— Не прогоняй человека, — с трудом выговорил Евгений, наконец поднявшись и прильнув грудью к стене, — там была красивая девушка?
— Не красивее меня, — раздраженно ответила Таня. Такая фраза Громова окончательно её разозлила. Чтобы заявиться в нетрезвом виде он почему-то из всех своих знакомых выбрал именно её, а теперь ещё и заимел наглость размышлять о каких-то девчонках.
— Как ты заговори-ила! — важно произнес Громов, чуть запрокидывая голову.
— Почему пришел именно ко мне? — скрестив руки на груди, поинтересовалась Таня. Вот только строить из себя железную леди становилось всё сложнее. Женя, пусть и в таком виде, напоминал ей о том, что было между ними, о том, как с ним хорошо. Но Таня больше не хотела об этом думать. Не хотела этого помнить.
— А я б-больше н-никому не нужен, — заикаясь, ответил он, а затем прислонился к стене спиной, пытаясь снять ботинки. — Даже Алисе не нужен…
Таня приоткрыла рот, собираясь уточнить по поводу Алисы, но Евгений продолжил сам.
— Мне к-кажется, что у неё кто-то появился, — выговорил он, продолжая пытаться снять обувь, но пальцы его почти не слушались. Таня несколько минут напряженно наблюдала за его безуспешными попытками. В какой-то момент Евгений просто опустился по стене и обреченно осел на полу.
— Помоги мне, — умоляюще произнес он, приподнимая брови. Таня не заметила, как её губы растянулись в глупой улыбке. Женя в эту минуту выглядел как никогда беспомощным и был похож на ребенка. Двухметрового, широченного в плечах, но всё же ребенка. Ребенка, потерявшегося в собственной жизни. Вернее, в той её части, что протекала вне льда.
Таня понимала, что нельзя идти у него на поводу. Что она злится и, возможно, даже ненавидит его. Но что-то будто толкнуло её к нему. Таня сделала пару несмелых шагов и присела перед ним на корточки, начиная аккуратно снимать его ботинки. Их черная кожа промокла насквозь. Как и носки. Евгений из-под полуприкрытых век смотрел на любимую женщину, которая ловко освобождала его ступни от обуви, и его губы дрогнули, растягиваясь в пьяной, кривой улыбке. А Таня судорожно надеялась, что завтра, протрезвев, Громов не будет помнить об этом.
Покончив с ботинками, Таня повернула голову вбок, рассматривая прихожую. Разлетевшаяся в разные стороны обувь, упавшая металлическая обувница и мокрое длинное пятно от одежды Жени, промокшей насквозь. Тане невольно вспомнилась мода называть ураганы человеческими именами. Она не знала, как можно было бы назвать то, что творилось в эти минуты на улице, но стихийному бедствию, царившему в её квартире, имя было только одно — «Евгений». И оно же наводило полнейший беспорядок в её сердце.
— Иди в душ, — без каких-либо эмоций произнесла Таня, поднимаясь и возвращая на место обувницу.
— Раздень меня, — томно попросил Громов, не переставая следить взглядом за бывшей партнершей.
Таня обернулась к нему и недовольно нахмурилась. А вот Евгений прислонился головой к стене, запрокидывая её, и вальяжно улыбнулся, полагая, что сделал это максимально обольстительно. Но Таня лишь прыснула со смеху и вернулась к собиранию разлетевшейся по прихожей обуви.
— Ну, — вздохнул Громов, надувая губы и плохо контролируя свою мимику, — с ботинками же сработало…
— Иди в душ, — строго повторила Таня. Ей хотелось, чтобы Евгений хоть немного протрезвел, но в его состоянии душ вряд ли мог чем-то помочь. Но он мог согреть его и дать Тане хотя бы несколько минут, чтобы перевести дух.
— Раздень меня, — также нарочито строго передразнил её Евгений, — или не пойду. Вообще никуда!
— Да не иди, — спокойно пожала плечами Таня, возвращая на место свои туфли, — сиди и зарабатывай воспаление легких.
— А и ладно! — всплеснул рукой Громов, чувствуя, что такое пренебрежение Тани его обижает. — Ты будешь плакать?
Таня шумно вздохнула, заканчивая со сбором обуви, и обернулась к Жене, обжигая его недовольным взглядом карих глаз.
— Если ты не пойдешь в душ? Нет.
— Если я заб-болею и умру, — уточнил Евгений, а затем совершенно не в тему в очередной раз пьяно и криво улыбнулся.
— Вот чтобы этого не было, — четко начала Таня, надеясь достучаться до затуманенного алкоголем мозга Громова, а затем для большей убедительности указала рукой на белую дверь в ванную, — нужно пойти в душ!
— Бу-у-удешь, — довольно промурлыкал Евгений, снова улыбнувшись.
Таня покачала головой, а затем услышала на кухне странные звуки. Ей пришлось оставить Евгения в прихожей и направиться туда. Там она увидела, как с подоконника на пол стекала вода. Таня быстро сориентировалась и нашла тряпки, понимая, что если от воды испортится паркетный пол, то ей сильно влетит от хозяйки. И вряд ли звание олимпийской чемпионки и мастера спорта международного класса здесь чем-то сможет помочь.
Таня разложила тряпки на полу и подоконнике, а затем попыталась понять причину такой «протечки». В верхнем углу окна оказалась небольшая щель, через которую с легкостью просачивался сильный дождь.
— Ра-а-а-аздень меня-я-я! — провыл Громов, всё ещё сидя в коридоре.
Таня на мгновение приложила ладони к голове, мысленно выругавшись. Евгений, даже будучи пьяным, стоял на своем. И был близок к желанному, потому что сидеть на полу в мокрой одежде — не лучшее решение. И Таня понимала, что, судя по всему, ей таки придется его раздеть. Исключительно ради его же здоровья!
Таня, нарочито злостно топая, вернулась в прихожую.
— Раздень меня, — кажется, в сотый раз повторил Евгений.
— Ну почему именно я? — страдальчески простонала Таня, опускаясь на корточки рядом с ним и начиная расстегивать пуговицы его рубашки.
— Потому что я хочу, ч-чтобы ты меня к-касалась, — длинные фразы давались Громову с трудом, но он всё же пытался.
— А больше ты ничего не хочешь? — язвительно уточнила на всякий случай Таня, почти расправившись со всеми пуговицами.
Евгений издал какой-то подозрительный смешок, а затем многозначительно раздвинул вытянутые на полу ноги и посмотрел на свой пах.
— Совсем охренел? — не выдержала Таня, собираясь после этого встать, но Громов успел схватить её за запястья. Полы его расстегнутой рубашки распались в разные стороны, обнажая грудь и торс. И Евгений насильно приложил холодные маленькие ладони Тани к своему прессу.
— Плюша, — хрипло и как-то умоляюще произнес он, заглянув ей в глаза. — Я умираю без тебя.
Губы Тани на мгновение дрогнули, а глаза отчего-то в одну секунду заполнились слезами. Нет! Она слишком долго и с большим трудом хоронила внутри себя все чувства, чтобы вот так вот просто снова дать им волю. Нет!
— А я умираю с тобой, — каждое из этих слов далось ей с огромным трудом, ради каждого приходилось терпеть ощутимый ком в горле. Таня опустила взгляд вниз, рассматривая ремень Жени. Её ладони всё ещё лежали на обнаженном и непривычно прохладном торсе Громова. Но она не хотела видеть его лица сейчас. Она знала, что ему больно после услышанного. Она чувствовала.
— Посмотри на м-меня, — тихо попросил он, сильнее сжимая её запястья.
Но Таня демонстративно не поднимала на него глаз. Зачем? Чтобы вновь соблазниться самыми красивыми в мире глазами? Пусть и окутанными в данный момент алкогольной дымкой…
— Ты меня н-не любишь… — медленно и запинаясь начал Евгений, будто это были не его слова. Будто он пытался что-то вспомнить.
Таня нахмурилась, понимая, что нужно встать, отправить его в душ, а затем уложить спать. Слушать это слишком больно.
— Не ж-жалеешь, — продолжил Громов, и Таня на мгновение замерла, ожидая продолжения.
— Разве я немного… — путано и с трудом произнес Евгений, делая длинную паузу, — не красив?..
Сердце Тани пропустило удар. Пьяный Громов по памяти читал стихотворение Сергея Есенина!
— Не смотря в лицо, — тихо и плавно подхватила она, всё ещё не поднимая глаз, но явственно ощущая, как на душе впервые за долгое время распускается, словно цветок, какое-то необычно нежное, трепетное чувство, — от страсти млеешь…
