исключено внутреннее кровоизлияние. Без компьютерной томографии точно сказать

не могу.

— Оставите её здесь или повезете в Москву? — Евгений на мгновение перевел

взгляд со своего собеседника на Таню, которая снова начала плакать. Громов

понимал, что нужно скорее её отсюда уводить.

— Обследование сделаем здесь, у нас есть договоренность на такой случай, а

лечение, конечно, в Москве. Если её состояние будет удовлетворительным для

транспортировки.

— Я пришлю тебе сообщением номер хорошего врача в столице, скажешь, что от

меня.

— Спортивный врач?

— Нет, — качнул головой Громов, снова бросив взгляд на Татьяну. — Но благодаря

ему я сейчас здесь.

***

— Идём, Таня, пожалуйста, — Громову требовалось

прикладывать усилия, чтобы вести Алексееву к выходу. — С ней всё будет хорошо,

там ничего страшного.

— А если нет? — продолжала плакать его партнерша, и Евгений чувствовал, что

вот-вот это перейдет в истерику.

— Таня, я тебя очень прошу, подумай о себе, — строго произнес Громов,

останавливаясь, когда они уже вышли на улицу.

Громов обхватил её лицо своими ладонями и приподнял его, вынуждая Татьяну

посмотреть ему в глаза. Он намеревался прочесть нотацию о том, что она должна уметь

переключаться, что она спортсменка и необходимо быть сильной, но… Встретившись

с заплаканными, но от того не менее красивыми карими глазами, он на несколько

секунд растерялся. Всё ещё стоящие в этих глазах слёзы делали их глубже и

прекраснее. Евгений не мог оторваться.

— Что? — дрогнули припухшие от слез губы Тани.

— Ничего, — тихо на выдохе ответил Громов, поглаживая её щеку большим пальцем.

Татьяна моргнула и стоящие в глазах слезы сорвались вниз черной, из-за потекшей

туши, дорожкой, покатившись по щекам.

Евгений не мог понять, что за странное чувство нахлынуло на него. Почему боль

чужого человека так сильно отзывается болью в его душе? Но думать и что-то

анализировать сейчас хотелось в последнюю очередь. В первую же хотелось прижать

Таню к себе ещё ближе. И противиться этому чувству было отчего-то невероятно

сложно. Громов ближе наклонился к её лицу. Между ними оставались считанные

миллиметры.

— Увезли! — громко крикнула им Ксения, выходя из ледового дворца.

Громов и Алексеева, подобно застуканным школьникам, резко отпрянули друг от

друга. Евгений был как никогда близок к тому, чтобы убить Ксюшу.

— Таня! — заметив заплаканное лицо подруги, Ксения подбежала к ней, крепко

обнимая.

От этого жеста Громов ощутил целый букет эмоций. Он завидовал, что Ксюша может

так открыто проявлять эмоции, сострадать и не чувствовать себя отвратительно

из-за этого. В то же время Громов вдруг приревновал Таню к ней. Ему сейчас

хотелось успокаивать её.

— Пойдём, у тебя ещё есть время до тренировки, — Ксюша взяла подругу за руку и

повела к гостевому дому. — Я позабочусь о ней, Женя!

Громов с трудом уговорил себя натянуто улыбнуться и проводил девушек взглядом.

***

На ужин Татьяна не пошла. Она с трудом избавилась от общества Ксении, убедив в том, что ей нужно немного побыть одной. Она не понимала своих эмоций. Страх от увиденного днем отошел на второй план по сравнению с тем, что случилось между ней и Евгением. Со стороны это всё, конечно, могло выглядеть совсем непримечательно. Подумаешь, обнялись, подумаешь, спустились вниз держась за руки… Что они, раньше за руки не держались? Держались. И много. Специфика работы у них такая. Но из-за эмоций, которыми они оба были окутаны в тот момент, эти прикосновения несли совсем другой, более глубокий оттенок. Татьяне было страшно, что так близко восприняла эту близость из них двоих только она одна. Хотя в тот момент, когда они стояли у ледовой арены, и Громов с абсолютно несвойственной ему нежностью обхватил её лицо своими ладонями, Тане даже показалось, что он хотел её поцеловать. Впрочем, она узнала бы это наверняка, если бы не Ксюша.

