Группа Жданова – «ленинградцы» – имела и свою политическую программу: не написанную, не проговоренную детально – скорее, ощущаемые интуитивно взгляды и пристрастия.

Еще до войны Сталин постепенно заменяет марксистскую риторику великодержавной. В войну, и особенно после 1945 года, эта тенденция только усиливается. Жданов – один из горячих приверженцев этого направления.

13 августа 1944 года Жданов в проекте резолюции общесоюзного совещания историков пишет: «Ведущая роль русского народа в борьбе за социализм, таким образом, не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не наполнять каждого русского чувством гордости». Даже Сталину это показалось слишком: Генералиссимус абзац о ведущей роли русского народа выкинул. А в ждановском проекте новой партийной Программы порекомендовал убрать такие тезисы: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… [который] по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций… Русский рабочий класс и русское крестьянство под руководством ВКП(б) дали всем народам мира образцы борьбы за освобождение человека от эксплуатации, за победу социалистического строя, за полное раскрепощение ранее угнетенных национальностей».

В 1944 году приняли два небывалых решения, инициированных Ждановым: первое – постановление исполкома Ленгорсовета – о возвращении дореволюционных названий улицам и площадям центра Ленинграда («ряд прежних наименований… тесно связан с историей и характерными особенностями города и прочно вошел в обиход населения»), и второе – постановление Государственного комитета обороны «О разработке мероприятий по восстановлению городов Петродворец и Пушкин».

16 января 1946 года руководитель ленинградских большевиков Алексей Кузнецов заявляет: «Про нас говорят, что мы, ленинградцы, – большие патриоты своего города. Да, мы – патриоты, мы его любим, лелеем… Да разве такой город можно не любить? Город, первым остановивший врага, выстоявший 29 месяцев осады и разгромивший гитлеровские полчища под своими стенами, город, слава которого затмила славу Трои!»

Обратите внимание: Трои, а не Каховки или Царицына, даже не красного Петрограда: налицо новая фразеология и подспудно новая идеология – русский национализм имперского толка.

В ждановском окружении говорили открыто о необходимости переноса столицы Российской Федерации в Ленинград, учреждении российского гимна, создании в РСФСР своей компартии и собственной Академии наук. Русские в СССР – парии, нужно, по крайней мере, уравнять их в правах с нацменами. Никита Хрущев вспоминал, что Жданов в 1945–1946 годах сетовал: в социалистической; семье союзных республик самой обделённой остается РСФСР, города и села Центральной России выглядят бедными по сравнению с другими республиками, жизненный уровень русских значительно ниже других наций в составе СССР.

Приказ о переименовании улиц Ленинграда

До поры до времени Сталин никак не реагировал на реформаторскую активность выходцев из блокадного руководства. Наоборот, в город идут серьезные капиталовлажения, а местное начальство проявляет завидную самостоятельность и хозяйственную расторопность. Видимое повышение статуса Ленинграда в стране кажется населению неким воздаянием за перенесенный ужас.

Город неявно становится второй столицей. В 1945 году Александр Солженицын пишет с фронта приятелю: «После войны нужно стараться попасть в Ленинград, пролетарский, интеллигентный, умный город, по традиции чуждый Сталину, а не в Москву, город торгашей».

Заложены Приморский и Московский парки Победы, строится стадион имени Кирова (самый большой в стране!), достраиваются по-сталински роскошные южные и юго-западные городские магистрали. В 1944 году «Зенит» выигрывает Кубок страны по футболу. «Ленметрострой» прокладывает первую линию городской подземки. Ленинградские балетмейстеры, композиторы, артисты, режиссеры, писатели исправно получают Сталинские премии. Музей обороны Ленинграда становится самым посещаемым в городе, Жуков показывает его Эйзенхауэру. Блокада превращается в локальный миф о специфической стойкости ленинградцев, их особой преданности традициям русской ратной славы.

Стадион им. Кирова

Первые признаки сталинского недовольства Ленинградом проявились в 1946 г., когда проработочное постановление ЦК, которое поначалу метило в московский «Новый мир» и Бориса Пастернака, на ходу переадресовали ленинградским журналам «Звезда» и «Ленинград», Анне Ахматовой и Михаилу Зощенко. Тем не менее еще два года положение «ждановцев» казалось неколебимым.

Дмитрий Шепилов, возглавивший Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в 1948 г., позже писал: «Сталин очень сблизился с Ждановым. Много времени они проводили вдвоем. Сталин высоко ценил Жданова и давал ему одно поручение за другим, самого разного характера. Это вызывало глухое раздражение со стороны Берии и Маленкова. Их неприязнь к Жданову все возрастала. В возвышении Жданова им мерещилась опасность ослабления или потери доверия к ним со стороны Сталина».

В 1948 году Андрею Жданову – пятьдесят два. Типичный бюрократ пиквического сложения, редко покидавший свой кабинет, работавший днем и ночью. Жданова мучили регулярные приступы грудной жабы (как тогда называли стенокардию), он страдал от тяжелого атеросклеротического изменения сосудов сердца. У Жданова был диабет, он много пил. Стрессы преследуют политиков. Находиться рядом со Сталиным и чувствовать душевное спокойствие не удавалось никому. Андрей Жданов переносил неприятности тяжело, забывался с помощью алкоголя. Но становилось только хуже. Он обретал репутацию пьяницы среди членов Политбюро и – главное! – в глазах вождя. При том что как ответственный за идеологию обязан был находиться при Сталине, постоянно участвовал в ночных «обедах» на Ближней даче.

Никита Хрущев вспоминал: «Помню (а это было редким явлением), как Сталин иногда покрикивал на него, что не следует пить. Тогда Жданов наливал себе фруктовую воду, когда другие наливали себе спиртные напитки. Полагаю, что если за обедом у Сталина тот его удерживал, то что было дома, где Жданов оставался без такого контроля? Этот порок убил Щербакова и в значительной степени ускорил смерть Жданова».

В начале 1948 года состоялось «второе пришествие» наверх главного номенклатурного врага Жданова – Георгия Маленкова, который возвратил себе пост секретаря ЦК партии. С одной стороны поджимали конкуренты, прежде всего Маленков и Берия, с другой – собственный сын делал опрометчивые заявления. Весной 1948 года сын Андрея Жданова, Юрий, ученый-химик, заведующий отделом науки ЦК КПСС, подверг критике любимца Сталина академика Трофима Лысенко. Это вызвало гнев со стороны Сталина. Юрия Жданова заклеймила «Правда». Андрей Александрович знал, как генсек поступал с теми, кто вызывал у него сомнения.

В 1947 году Жданов прошел курс лечения в Сочи. Но стенокардия только прогрессировала.

Вспоминал Дмитрий Шепилов: «Тяжелое заболевание А. А. Жданова – гипертония, атеросклероз, грудная жаба и сердечная астма – всё прогрессировали. Огромная нагрузка в работе, частые многочасовые ночные встречи и ужины на даче Сталина, постоянное нервное перенапряжение – все это подтачивало его здоровье. Он задыхался во время разговора, лицо покрывалось розовыми пятнами. После нескольких фраз он делал паузу и глубоко втягивал в себя воздух. Как-то солнечным утром Андрей Александрович вызвал меня и сказал: „Меня обязали ехать на отдых и лечение. Я буду не так далеко от Москвы, на Валдае. Уверяют, что там легко дышать“».