— Я хочу тебя кое о чем попросить, Алиса, как ты и обещала любая помощь. Выпиши его отсюда.

— Выписать, зачем? Он же покалечил тебя и убил твою мать! Как еще после этого можно что-то чувствовать к такому…

— Да ты посмотри на него он страдает день и ночь, сожалеет о содеянном. Ему не нужны таблетки и терапии ему нужно прощение, а мне семья. Хоть кто-то родной в этом мире, на кого можно положиться. Каждый день, засыпая в том приюте, я молилась о том, чтобы у меня появился родной человек, каким бы он ни был. Или хочешь сказать, что он не человек больше?

Ком застрял в горле девушки. Сказать, что убийцы бесчувственные, язык не поворачивался. Возможно, это сказала бы какая-то другая медсестра, которая всю жизнь работала в госпитале около отдела полиции или при монастрыре, но уж точно не обвиняемая в смерти пенсионеров.

— Не только он забыл события того дня, из моей памяти они тоже ушли, возможно, потому что в детдоме за мной наблюдал психолог… Как бы там ни было, но вместе с этими воспоминаниями ушло мое детство и с тех пор никого родного рядом. Я буду заботиться о нем и следить, чтобы он никогда ничего не сделал плохого, мы уедем далеко-далеко на край света и наших имен больше не появиться в газетах, только выпиши эту чертову бумажку!

Тушь на лице блондинки потекла, ее капли пачкали белоснежный фартук горничной. Сейчас она как никогда походила на ту девчонку из фото, которая стеснялась криминалиста, снимавшего побои. Алиса часто обходила правила и говорила неправду, но свои обещания всегда выполняла.

— Если ты так хочешь то выпишу, но прошу подожди еще немного. Через пару дней Картер уедет из лечебницы, тогда покажешь эту выписку Джейсону и Забывашка свободен. Но учти, когда главврач вернется вы уже должны быть на краю света, если это не слишком близко для него.

— Об этом не волнуйся. Спасибо тебе огромное.

Она повисла на Алисе, как маленькая девочка, обняла ее и продолжила рыдать. Еще никто никогда не поступал с медсестрой настолько искренне, если такие наивные взрослые как Софи вообще существовали.

Вскоре рыжеволосая выдала девушке то самое предписание, уборщица выбежала прочь из больницы, весело пробегая мимо Штейна, шагавшего похоронным маршем. Чашка чая так и осталась стоять на тумбочке.

***

Когда время пришло, Джейсон отправился к палатам. Еще издали заслышав его шаги, пациенты перестали ссориться. И как у них вообще оставались на что-то силы?

Войдя в их коридор санитар почувствовал страх, безнадегу и все это приправлено мертвой тишиной. Он наслаждался этим, он чувствовал себя всесильным.

Проходя мимо дверей мужчина заметил, что в палатах стоят миски с едой, но никто не притронулся к ним. Санитар направился к одной из самых дальних палат.

— На выход. — Скомандовал он, открывая дверь.

Штейн встал на ноги (хотя в застегнутой смирительной рубашке это было нелегко) и спокойно подошел к Джейсону. Тот схватил его за рукав и потащил к выходу. Обернувшись уже в коридоре мужчина увидел Инсанабили: стояла как вкопанная и не могла поверить в происходящее.

Впрочем, в данной ситуации это можно было считать нормой. Остальные вообще вошли в некий транс, словно каждый из них был в своем мире, а этого, реального, вовсе не существовало. Подтверждением этого стал 13-й, уставившийся на Джейсона через окошко карцера.

— Вчера во время побега ты проглотил какую-то железяку, мы вытащим ее из тебя и все… — Но бывший аниматор не слышал этих оправданий. Он продолжал смотреть на стену позади санитара. — Эй, слышишь, это не смертельно!

— Да кого ты обманываешь? — Подал голос Штейн.

И тут, словно услышав его, здание вздрогнуло. Джейсон так и остался там стоять, глядя на 13-го. Он надеялся, что сейчас пациент очнется и (как бы не к месту это сейчас было) скажет что-то из своих заготовленных для праздников фразочек. Такой ступор явно не понравился существу.