Первые минуты тренировки Алексеева и Громов не разговаривали друг с другом. Им обоим было неловко. Евгений был рад, что сейчас они были без тренера и хореографа, иначе от их опытных взглядов не укрылось это подозрительное безмолвие.

Они выполнили вращение в парной либеле, а после неё перешли в вертикальное вращение. Таня почти осталась в ласточке, положив руку на голень и согнув ногу. Громов, выпрямив спину, положил одну ладонь на талию партнерши, а вторую на внутреннюю поверхность её бедра. Так высоко, что у Алексеевой на секунду перехватило дыхание.

Когда они оказались рядом после выполненного вращения и их взгляды встретились, Евгений почувствовал, что нужно как-то начать разговор.

— Почему не пришла на ужин? — поинтересовался он.

— Не хотелось есть, — слукавила она. Есть хотелось, видеться с партнером — нет.

— Тогда предлагаю перекусить после тренировки, — как можно более непринужденно произнес Громов. Он на мгновение ощутил себя стеснительным школьником, который не знал, как подобраться к понравившейся девочке. Это чувство ему не нравилось. Обычно в женском обществе он такого не испытывал. — Отказы не принимаются, — безапелляционно добавил он, переборов это странное смущение.

— Я пришла! — обозначила своё присутствие Ксения, подходя к скамейке и начиная торопливо снимать чехлы с коньков.

— Зачем? — не понял Громов, указав ладонью в её сторону.

— Я попросила Ксюшу помочь мне с работой над прыжками, — ответила Татьяна, поправляя рукава черной водолазки.

— Но я уже работаю с тобой над прыжками, — начал заводиться Евгений.

— Ну, ты мужчина, а Ксюша — девушка, — пыталась оправдаться Алексеева, смотря на подругу и мысленно умоляя её подъехать к ним быстрее.

— Но техника прыжков одинакова для всех, — почти рычал Громов.

— Лишняя помощь не помешает, — из последних сил сохраняла спокойствие Таня.

— В том-то и дело, что лишняя, — вслух произнес Евгений, несмотря на то, что Ксюша уже была рядом.

Он отъехал на другой конец катка, решив поработать отдельно. До него дошло, что Таня попросту боится остаться с ним наедине. Громова удивляло то, что это случилось не после всех их ссор на льду, а тогда, когда он проявил заботу и нежность. Видимо, эти чувства не для него и развивать их дальше не стоит.

Громов стоял у борта катка, скрестив руки на груди, и наблюдал за прыжками в исполнении своей партнерши. Он с недовольством признал, что Ксении действительно удалось превратить постоянно недокрученный риттбергер Тани в красивый и, главное, чистый тройной прыжок.

После очередного правильного выезда Алексеева довольно улыбнулась и повернула голову к Евгению, ожидая от него какой-либо похвалы, но он стоял с непроницаемым выражением лица. Это заставило её расстроенно вздохнуть и опустить глаза на лёд.

Заметив краем глаз какое-то движение возле другого борта катка, Громов перевел взгляд туда и увидел Дмитрия. Сделав пару резких скольжений, Евгений оказался напротив него.

— Что ты здесь забыл? — без каких-либо любезностей спросил он.

— Тани не было на ужине, и я испугался, что с ней что-то могло случится после увиденного сегодня на чемпионате. Она так близко восприняла всё это, — спокойно отвечал одиночник, смотря не на Громова, а на фигуристку, о которой шла речь. Она в тот момент под чутким взором Ксении выполняла заход на тулуп.

Громов понимал, что Дима ничего плохого ему не сделал, но вмешиваться в тренировочный процесс было большой ошибкой с его стороны. Евгению было необходимо морально надавить на одиночника так, чтобы он раз и навсегда отстал и от их пары, и от Татьяны в первую очередь.

— Я просто хочу узнать, как у неё дела, — отвечал Дима, начиная багроветь от обиды и бессильной злобы, но продолжая не смотреть на своего собеседника и выводя этим его из себя.

— Я запрещаю подходить к ней, — угрожающе произнес Громов.