– Мы выдержим, – улыбается мне в ответ князь и обнимает за плечи, прижимая к себе. Я стараюсь вызвать образ Бертрана. Но лицо моего рыцаря не желает выплывать из глубин наполовину чужой памяти. Какое же все-таки голубое небо!

На один из зубцов крепостной стены сел черный лоснящийся ворон. Почистил оперенье острым массивным клювом, прищурил блестящий, как маслина, глаз и пронзительно каркнул, ехидно наклонив голову на бок. Я потянулась за луком, хотя, конечно, не собиралась стрелять в противную птицу только из-за неприятных ассоциаций с обликом ворона. Но птице хватило и этого ленивого движения, чтобы мгновенно насторожиться и вспорхнуть, перехватив мой ненавидящий взгляд.

Мы поднялись по винтовой лестнице на дозорную башню. Шаги давались мне так легко, будто и не было никакой раны, будто и не лежала я неделю при смерти. Даже шрама не осталось – да только зачем все это… Мне скоро возвращаться, и это тело останется пустым, поддастся тлению и скоро превратится в прах.

Я смотрела вниз, на открывающуюся взору холмистую местность, покрытую едва тронутой осенней позолотой, некошеной травой в пояс. Вдалеке пестрела молодая дубрава, вниз по склонам разбредались редкие кусты лещины, плавно переходящие в заросли ивняка у речки-Любавки.

Речка обмывала подножие холма с расположенным на нем городищем с севера и северо-востока. Западные главные ворота выходили на более пологий склон холма – и атаки следовало ожидать именно с этой стороны, так как стенобитные машины невозможно было поднять на высоту крутого восточного и южного склонов или перевести через речку, хоть и не широкую, но с бурным течением. Стрельцы на северной стене свое дело знали, не давая вражеским лазутчикам разведать в речке брод. Я повернулась к воротам, осматривая лагерь противника.

На горизонте клубилось странное облако пыли. Словно надвигался невиданный смерч, несмотря на невинную ясность неба…

– Андрюс, смотри… – я невольно вцепилась в рукав княжьего кафтана. Мои ногти впились в его кожу, сквозь плотную ткань, я почувствовала это по напряжению его мышц, и усилием воли подавила свой панический страх, ослабив хватку.

Князь прикрыл глаза ладонью, чтобы не мешало заходящее, но все еще яркое солнце, пристально всматриваясь в глубину смерча за западными холмами… Минуту спустя уж и он смог разглядеть, что в облаке пыли неумолимо приближалось к городищу несметное конное войско… В лагере Седрика наметилось оживление.

Вот и подкрепление…

– Все на стены! – раздался зычный голос дозорного.

Дневник Талины:

“…Ему нравится поддаваться, затягивать Игру, а в финале покрасоваться во всем великолепии дьявольской силы. И я жду этой последней, решающей встречи, ибо визит старого врага милее, чем свидание с любимым после давней разлуки…”

Странное воинство пришло на помощь Седрику… Настолько странное, что уж и сам он был не рад такой подмоге. Странен не столько варварский наряд всадников на коренастых лохматых лошадках, странен их строй, при котором войско больше всего напоминает бесчисленную стаю саранчи. И ужасен облик самих конников.

Всадники были подстать своим скакунам, на таких же непропорционально коротких ногах, с заросшими рыжей шерстью лицами, с глубоко посаженными поросячьими глазками, горящими хищным звериным огнем. Широкоплечие и широкогрудые – это впечатление еще больше усиливал массивный панцирь, одетый поверх кольчуги.

– Господи, этих всадников будто вывели из самой преисподней, – прошептал кто-то из стрельцов у меня за спиной…

– О, нет… – возразила я, – Пожалуй, их насобирали в другом месте. Хотя и в не менее отдаленном… – сейчас я пыталась рассмотреть их предводителя, перед которым униженно отчитывался князь Седрик. Насколько можно было судить с такого расстояния, полководец был в ужасе от прибывшего подкрепления. На его взгляд конница больше всего напоминало стадо дикарей.

