— То есть? — не поверила Татьяна. — Ты уходил из фигурного катания?

— Уходил, — кивнул он, улыбнувшись. Реакция партнерши выглядела смешно, но

была искренней. Татьяна была удивлена тому, что после простоя он смог вернуться

и добиться нынешнего уровня. А вот Громова задевало, что она не знала о нем тех

фактов, которые давно известны его многочисленным поклонницам. Но дело было

лишь в том, что когда, к примеру, та же Ксения, сверлила Громова влюбленным

взглядом, Татьяна была уверена, что ей точно ничего не светит, а потому в дебри

биографии Евгения не лезла, увлекаясь лишь его прокатами.

— И сколько ты не катался?

— Год.

— С ума сойти! — не сдержалась Татьяна и снова развеселила этим Евгения.

— Но потом у меня начались проблемы с поведением, как бывает у многих

парней в переходном возрасте, и мама захотела сделать из меня джентльмена, —

грустно улыбнулся Громов. — И вот я здесь.

— Коротковато, — резюмировала Татьяна.

Евгений кивнул, соглашаясь с партнершей, а затем приступил к пасте. Татьяна

опустила глаза на стол и понимала, что настала её очередь делиться сокровенным,

но найти в себе силы для этого оказалось очень сложно.

«Что мне сказать? Что сейчас я не верю в сказки, что перестала видеть

романтику в фигурном катании или что в целом разочаровалась в нашем виде

спорта?» — мысленно задавалась вопросами она.

— У меня всё было наоборот, — грустно улыбнулась Татьяна и увидела, как Громов

поднял глаза, будто пытаясь разглядеть её насквозь и предугадать, что она

скажет.

— Это понятно, — едва сдерживая ядовитую ухмылку, сказал Громов. — Для

одиночницы твои прыжки откровенно слабоваты. Ксюша в этом плане тебе не дала бы

форы, если ты осталась бы в одиночном.

— А я уже стала переживать, что тебя подменили, — нарочито натянуто

улыбнулась Татьяна, намекая, что давненько не слышала от него колкостей.

— Я сказал правду, — пожал плечами Евгений.

Татьяна это понимала. И поэтому не собиралась обижаться на партнера и

отмечала, что ей даже нравилась его прямолинейность.

— Мне было пятнадцать, — продолжала рассказывать она. — В сборную тогда не

отобралась и не знала, как быть дальше. Я не хотела возвращаться к обычной

жизни в Питере и…

— Так ты из Петербурга? — перебил Евгений. Заинтересованность в его глазах

теперь смешалась с какой-то странной и глубокой грустью. Будто город этот

оставил страшный отпечаток на душе.

— Да, — ответила Татьяна, приложив ладонь к бокалу с глинтвейном и

расстраиваясь, что он уже почти остыл. — Там я встала на коньки и там же

тренировалась со своим последним партнером.

— А когда была одиночницей?

Татьяна на секунду прервала диалог, чтобы сделать глоток уже едва теплого

напитка.

— Жила в Москве, в общежитии при Училище олимпийского резерва.

Евгений тяжело вздохнул, и Татьяна поняла, что он, судя по всему, знаком с этим

местом не понаслышке.

— Что? — грустно улыбнулась она. — Доводилось бывать?

Перед глазами невольно всплывало общежитие и захламленная маленькая комната,

которую Таня делила с тремя спортсменками, и где всегда было душно. Вспомнила,

как спала на «втором этаже» двухъярусной кровати. И как успокаивала себя каждую

ночь, что она не в общежитии с чужими людьми, а на второй полке поезда, и что

скоро приедет туда, где ей будет хорошо.

— Доводилось, — мрачно ответил Громов и вызвал новые вопросы.

— Но ты, насколько мне известно, живешь в Москве.

— Сейчас — да. А теперь давай вернемся к тебе.

Напряжение, которое покинуло Татьяну считанные секунды назад, снова вернулось,

сковало всё тело и тяжело сдавило виски.

