Этот следующий маленький человек всегда использует свои пальцы, чтобы играть на большом музыкальном инструменте. Когда она в людных, переполненных местах, она трет мои вышитые заплатки. Ее музыка прекрасна.

Мой следующий маленький человек всегда держит волшебную ручку в кармане. Это может помочь ей дышать, если что-то заставит ее дышать. Несмотря на то, что мне любопытно узнать, как работает магия, я счастлив, что нам никогда не понадобится ее использовать.

Я иду снова и снова, от одного маленького друга к другому. У меня много приключений. Я слышу, вижу и делаю много красивых вещей. Мое последнее приключение с моим последним маленьким человеком – поход. Я висел на веревке для белья, но после такого износа я стал менее весомым, чем был когда-то, и меня унесло ветром. Мне жаль покидать моего друга. Но я знаю все признаки, и нам все равно скоро пришлось бы расстаться. Я летаю на мгновение, и это кажется грандиозным. Затем я приземляюсь среди опавших листьев. Мой новый дом. Место для отдыха.

На меня навалились листья и мусор, и теперь я лежу в земле. Я прожил много жизней, был дорог многим маленьким людям. На моих заплатах есть заплатки, и даже они протерты. Мои дни с маленькими людьми не были бесконечными. Они росли, пока не переросли. Но они часть меня, их воспоминания запечатлены в моей форме, составляют мне компанию. Нет, наши дни не были бесконечны, но наша радость бесконечна. Эта радость поддерживает меня сейчас, когда я похоронен в земле. Он обернулся вокруг меня, как объятия. Так что я делаю грязь своим уютным местом отдыха, и она напоминает мне о долгих объятиях, потертых коленях и грязных пирогах. Это восходит к тому времени, когда я еще не был нитью, и только теперь я действительно помню, когда я был клочком растения, развевающимся на ветру.

Щурясь от яркого солнечного света, маленький мальчик осматривал двор. Он наблюдал, как цыплята танцуют левый/правый пин-кик, пин-кик, поднимая маленькие облачка мелкой пыли, когда они хватались за съестное.

Ему нравилось наблюдать за ними, и он также знал, что их выходки иногда оборачивались интересной добычей. Однажды, давным-давно, когда ему было четыре года, он подобрал крошечного солдатика. Бабушка забрала его, потому что боялась, что он может отравить его, чего он не понимал. Позже она вернула ему его блестящим и сказала, что теперь это безопасно, но никогда не брать его в рот.

В другой раз, не так давно, суетливые птицы раскопали связку ключей. Тетя Лу чуть не заплакала, увидев их, и сказала, что это ключи Генри, которые он уронил и никак не мог найти. Генри был ее мужем. Она взяла ключи и положила их в карман. Позже мальчик увидел их висящими на вешалке у задней двери, на крючке с надписью «Генри», как будто хозяин мог войти в дверь и захотеть ими воспользоваться. Бабушка заметила, что это просто сентиментальность, а не маразм, – и он, конечно, спросил ее, что означают эти слова. Он добавлял их в свой постоянно растущий арсенал слов и стрелял ими в ничего не подозревающих взрослых.

Прямо сейчас бабушка была в доме с тетей Лу, которой было около ста пятидесяти лет, и она была сестрой бабушки. Она была по большей части глухой, совершенно упрямой и не понимала, почему бабушка настаивала на том, чтобы заходить к ней два раза в неделю, чтобы проведать ее. Бабушка часто приводила мальчиков; было много вещей, чтобы развлечь их в течение часа или около того. На этот раз Стюарта с ними не было. Он был третьеклассником, и у него был более длинный учебный день, чем у его брата-детсадовца. Они заберут его позже.

Цыплята энергично копались в земле, некоторые из них косились на что-то, что они обнаружили. Они по очереди клевали его, чтобы проверить его съедобность, тихо бормоча: «Хррр-хррр-хррр-хрррр…»

Очевидно, разочарованные, они перешли к другому многообещающему месту, позволив маленькому охотнику за сокровищами войти и осмотреть находку.