Подзорная труба была слишком слабой, чтобы в подробностях разглядеть накопившего силы противника. Все происходящее в стане врага отражалось в огромном медном зеркале, установленном главном зале башни. Я ждала, когда вождь варваров повернется лицом к зрителям – до сих пор перед нами мелькало лишь потная, багровая рожа Седрика. Любого, самого беглого взгляда, хоть бы и со спины, на предводителя было достаточно, чтобы понять – он не одного поля ягода со своим войском. Даже конь под ним был статный, мускулистый, вороной. Я терялась в догадках, как этому человеку, да и человеку ли, удается справляться с ордой вооруженных неандертальцев. Как добился он их покорности и беспрекословного повиновения. Не сами варвары пугали князя Седрика, он боялся их повелителя…

Дневник Талины:

“…Гладиаторам Сделка кажется даже выгодной: Он помогает своим подопечным наяву, выполняя наши скромные желания. Но рано или поздно приходит прозрение, и Сделка начинает тяготить Игрока…”

Наконец, он повернулся, и смертный холод заполз в мою душу, разбежался по коже липкими мурашами и упал тяжелым клубком где-то в животе на уровне недавней раны. На меня смотрели Его глаза. Жестокие, колючие. Две черных впадины в желтом обтянутом пергаментной кожей черепе…

Он поднял руки над головой в приветственном жесте, широкие черные рукава затрепетали, как два крыла. Мой Демон явился в этот мир собственной персоной, чтобы насладится моим поражением.

– Ты еще не решила сдаться, Талина?– крикнул Он мне, и его голос отразился многократным эхом в полупустом сводчатом холе, заставил печально задребезжать витражи,– Помни, всего три дня! Ах, нет… ЦЕЛЫХ ТРИ!

Медное зеркало рассыпалось на миллион осколков. Словно тонкая хрустальная ваза…

Сотники суеверно перекрестились и покинули зал совета. Пожалуй, они сейчас нужнее были на стенах, чтобы поднять боевой дух защитников крепости. Я в изнеможении опустилась на мозаичный пол, безразлично перебирая кусочки зеркала… Под взглядом Черного я почувствовала себя духом, запертым в мертвой оболочке, чудом избегнувшей тлена.

– О чем это он, Талина? – Андрюс поднял меня с пола и испытывающе заглянул в глаза.

Я вырвалась и закрыла лицо своими узкими, побелевшими ладонями.

Рыцарь, ты не найдешь с монограммой платок,

Да и локон тебе я не срежу на счастье,

Помнить я не хочу, кто любить меня мог,

Спеленав долг и честь вожделения властью…

Не кричи, не ищи, не безумствуй потом,

Я свободна – и нет у меня другой цели,

Я оставлю тебя в заблужденье святом,

Что меня покорил ты не только в постели…

– Неправда, – прошептал князь…

Я гордо подняла голову и посмотрела на него равнодушным взглядом. Этот взгляд мне дался с большим трудом…

– Нет, – мой голос звенел, как бокал со льдом в дрожащей руке,– ты понял правильно. Я должна уйти. И это нельзя изменить. Но за эти три дня я должна сделать многое… Хотя бы вернуть долг…

Андрюс стиснул мои замерзшие ладошки в своих руках, по-прежнему стараясь поймать ускользающий взгляд ведьмы, наполняющийся против воли болью и страхом.

– Нет никакого долга, Талина…

– Я обязана тебе жизнью, князь, – прошептала я,– Никто другой на твоем месте не стал бы нянчится с проникшим тайком лазутчиком…

– Ты мне ничего не должна, – Андрюс заглушил мои слова поцелуем.

– Если бы ты знал все… – как бы не хотела я, чтобы моя ложь осталась тайной для князя – пусть лучше он думает обо мне плохо, чем страдает после моей гибели.

– Что же я не знаю? – рассмеялся комендант, – Что тебя послали убить меня?… Так ведь не тебя, а ту ведьму, Вилию… Ее я бы не помиловал…

– Откуда ты знаешь? – я смотрела на любимого широко открытыми глазами, полными удивления. Андрюс пожал плечами и ласково улыбнулся: