Сильверхенд, раздираемый на части ненавистью и безумием, на концерте тянет из-за пояса Малориан, хрипло и злобно орет в микрофон свои лозунги, клеймит корпы, пламенно заводит толпу, проклинает и призывает, срывает голос, раздувает пожар, и палит из ствола прямо над головами публики.

Вот Керри после концерта кричит прямо в лицо рокербою, что тот ненормальный, и заебал своей хуйней всех и каждого. Джонни, все еще в дровища, злой, потный после концерта, огрызается, хамит, несет самовлюбленную параноидальную амфетаминовую ересь. Он искренне уверен, что все претензии к нему – от жалкого страха окружающих, не ценящих его отчаянной бравой смелости, а вовсе не от того, что он чуть не прострелил голову парочке собственных фанов. И, по мнению соло, рокер ни хуя не видит, что сейчас Керри, выкрикивая этому объебанному сумасшедшему чудовищу в лицо правду, пытаясь достучаться до его затуманенного разума, показывает куда больше смелости, чем сам Сильверхенд своими бессмысленными и опасными панковскими выходками.

- И че? С тобой мы тоже постоянно сремся, – ответ рокербоя краток и логичен, не поспоришь. Да, Джонни и Ви срались, но при этом готовы были жизнь отдать друг за друга. Почему с Керри должно быть иначе? В конце концов, Евродин и Джонни знали друг друга сто лет, вместе видели некоторое дерьмо. Да и можно ли, в целом, не сраться с рокером, даже будучи с ним в отличных отношениях? Сомнительно. Не стиль Сильверхенда. Рокербой возобновил свои прогулки вдоль берега, снова задумчиво и отстраненно залипая на швырянии камешков в воду. – Кстати, я с ним не срался. Это он не мог решить, чего ему хочется: выебать меня или выгнать из группы.

Сначала наемник наивно подумал, что ослышался, потом тут же вспомнил, что имеет дело с ебаным Джонни Сильверхендом, которого хотели все без исключения. Теперь сравнение их отношений с отношениями Джонни и Евродина уже не грело и не радовало. Сознание услужливо подкинуло воспоминание рокера о прощании с Керри перед тем, как Сильверхенд отчалил обнулиться об Арасаку. О том, как живая горячая ладонь с татуировкой кобры почти нежно легла на щеку Евродина. О долгом взгляде глаза в глаза. Блять.

Это было беспросветно глупо – ревновать рокера к его другу полувековой давности, не имея на это никакого права, не имея для этого никаких реальных оснований, но Ви снова ревновал как законченный идиот. Сам охуевал с себя до неверяще широко распахнутых глаз, но ничего не мог с этим поделать. Он убеждал себя, что Сильверхенд ему не принадлежит. Никому он не принадлежит, кроме самого себя. И соло, что интересно, в голову бы не пришло желание даже покуситься на свободу рокербоя. Это казалось кощунством в чистом виде. Джонни сам был ебаной воплощенной свободой. Но от навязчивых грязных эмоций это не избавляло. Да сколько ж можно-то?..

И Ви снова должен был отдать тело рокеру для встречи с человеком, который его хотел. И может быть любил. До сих пор. А почему бы, блять, и нет?! Бестия-то вон тащилась все пятьдесят лет. Проклятие очарования, огня и харизмы Джонни, да. А участь наемника во всей этой истории – валяться незаметным и незначительным под действием проклятого псевдоэндотрезина у сердца рокера, и против воли наблюдать за происходящим, не имея возможности даже отвернуться.

- И что тебе больше было бы по нраву? – вопрос вывалился изо рта непроизвольно. Ви очень хотел бы удержать его внутри, за грудной клеткой, но слова сами поднялись по гортани и просочились наружу. Сжимать челюсти до желваков было поздно, но они все равно судорожно сжимались. Щурясь, соло пытался контролировать одновременно и свое лицо, изображая безразличие, и свой голос, старательно поддерживая легкую иронию. Ви чувствовал себя бесконечно молодым и глупым.

- Кер меня не интересовал, – оставив свое занятие и обернувшись, Сильверхенд ответил внезапно серьезно, пристально глядя на наемника поверх авиаторов. В этот момент у соло создалось четкое ощущение, что рокербой сейчас читал в его бритой тупой башке легко, как в открытой книге. И это было унизительно и стыдно. Джонни обладал какой-то потрясающей внутренней мощью, от которой хотелось и самому вечно выпрямиться, держа осанку, быть сильным, непрошибаемым, несгибаемым. Держать удар. Тянуться до его уровня. Забить все свои слабости себе же поглубже в глотку. Не ныть и не жаловаться. – Во-первых, у него был член. Во-вторых, у него не было яиц. Он строил из себя мятежника, но так, чтобы никому не наступить на мозоль. И уж особенно Арасаке.

Неясно, каким образом наличие члена у Евродина останавливало рокера, так как трахался он без разбору, хотя, в целом, судя по всему, и предпочитал женщин. Возможно, в данном отдельно взятом случае, Сильверхенда удерживало озвученное им «отсутствие яиц», но Ви сомневался, что рокербой каждого потенциального партнера предварительно прогонял через проверку на наличие внутреннего стержня и крепости характера. Тем более, наемнику казалось, что Джонни кривит душой насчет такой уж бесхребетности Керри.