Через несколько минут пресс-конференция была окончена, и Таня смогла вздохнуть полной грудью. Спустя час фигуристы вернулись в отель.
Возвращаясь в свой номер с позднего и не совсем законного ужина, Таня устало вздохнула, лениво шоркая ногами по полу коридора и пытаясь донести, наконец, свое бренное тело до постели. День включал в себя утомительный перелет на другой континент, тренировку и пресс-конференцию, а потому больше всего сейчас хотелось просто упасть и выключиться, отправляясь в мир сновидений. Таня устала настолько, что даже не вскрикнула, когда одна из дверей открылась, и из неё вышел Громов, схватив её за предплечье и затащив в свой номер.
— Что ты творишь? — поинтересовалась она, округлив глаза, когда Евгений прижал её к стене своего номера.
— Не воспринимаешь меня как мужчину? — прорычал он, навалившись на Таню, позволяя отчетливо ощутить жар своего тела. — Ничего личного?
— Женя, не надо, — с трудом выдавила из себя она, положив ладони на его плечи и пытаясь отодвинуть его хоть на миллиметр. Он слишком давил. Его слишком много.
— Нет, Таня! — разозлился он. И она даже в полумраке номера разглядела, как яростно сверкнули его глаза. — Скажи мне это в лицо!
Таня приоткрыла губы, желая сделать вдох и попытаться озвучить то, что он просил, но Евгений, не дожидаясь ответа, наклонился к ней, жадно целуя. Горячие, тугие и невероятно требовательные губы обрушились на мягкие и нежные. На секунду Таня обомлела, но в следующее мгновение прикрыла глаза, сдавленно простонав и трепетно отвечая на эти ласки, забывая обо всем, что происходило между ними в последнее время. Слишком давно они оба хотели такой близости. Евгений положил ладони на её талию, приподнимая и позволяя обхватить себя ногами за поясницу, чтобы им было удобнее продолжать. Чтобы разница в росте не могла мешать наслаждаться друг другом.
Таня запустила пальцы в его волосы, жадно отвечая на горячие поцелуи. Казалось, что всё, что было до этого их поцелуя, осталось за дверью. А здесь и сейчас было только желание, страсть и голод друг до друга, изрядно измучивший их обоих.
— Я… — сбивчиво прошептал ей в губы Евгений, разрывая поцелуй и придерживая Таню ладонями под ягодицами, — я забыл.
— Забыл… Что? — возбужденно и пьяно улыбнулась Таня, прислонившись к его лбу своим и заглядывая в любимые серо-голубые глаза.
— Что отпустил тебя, — голос Громова в одно мгновение заледенел. Он опустил Таню на ноги, но она чувствовала, что они едва способны её удержать сейчас. После такого резкого контраста. Пару секунд назад она млела от его поцелуев, находясь в его руках. Пару секунд назад между ними начиналась оттепель, но сейчас Таню словно облили холодной водой.
— А вот я для тебя всё ещё что-то значу, — самодовольно и ядовито улыбнулся Евгений, а затем открыл дверь из своего номера, многозначительно кивнув Тане на выход. — Доброй ночи.
Тане хотелось закричать от боли. Громов повел себя отвратительно. Внутри всё разлетелось на маленькие осколки, больно впившиеся в сердце. Но нужно было держаться. Неимоверных усилий ей стоило не произнести ни слова и просто выйти из номера Евгения, одернув вниз задравшуюся футболку. Она слышала, как громко захлопнулась дверь его номера. Чувствовала, как кровь пульсировала в висках. Ощущала, как бешено бьется сердце, и как начинает щипать глаза от подступающих слёз. На негнущихся ногах Таня зашла в свой номер, прислонилась спиной к двери, а затем медленно опустилась по ней на пол, закрывая лицо ладонями и давая волю слезам.
***
25 октября, Лэйк-Плэсид, Олимпийский ледовый дворец, 14:50.
Евгений с Алисой направлялись к выходу на лёд по подтрибунному помещению. Завтра здесь стартует американский этап гран-при. Все его участники уже прибыли, а потому тренировочный лёд был расписан между ними буквально по минутам. На самом катке последние минуты катались Таня с Ильей, шлифуя свой двойной аксель. У борта, скрестив руки на груди, стоял Мельников, а на трибунах рассредоточились представители американской и канадской федераций, фигуристы и волонтеры.
