– Я понял, – отозвался мужик. – Тогда пиво.

«Вот мудак»! – чертыхнулся про себя Митя, доставая стакан.

Мужик не переступил отметку третьего раза, так что не заслужил выдворение из клуба, хотя Мите этого уже очень хотелось. Одного этого предложения с последующим «котенком» было достаточно, чтобы понять – с таким точно будут проблемы.

Тем не менее, в первый вечер мужик никаких проблем не доставлял. Он спокойно пил пиво, иногда скользил равнодушным взглядом по залу, где стояли тумбы с шестами. Девушек он не разглядывал. За год работы Митя прекрасно знал взгляд заинтересованного самца. У мужика этого в глазах не было. Скорее, он просто осматривал территорию от скуки. Такой взгляд появлялся у него, когда рядом появлялся Митя – забирал пустой стакан и наливал новый. В тот вечер они больше не говорили на посторонние или неудобные темы – только про односложные фразы с просьбой налить еще. При этом Митя постоянно ощущал неподдельный молчаливый интерес в свою сторону, и это все время сбивало его с привычной колеи давно ставшей рутинной работы.

– Он смотрит на тебя безотрывно, – шепнул ему Славчик где-то к середине ночи, – он что, тебя знает?

– Вижу, что смотрит, нет, не знает, – буркнул Митя, чем, разумеется, тут же обидел и без того расстроенного Славу.

Как же все это было не к месту и не вовремя!

Мужик просидел почти до самого закрытия, продолжая пить пиво и буравить взглядом Митю. Заказы он делал только через него, а за столик пересаживаться отказался. В целом можно было бы сказать, что от мужика было больше пользы, чем вреда, но Митя иррационально бесился этому молчаливому вниманию. Все внутри него вопило о том, что мужик этот опасный, шрам у него страшный, а взгляд – дикий. И лучше бы этот мужик никогда не видел Митю и никогда не садился к нему за стойку. Уходя, мужик оставил хорошие чаевые. Не миллионы, но честные двадцать процентов от счета, которые Митя со Славчиком с радостью поделили между собой.

По приходу домой Митя, как обычно, первым делом скинул всю несвежую одежду сразу же в стиральную машинку и завалился спать сном праведника, потому что следующий день у него был выходным.

Когда он пришел на смену спустя два дня блаженного отдыха, то первое, что ему сообщил Дениска – это то, что его спрашивал «какой-то белобрысый хрен с кривым лицом». Митя тут же захотел ввернуть, что «хрен с кривым лицом» – это Денискин хахаль. Но тот был по совместительству владельцем заведения, так что пришлось прикусить язык.

Дениска был счастливчиком. Что бы там ни ворчал про себя Митя, а Дениска был и счастливчиком, и хорошим в целом парнем – редкое сочетание. Да и в принципе весь коллектив «Заводных лошадок» (так назывался их стриптиз-клуб) был на удивление неплохим и даже дружным.

Когда Митя (про себя, разумеется) называл Дениску счастливчиком, он имел в виду его мгновенный карьерный взлет. И это не была фигура речи. Взлетел Дениска действительно мгновенно. Вечером вышел на свою первую смену барменом-стажером, а к утру засыпал уже в постели хозяина заведения. За всю трехлетнюю историю клуба (а Славчик был здесь с самого открытия) такого полета не случалось ни с парнями, ни с девчонками.

Дениске даже завидовать не получалось, хотя наверняка каждая танцовщица в глубине души рассчитывала на такую же судьбу. Но здесь произошло то, что принято считать чудом – все с первого взгляда и, судя по всему, навсегда.

Митя отлично помнил первую смену Дениски. Тот, в общем-то, не выделялся какими-то особенными внешними признаками – был блондинистый, высокий, голубоглазый, но в целом довольно обычный. Гей, как и весь обслуживающий персонал клуба, поскольку, как было четко сказано при собеседовании, «здесь работают, а не дрочат на девочек за бесплатно». Дениска был симпатичным, приятным и ответственным. По опыту Митя знал, что такие чаще всего никого особенно не интересуют; серьезным и обеспеченным людям почему-то всегда нравились глупые куколки вроде Славчика. Однако Дениска вытащил счастливый билет. Вероятно, один на тысячу, если не на миллион. Хозяину заведения хватило, похоже, одного взгляда, чтобы все для себя решить.