Он был округлым, очень твердым, серовато-серебристым и совсем застрял в земле. Он побежал обратно к крыльцу, где хранились садовые инструменты, и подобрал ржавый совок с деревянной ручкой, обмотанной изолентой. Возвращаясь к закопанному сокровищу, он присел на корточки и осторожно обшарил предмет. Оказалось, что он сделан из какого-то металла. Вонзив кончик лопатки как можно глубже, как это делала бабушка, работая в саду, он надавил на ручку и поднял комок земли, окружавший предмет.

Ударив комом по земле, чтобы высвободить часть грязи, он встал и собрал большую часть оставшихся комков, пока круглая штука не была слегка покрыта землей. Он потер им штанину, сначала осторожно, затем быстро, чтобы очистить поверхность. Бабушка всегда заставляла его надевать старый комбинезон, когда они ходили к тете Лу, потому что «ты обязательно испачкаешься!» После этого она брала у него комбинезон и давала ему пару чистых джинсов, чтобы он надел их, прежде чем они пойдут куда-то еще. Именно такой была бабушка. Так что не имело значения, были ли у него полосы грязи на штанине; она ожидала этого.

Мальчик осмотрел объект, чтобы понять, стоит ли его еще почистить. Его диаметр был примерно размером с его ладонь, а толщина была примерно такой же, как у его руки. Возможно, это были карманные часы. Он знал о них; у дедушки был такой, который он держал в ящике комода. Он принадлежал отцу дедушки и до сих пор исправно работал, но дедушка им не пользовался.

Там была тонкая грань, которая выглядела так, будто это место, где можно было бы открыть карманные часы. Он вставил свой покрытый коркой грязи мизинец и повернул кусок, разрыхляя частицы въевшейся почвы, пока не увидел точку разделения. Медленно открыв крышку, он в замешательстве уставился на открытое лицо. В конце концов, это были не часы. На нем были буквы вместо цифр и только одна рука, которая дрожала при движении. Он был начинающим читателем, мог читать с листа довольно много слов, но не думал, что из этих букв можно составить слова.

«Озвучьте это», – всегда предлагала миссис Финч.

– сттттыыыээээ… – попытался он, но буквы казались непроизносимыми. Может быть, были какие-то трюки, которым он еще не научился, или… может быть, это был другой язык. Затем его внимание привлекли новые письма, и он резко втянул воздух. Они составили слово, которое он мог прочитать. На внутренней стороне обложки, рядом с петлями, было выбито его собственное имя!

«СТЕРЛИНГ», – прочитал он.

«Стерлинг!» Голос бабушки повторил имя. – Пора идти, мальчик! Он бросил трофей в слегка мешковатый боковой карман комбинезона, который когда-то принадлежал Стюарту и все еще был великоват для Стерлинга, и помчался через двор.

– Что ты нашел сегодня? – спросила бабушка с верхней ступеньки. Стерлинг всегда что-то подбирал и добавлял к своей коллекции странностей. Вещи, выкопанные курами, особенно очаровали ее младшую внучку.

– Я, – ответил он, запрыгивая обеими ногами на нижнюю ступеньку.

«Не надо», – продолжил он, подходя к следующему.

"Знать!" – закончил он, победно приземляясь на крыльцо. «Вау!»

– Ты что-то нашел, но не знаешь, что это?

"Ага! Я покажу тебе это».

Они вошли внутрь, на мгновение ослепленные сравнительным полумраком комнаты после яркого солнечного света.

«Пойдем попрощаемся с Лу, пока она не уснула», – сказала бабушка, подмигивая Стерлингу. – Ты можешь показать нам обоим, что ты нашел. ЛУ-УУУ-УУУ!» – позвала она, повысив голос на несколько децибел, когда поняла, что ее сестры нет в комнате.

– Я вернулся, Нэнси, хватит трепаться! Вам не нужно кричать. Я не глухая, – проворчала тетя Лу, стукнув тростью по деревянному полу коридора чуть сильнее, чем нужно, по мере продвижения вперед.

Зайдя за угол на кухню, она объявила: «У меня есть кое-что для вас, молодой человек». Она всегда называла и Стерлинга, и Стюарта «молодыми людьми», и у нее всегда было что подарить братьям, когда они приезжали в гости. Иногда подарком были просто конфеты или то, что она называла «безделушками». Бабушка сказала, что это старомодное слово для безделушки или безделушки.