Стены начали покрываться едва заметными красными линиями, но постепенно они становились все ярче и ярче. По этим линиям перетекал дым такого же цвета.

«Пища распадается на частицы и через кровь питательные вещества доходят до органов» — вспомнил санитар строчку школьного учебника.

«А чем питается оно, что растворяет на частицы?» — И тут в голову полезли те странные образы людей разных эпох, периодически возникавшие по всей территории. Уже не личности и даже не целые души, нет, всего лишь переваренные частицы.

Стены начали наливаться кроваво-красным цветом и Джейсон почувствовал, как что-то толкнуло его вперед. Снова и снова. И так с интервалом в несколько секунд.

Будто они находились внутри огромного сердца, и он сейчас был такой же частью этого механизма как и Штейн. Мимо них, безумно смеясь, пробежала уборщица. Она, кажется, совсем не замечала всей этой херни вокруг и оно тоже не замечало девчонку, этому существу сейчас не нужна была та блондинка.

На стенах возникали и так же быстро затухали чьи-то силуэты. Движение механизма продолжалось, впереди уже виднелись двери операционной, готовые безвозвратно затащить в себя жертв. На встречу выбежала Алиса. Красный крест на сарафане тоже пульсировал, как живое сердце.

«Могила, воистину Красная Могила» — подумал Джейсон, отдавай Штейна медсестре.

— Я не буду участвовать в этом, здесь подожду.

Он даже представить себе не мог, как отведет (или отнесет) пациента назад.

***

Боб еще в жизни так не волновался, как перед этой операцией. Первая, которую он проведет вне стен института и не на трупе. Возможно, хорошие оценки и знания сделают процедуру безопаснее.

— Кого ты обманываешь, Гарлоу?

(Исход один и он уже ждет)

Он думает, что хуже уже не будет, как вдруг входит Алиса и приводит с собой Штейна. С него снимают смирительную рубашку, оставляя только в штанах и черных туфлях. Сейчас этот «больной» больше походит на обычного парня, только взгляд безумного гения остался.

— А куда Картер ушел? — Спрашивает девушка, окидывая взглядом небольшую операционную.Кажется, она тоже боится этого места.

— В свой кабинет, позови его.

Алиса уходит, и они остаются одни. Штейн поначалу молчит, поэтому Боб сам начинает разговор.

— Скажи, тебе страшно сейчас?

— Безумным гениям почти никакие страхи неведомы. — Пожав плечами отвечает парень.

— Если боишься, то не стесняйся, скажи об этом.

— А может боишься ты?

Боб не понял, когда пациент к нему подошел, но теперь Гарлоу казалось, что это его сейчас принесут в жертву тому нечто.

— Это первая операция, которую я провожу вне института. — Признается Боб, и отчасти это причина его волнений, но делиться с безумцем размышлениями о железном гробе не стоит. Сейчас они поговорят, а завтра Боб займет место почетного психа, возможно, и его брат отправиться туда же. — Если я могу что-то сделать для тебя, в пределах разумного, только скажи.

В голове пролетают все разговоры с того времени, как интерна впервые пустили к существу. Как же оно ждало этого момента, хоть и старалось не показывать эмоции, а он, пускай и поддерживал нечто, надеялся на другой исход. Ведь эти пациенты пели песню, пробовали сбежать и говорили с тенями. Неужели все это оружие оказалось бесполезным? Неужели психи просто задний фон, а не полноценные соперники?

— Обезболивающее.

— Что? — Боб погрузился глубоко в свои мысли и чуть не застрял в них.

— Вколи мне лекарство, чтобы не чувствовал боль. Этой ямы на дороге жизни мне никак не обойти, так можно хоть упасть туда без боли? Это допустимое желание?

— Да, конечно, только не вырывайся, когда я буду делать укол.

Он подошел к небольшой тележке с препаратами и нашел там нужный флакончик. Очень странно, что оно тут лежало, ведь с самого начала решили, что никаких лишних препаратов не будет. В голове вновь пролетела мысль о каком-то чуде, противостоявшем существу. Гарлоу схватил шприц и набрал дозу побольше.

(никаких отклонений, все должно быть по плану)