За стойкой лениво протирал стаканы худой седовласый старик, тихо беседуя с одним из посетителей. К нему то я и направилась, ловко лавируя меж хаотично стоящих деревянных стульев.

Дедулька перевел на меня свои белесые глаза и недовольно крякнул:

– Чё надо?

Я опешила. Это он так с клиентами разговаривает? Не удивляюсь, отчего тут так пусто.

– Работу ищу, – я не стала обращать внимание на его суровую мину. – И остановиться у вас хочу. Есть комнаты на одного?

– Комнаты есть, работы нет. Пить будешь?

– Нет, спасибо. Вообще я не плохой бармен, мне много не нужно. Сотня за смену, ночная сто пятьдесят, плюс мои чаевые.

– Девочка, ты уши мыла утром? Нет у меня работы. Вернее, работы сколько хошь, а вот платить нечем, – я приуныла. Что же это за сны такие, если в итоге всё так сложно? – Ты хоть школу закончила?

– Да, – бодро соврала я, даже не поморщившись.

Старик пошарил под стойкой и с кряхтением вытащил оттуда связку ключей.

– На вот. Комнату я тебе сдам со скидкой, второй этаж, лестница слева. Вижу, девочка ты необычная, но подсобить ничем не могу. У меня больное сердце, – он постучал себя по груди, будто предъявляя доказательства своим словам. – “Окунь” – всё, что у меня осталось. И дела идут не так гладко, сама видишь. Вот что только нужно этой молодежи? Выпивка первоклассная, цена ниже плинтуса…

В бар ввалился тучный бородатый мужик с двумя ящиками, в которых недвусмысленно позвякивали бутылки. С трудом он пробрался меж столами и водрузил ящики на стойку, которая жалобно скрипнула под их весом.

– Принимай, Джон, – пророкотал он, вытирая пот со лба и протягивая какие-то бумаги. – Чистый лэйбл, шестилетняя выдержка. Всё как всегда.

Джон, а именно так звали дедулю, поморщился, вглядываясь в строчки букв и цифр, а я украдкой заглянула в приоткрытую коробку.

– Еще на сотню дороже? – возмутился Джон, дочитывая бумаги до конца. – А ты не ошалел, Морис? Эдак меня до трусов разденешь, чертовый ты пёс!

Мужик нисколько не смутился.

– Не я такой, жизнь такая. Не кисни, старик! У меня самая низкая цена в городе!

– Это паленый виски, – резко вмешалась я. Уж в чем в чем, а в выпивке я толк знала.

Морис побледнел, но нужно отдать ему должное, в лице этот мужлан не изменился.

– Чего? – Джон непонимающе уставился на меня.

– Не понятно? Он поставляет тебе фуфло! Реальная цена бутылки этой сивухи в два раза дешевле. А если сторговаться, то и в два с половиной. Смотри, – для наглядности я выудила из ящика первую попавшуюся бутыль и легким движением руки стянула с нее этикетку. Черная бумажка отошла в два счета, оставив прозрачное стекло девственно чистым. – Стоит говорить, что с оригиналом ты такое не провернешь? И дно, – я перевернула голую бутылку, указывая на чистое, незамутнённое стекло. – Здесь должен быть номер партии, и код завода-изготовителя. Ох Морис, Морис… В местном департаменте шерифа с удовольствием используют информацию о том, как ты нагибаешь честных граждан этого города. Хотя, можно пересмотреть цену…

Ловким движением руки я забрала у Джона накладные и пробежалась по ним взглядом.

Старик уже оправился от шока и гневно взирал на своего поставщика.

– Пересмотреть, – сообразив, что к чему, он стукнул кулаком по стойке.

– Скажем… – я для вида призадумалась, – на пятьдесят пять процентов дешевле. При этом в транспортировке и доставке ты не теряешь, цена на эти услуги останется прежняя. Ну что, по рукам?

Протягивая руку Морису, я внутренне нервничала, но видя мой невозмутимый вид, мужчина тихо выругался и пожал ее.

– Ты кто такая, девчонка? – буркнул он.

Ясно, обиделся. Ну ничего, переживет. Нечего тут честных бизнесменов обманывать!

– Анаис, можно просто Ана.

– Я пришлю новые бумаги по факсу, Джон.

Не дожидаясь ответа, Морис развернулся и вышел, не забыв прихватить накладные.

