Трамвайная декларация независимости На остановке стою, размышляю, С бокалом внутри вся чуть-чуть не такая. Вот женщина – вагоноводитель трамвая… Женщина добрая – женщина злая. Вот женщина-кружка, вот женщина-ложка. Вот женщина… хм… выпившая немножко… Женщина чёрная, женщина белая. Женщина бледность, а вот – загорелая. Вот женщина – тортик, вот женщина – сыр. Вот женщина – остров, вот женщина – мир. Вот женщина – ноги, вот женщина – грудь. Вот женщина – просто какая-нибудь. Вот женщина Вовы, вот женщина Славы. Вот женщина аськи, вот женщина клавы. Вот женщина – мышь, вот женщина – слон. Вот женщина сладость, вот женщина стон. Вот женщина влага, вот женщина гриль. Вот женщина запах, вот женщина гниль. Вот женщина радость, вот женщина мука. Вот женщина святость, вот женщина сука. Женщина шпала и женщина лыжа. Женщина нега и женщина грыжа. Женщина вобла и женщина бочка. Женщина глыба и женщина точка. Женщина с деткой и женщина полая. Женщина, репкою зимнею квёлая. Женщина в девстве и женщина-секс. Женщина, детям несущая кекс. Женщина хватка и женщина уши. Женщина бизнес и женщина клуша. Женщина в счастье и женщина в горе. Женщина в «Прада» и женщина в поле. Женщина ангел и женщина стерва. Женщина, струнами рвущая нервы, Женщина, к мужу гвоздями прибитая. Женщина, памятью горькой облитая, Чьих-то мужчин уводящая лихо — Доктор, диспетчер, писатель, портниха, Главный бухгалтер, электрик, водитель, Домохозяйка, юрист, попечитель, Няня, строитель, артистка, модель. Кухня, машина, роддом и бордель. Пусть вновь обломался каблук или ноготь. Пусть жалит мигрень и шершавится локоть. Пусть бьют нас в капот «Мерседесы» и «Вольво», Шеф рожу лица искривил недовольно, Пусть первенца-кроху уложили в гробик, И вновь заболел Ришелье или Бобик… Мы жизни сосуд, неизбывный и вечный. Пока мы живём, этот мир бесконечен! Что смотрите, сударь, с укором в упор? Чем вам не по вкусу такой разговор? Отрежьте от сердца кусочек тепла, Пока целиком я его не взяла! Мы тот аромат, что вам грезится ночью. Мы матери ваши, подруги и дочки. Нас надо лелеять, нас надо любить. Да двиньте ж собой, мне пора выходить! 2010 г. Дочь
Должна была родиться в мае, А появилась в феврале. Куда спешила дочь, не знаю, Что ей не сладилось во мне? Вся в аппаратной паутине: Растает – только прикоснись. И кулачонки цвета сини Хватают за волосы жизнь. Я над прозрачной колыбелью Склоняюсь, будто в забытьи. Про поцелуи Елисея Сплетает вьюга сны мои… Тревожным светом озарима, Уснула королевна тут. А на кормежку мимо, мимо Орущих рыцарей везут… Невольно матери оставив На пряди жаркой первый снег, У Бога на ладони тает Сей хрупкий крошечный ковчег. Она лежала и дышала, Как рыбка в лодке без воды. А я беззвучно умоляла: «Ну что ж, Господь, задумал Ты? Своей невидимою силой Ты сохрани и защити! До ангелочка ей, помилуй, Немножко надо подрасти. Позволь ей родником умыться, Земное полюбить зверьё, Лесной прохладой насладиться, Ногами ощутить жнивьё. Позволь ей тонкими ушами Святые воспринять слова, Вдохнуть по полной, не глотками, Морозный воздух Рождества! Дай разнести ей весть благую, Неся удачу всем вокруг, И ласку ощутить иную — Других, не материнских рук… И если можно поменяться, Подсократи мое житье Лет этак с хвостиком на двадцать: Один мой год – за два ее!» Вот двадцать весен пробежало, Как бабочек веселых рой. И я лежала и дышала, А ты склонялась надо мной… 2012 г. В городах В городах, в городах завеснело! Снег поплыл вдоль широких аллей. Чертит облако лучиком-мелом По асфальту нехоженых дней. Разноцветною стайкой навстречу несутся минутки, И в тяжёлых ботинках уставшие ноги легки. Лишь хватило бы нот, чтобы песню мурлыкать в маршрутке, И карманов пальто, чтоб горстями считать медяки. 2012 г. Голубиная метель Воображаемое утро. Двор. Покой. По подоконнику вожу рукой. Под аркой каблучков спешащий стрёкот, Сосед в «Фиате» шинами прошлёпал. Как после нежности сентябрьской кот и кошка, Приникнув к раме, жадно ловим воздух Промокшими счастливыми носами И смотрим, как, кружась над головами Невыспавшихся утренних прохожих, Летают голуби. Обыденный полёт Мы раз за разом пропускаем мимо, В мельканье дел и хлопотных забот Не замечая выкормышей Рима. Нам кажутся невзрачными они От серости давно не мытых улиц И оттого, что мы в былые дни С единственной любовью разминулись. И только в ласке разделив постель С тем или той, которые любимы, Мы видим сизокрылую метель, Сплетённую из перьев голубиных. Тот дом, где нежность вновь нашла приют, По стае голубей отметить просто: И клювами стучат в окно, и шеи гнут, Заглядывая в человечьи гнёзда. Оконных ниш, балконов, площадей Бесхитростные жители и гости, С уверенностью ждёте от людей, Что с сердцем добрым вам объедки бросят! …Я помню, мать слабеющей рукой Бросала робко крошки на балкон. А я пеняла – дочерью плохой — На то, что безнадёжно грязен он. Но дни бегут, и вот недалека Уж и моя непрочная рука… Мы всё молчим, мечтая о своём. Но я легка душой и рада телом. Чуть трону лоб твой нежности огнём — И голубем бездомным полетела! О голуби мои! Мой рай земной Мне очертите крыльями по крыше, Чтобы наутро сладостным зерном Вас покормить смогла из этой ниши! 2013 г. |