— Я была на открытых прокатах, увидела красивую пару и решила уйти из

одиночного, — протараторила она, а затем перевела взгляд на окно, сдерживая

смех. Приятно было, что и у Евгения на губах появилась улыбка.

— Это тоже коротковато, — резонно подметил он.

— Мы же пара, — улыбнулась Татьяна. — Должны друг другу соответствовать.

Следующие несколько минут бессовестно позднего ужина партнеры обсуждали

элементы, которые у Татьяны получаются хуже всего. В какой-то момент Тане

показалось, что в эту категорию попадают все элементы. Евгений пригрозил, что займется восстановлением прыжков партнерши и отметил слабость рук, которая не позволит уверенно выполнять поддержки. На этом моменте Татьяна растерялась, понимая, что есть ещё кое-что, что следует рассказать.

— Хочешь раскрыть мне причину, по которой не выполняла с Куликовым сложные

подкрутки и поддержки? — с точностью угадал Евгений, и Татьяне захотелось

посмотреться в зеркало. У неё сложилось впечатление, будто это было написано на

её лице.

— Я очень не хочу говорить на эту тему, — строго обозначила она, не узнавая

свой голос. Он звучал ниже привычного, а тон носил холодный, обычно свойственный

Громову, оттенок.

— Но ты должна объяснить причину, и мы это исправим, — мягко ответил Евгений.

На Татьяну успокаивающе подействовало его «мы». Это располагало к откровению об

одном из самых страшных дней в её жизни.

— Но мы со Стасом выполняли и подкрутки, и поддержки…

— Подкрутка в два оборота и поддержки второго уровня сложности? — усмехнулся

Громов. — Это не считается, Таня. Рассказывай.

И обращение Евгения к ней по краткой форме имени тоже располагало, вот только

Таня не знала, сможет ли она назвать его когда-нибудь Женей. Пока что для неё

он именно Евгений. И по этой причине она всячески избегала обращения к нему по

имени.

— Стас очень хотел, чтобы мы выполняли «лассо», — Татьяна упомянула сложнейшую

поддержку в фигурном катании, начиная тонуть в собственных воспоминаниях. — Я

была не готова к поддержкам пятого уровня сложности, но он очень форсировал

подготовку. В один момент он просто поставил меня перед фактом, что сейчас мы

исполним «лассо» и потом включим его в программу.

Татьяна умолкла и нервно поджала губы. Вспомнила, как быстро взмыла над головой

Стаса, а затем стремительно полетела вниз, успев выставить вперед одну руку.

Татьяна бросила взгляд на Громова и увидела, что тот напряженно ждет

продолжения, хотя было видно, что он уже примерно понимает, что скажет

партнерша.

— Он уронил меня, — тихо произнесла Татьяна, пытаясь сопротивляться слезам, что

появились в глазах. Вспоминать об этом до сих пор больно. — Я получила

сотрясение и вывих руки.

Несколько секунд между партнерами снова была тишина. Они смотрели друг на

друга, но никто не решался продолжить разговор. Татьяна понимала, что

озвученные ею травмы для профессионального спортсмена не являются чем-то

действительно страшным. Но умолчала о том, что вдобавок к ним получила ещё и

серьезную травму психологическую.

— По этой причине вы пропустили прошлый сезон? — уточнил Громов.

— И по этой же причине провалили последнее выступление на недавнем чемпионате

России, — добавила она.

— И поэтому Стас бросил тебя? Не смог помочь преодолеть дальнейший страх перед

поддержками и подкрутками?

— Он сказал всем, что ушел из-за желания завести семью, — попыталась оправдать

бывшего партнера Татьяна.

Громов покачал головой, не желая соглашаться с этой версией.

— Сказал бы я, кто он после такого, — произнес тихо, ближе наклонившись к

Татьяне, и положил руки на стол. Его лицо оказалось в считанных сантиметрах от

лица Татьяны, и это в который раз за вечер заставило её смутиться. — Но почему

ты не боишься выполнять выбросы?

— Потому что при их исполнении партнер лишь выбрасывает партнершу и приземление

зависит от неё. В поддержках и подкрутках я должна полностью довериться