Евгений кинул спортивную сумку на скамейку у борта, а затем встал возле Арсения, наблюдая за Таней и Ильей. Делать это было непросто и Громов старался по возможности избегать этого зрелища. Руки Ильи, казалось, были везде. Он трогал ими талию Тани, её поясницу, низ живота, внутреннюю сторону бедра… От каждого такого, пусть и чисто рабочего прикосновения, Евгений вспыхивал изнутри и с огромным трудом мог сдержать себя. Но терпение его уже приближалось к критической отметке.
Арсений подозвал учеников к себе и поставил перед Таней жесткое условие. Либо она сейчас же, на глазах у большого количества соперников и представителей федераций выполнит четверной выброс, либо забудет об этой идее раз и навсегда, а в прокатах на грядущих соревнованиях будет исполнять исключительно тройной. Он был уверен, что Таня спасует и, наконец, откажется от своей бредовой идеи, полностью оккупировавшей её мозг. Уверен был в этом и Илья. А вот сама Таня обернулась на лёд, делая медленный вдох, пытаясь сконцентрироваться на себе и своем теле.
— Даже не вздумай! — прорычал стоявший рядом с Мельниковым Громов, отвлекая её.
— Ты, похоже, опять забыл? — Таня обернулась к нему и недовольно нахмурила брови. — О том, что отпустил меня!
Страх за любимую женщину ударил Евгению в голову, смешавшись с бешеным приливом злости на неё же, а потому он снова схватил её за руку, притянув к борту, заставляя удариться о него носками коньков. Илья подался вперед, желая помочь партнерше и совсем не одобряя таких методов именитого Громова, но Арсений предостерегающе качнул головой, не желая провести несколько следующих дней в реанимации, ожидая, пока ученик придет в себя после черепно-мозговой травмы.
— Не смей, Таня! — громко и угрожающе произнес Евгений, привлекая к ним внимание всех людей, находившихся на трибунах. Оживленные разговоры, царившие там, прекратились.
— Отпусти её руку, — максимально безэмоционально попросил Мельников, надеясь именно таким тоном достучаться до Жени.
— Не указывай мне, что делать! — Громов, от злости сжимая хрупкое запястье Тани ещё сильнее, обернулся к стоявшему рядом Арсению, и Алиса поняла, что ей необходимо вмешаться. Она торопливо соскочила со скамейки и вклинилась между ними.
— Давайте остынем, — с натянутой улыбкой произнесла она, пытаясь снизить градус разговора, — это не должно быть сложным. Мы ведь на льду!
Алиса начала с трудом, палец за пальцем разжимать ладонь Громова, освобождая руку Тани. Алексеева потерла покрасневшее запястье, обожгла злым взглядом Евгения, а затем, демонстративно взяв за руку Илью, уехала на противоположный конец катка, намереваясь выполнить четверной выброс.
— Ты ведь помнишь, что будет, — тоном, леденящим кровь в жилах, обратился Громов к Мельникову, — если она сейчас разобьется?
Арсений на такую провокацию предпочел ничего не отвечать. Он тревожно наблюдал за Таней, которая о чем-то выразительно разговаривала с Ильей, показывая ему их траекторию захода на четверной выброс. Мельников вздохнул, чувствуя, как сердце начинает биться чаще от волнения. Он мысленно снова проклял упрямство Тани, а затем с ужасом наблюдал за тем, как они начали набирать скорость. Громов обхватил край борта, впиваясь в него ладонями от тревоги так сильно, что те побледнели и на них отчетливее показался рисунок вен.
Таня чувствовала, что вот уже тот вираж, на котором решается многое. Скользя спиной вперед, Илья положил ладони ниже её талии, крепче сжимая их. Таня сделала глубокий вдох, слыша скрежет льда, видя его белоснежную гладь, на которой будто в одну секунду пронеслись все моменты, принесшие ей боль. Начиная от Олимпийских Игр и заканчивая вчерашним разорванным и издевательским поцелуем. От детских усмешек совсем юных фигуристок и до преследовавшего в последнее время ядовитого шепота за спиной от коллег-соперниц. Всё это в мгновение заставило вскипеть кровь в жилах, активизировав каждую клеточку её тела. Таня закрыла глаза, чувствуя, что Илья уже оторвал её от льда и развернулся, кидая высоко и далеко. Сейчас она готова выполнить заветный четверной выброс. Готова как никогда раньше.