– Кажется, – протянула я, запрыгивая на барный стул, – теперь тебе есть чем мне платить, верно, Джон?

Старик задумчиво вздохнул, потупился, но приняв решение, неожиданно выдал:

– У меня септик.

– Чего? – не поняла я.

– Септик. Не канализация. Не смей бросать в унитаз свою гигиеническую дрянь, или услуги парашников буду вычитать из твоей зарплаты! Форму тоже покупаешь за свой счет. Завтра в двенадцать начало твоей смены, девочка.

– Я Ана.

– А пофиг, – махнул он рукой, – не опаздывай. И не кури в комнате, пожарка не работает. И не води парней, у меня слух чуткий!

Прихватив ключи от своего нового дома, я посвистывая, отправилась обустраиваться. Признаюсь еще раз, мне чертовски нравится этот городишко!

Глава 3

На следующее утро я проснулась от дикой головной боли. Будто раскаленный прут засунули и прокрутили где-то в районе макушки. Еле-еле сползла с продавленной кровати, которая жалобно скрипнула в ответ на мои движения.

Умылась, кое-как оделась и спустилась в бар в надежде найти аптечку. С собой я не возила лекарств. За всю мою восемнадцатилетнюю жизнь они мне ни разу не понадобились – ведьмовская кровь убивала любую заразу сразу же.

Позади меня, в совершенно пустом зале, раздался знакомый хриплый голос.

– Чего это ты не спишь в шесть утра, девочка?

– Голова сейчас взорвется от боли, – промямлила я, облокачиваясь на перила. – Аспиринчику нет, случайно?

Джон хмыкнул и продолжил заниматься тем, чем занимался и до моего прихода – намывать пол до блеска старой деревянной шваброй и протертой до дыр тряпкой неопределенного цвета.

– Тут тебе таблетки не помогут, поверь на слово. Сходи в лавку к Бэрроу, через три квартала и на право, на холме. Голубой дом с зеленой крышей. Не заблудишься.

– А почему не помогут? – со стоном спросила я.

– Я тебе не лекарь, чтоб на такие вопросы отвечать. Давай, топай! Смена в двенадцать, не хватало еще мне за тебя работать!

Скривившись в злобной усмешке, я натянула куртку на рубашку, старательно прикрывая рукавом наруч из коричневой кожи, с которым я никогда не расставалась.

Не очень хотелось тащиться через пол города в поисках какой-то лавки, но я решила посмотреть на эту необходимость с долей оптимизма: утренняя прогулка по безлюдным улочкам. Что может быть лучше?

Прогулка в одиночестве.

Но это не так плохо. Когда я одна, никто не воткнет мне нож спину, пока я буду думать, что этот человек на моей стороне. Пока я одна, я никого больше не потеряю…

Когда я одна… никто не смеется над моими скверными шутками. Никто не обнимает в темноте, прижимаясь всем телом. И никто не будет рядом, чтобы вместе плакать или улыбаться.

И это мой выбор. Так безопаснее.

Вымощенная кирпичом улочка незаметно начала подниматься в гору, и я сразу же увидела дом, о котором говорил Джон. Первый дом на холме, на самом низком холме, надо сказать. За ним возвышались жилища покрупнее и побогаче.

Наружная отделка стен из деревянных панелей, выкрашенных бледно-голубой краской, уже изрядно истрепалась. Кое-где виднелись пятна плесени, которая портила своим видом каждый второй фасад зданий Озроук Хиллс. Наверное, сказывается близость с озером и влажный воздух.

С запозданием я подумала, что лавка в такую рань будет еще закрыта. И зачем тогда Тощий Джон отправил меня сюда? Но стоит отдать ему должное, дверь оказалась не заперта. Я услышала звонкий перелив китайских колокольчиков перед тем, как попасть в настоящую оранжерею.

Помещение было освещено длинными ультрафиолетовыми лампами, а под ними рос разноцветный сад. Такого разнообразия цветов и трав я не видела никогда. Как же хорошо, что я не страдаю аллергией на пыльцу! Она буквально витала в воздухе. И только я подумала об этом, как нос предательски зачесался.

Откуда-то из глубины сада донесся резкий женский голос:

– Послушай ты – цветочек хипповый, мне плевать на срок созревания твоего молочая!

– Мелонеи… – пропищал в ответ высокий девичий голосок.