На следующий день Дениска, отчаянно смущаясь и краснея сообщил, что он теперь главный над барменами, потому что «Виктор так сказал». Спорить с Виктором никто не собирался, а Митя и Славчик, как говорится, запаслись попкорном, ожидая, во что выльется эта внезапная страсть их руководства. Очень скоро стало понятно, что остросюжетного фильма не получится: у Дениски и Виктора каким-то образом мгновенно устроились совершенно семейные отношения – скучные и стабильные. Как и сам Дениска.

В целом это устраивало всех. Виктор был неплохим начальником – не без своих странностей, конечно (одна внезапная любовь к Дениске уже о многом говорила), но не самый вредный и не самый неадекватный. Митя за свою карьеру к двадцати пяти годам успел поработать уже в нескольких общепитах и паре баров, так что ему было с чем сравнить. Внезапно получивший повышение и мужика Дениска тоже проблем не доставлял. Он был педантичным, преданным Виктору и делу Виктора, так что работа спорилась.

Проблемой Мити стал «белобрысый хрен с кривым лицом», которого почему-то звали Петко. В следующий раз, когда он пришел в клуб, то первым делом сообщил Мите свое имя, хотя его никто не спрашивал.

– Это вроде клички? – не удержался Митя, наливая ему пиво.

– Нет, это мое имя, как твое – Митя.

Петко говорил ровным звучным голосом. Обычно посетители либо шептали, либо наоборот старались «докричаться» до бармена, поскольку музыка в клубе всегда играла достаточно громко. У Петко был странный тембр – ему не требовалось никак напрягаться, чтобы Митя слышал каждое его слово, будто бы они находятся в тишине.

«Красивый голос», – сразу отметил Митя, – «будто бы у певца или диктора».

Голос этот, впрочем, никак не сочетался с бандитской внешностью, особенно – с жутковатым шрамом. Когда Петко говорил, то на травмированной щеке заметно кривились бугры рубца. Не смотреть на это было очень трудно, но Митя старался. Вместо шрама он разглядывал мощные руки, спрятанные в рукавах темно-серой рубашки, шею и подбородок, по которым шла мелкая светлая щетина, наверняка выбриваемая вручную, так как кое-где виднелись затянувшиеся мелкие порезы. Ни про какой барбершоп этот тип наверняка даже не слышал.

– Необычное имя, – сообщил Митя, чтобы как-то отреагировать.

– Необычная внешность, – прилетело в ответ.

– Ага, – отозвался Митя до того, как сообразил, что Петко имеет в виду не себя, а его. – Спасибо, – пришлось ответить на комплимент, прежде чем свалить на другой конец стойки.

***

– Что за имя такое – Петко? – поинтересовался Славчик в тот же вечер чуть позже.

– Болгарское, я погуглил, – пожал плечами Митя, – ничего особенного.

– Ты знаешь много Петко? – Славчик улыбнулся. – Очень даже особенное! И мужчина интересный! Такой загадочный…

По мнению Славчика интересными были, похоже, все. А он сам – тем более. Митя удивлялся тому, как Славчик с такими идеями до сих пор не влип ни в одну по-настоящему серьезную неприятность. Впрочем, Славчик был таким хорошеньким, таким по-настоящему славным, что, видимо, ни у кого рука не поднималась обидеть это беззлобное создание. Славчик летал по жизни со счастливой улыбкой на лице и полном осознании своей удивительной привлекательности. Он и правда был чудо как хорош: высокий, прекрасно сложенный (со всеми выпуклостями и впуклостями там, где они требуется, и даже всеми кубиками на животе). Образ дополнялся темными волнами волос до плеч, совершенно оленьими глазами и губками ровно той степени пухлости, какая требовалась для мыслях о поцелуях, но не о ботоксе. Славчик был ожившей картинкой из модного журнала. И такой же пустой. Поклонников у него было море. Ни с кем из них Славчик не задерживался дольше месяца.

Слачику тоже завидовать не получалось. Он был слишком милым, легким и совершенно естественным в своей детской непосредственности. Митя про себя знал, что так не умеет, и поэтому не видел смысла вздыхать из-за того, что у него самого нет такого рельефного тела или таких вот огромных карих глаз.