Другой бы испугался на его месте, да что там, сам больной вчера бы просил у нее прощения. Он лучше бы просидел без воды весь день, чем пошел за ней. Конечно, он знал о ее коллекции, хотя видели ее только несколько человек, но легенда быстро добралась до Историка и до него тоже. Почему-то 13-й думал, что это был тот самый случай, когда больные не преувеличивали. Он должен был, он хотел бояться, но оставался спокоен.

— Тебе мало заключения в карцере, так ты еще наказание решил заработать? Если думаешь, что нет ничего хуже, то поверь, она найдет.

— Я просто хотел попросить у нее воды. Со вчерашнего дня ничего не пил.

— Тебе никто не давал права на нас кидаться. Лечат тут его, а он еще умничает. — Сказав это, Джейсон тоже ушел.

13-й остался наедине со своим завтраком, но съел только половину каши, и то с большим трудом. Он все еще чувствовал голод, но еда не могла его утолить. 13-й уже знал, как притупить это чувство.

(вреж им, они ведь достали тебя, так вмажь со всей дури чтоб не вякали!)

Оно пришло к нему совсем недавно и было слишком самостоятельным для обычного чувства. Это приходило в определенные моменты, донимало его и получало свое, а затем оставлялО на едине с последствиями. Он хотел убить всех, реально всех, не важно санитаров или больных. Хотелось просто стереть всю больницу к чертям и дальше пойти своей дорогой.

Вернуться к работе аниматора и развлекать детей. 13-му хотелось верить, что он все еще способен испытывать ту радость, которую переживал когда приносил подарки на праздник или пел песню для именниника. Если это противное чувство возвращалось, так может и то вернется?

— Вот, пей. — Джейсон просунул в окошко миску с водой, а взамен получил полу доеденный завтрак.

13-й давно уже хотел чего-то выпить, но несмотря на это пил маленькими глотками и осторожно. Разум выл от безысходности, умоляя не пить того, во что могли подмешать лекарство, но жажда была сильнее.

Получив обратно пластиковую миску, санитар ушел. 13-й снова остался один. Желание разорвать эти мягкие стены и убить соседей по камере нарастало, тогда он решил попробовать вернуть себе то чувство.

Наверно, нет ничего глупее в этом мире, чем бугай, который годится на роль вышибалы, и при этом водит хороводы с воображаемыми детьми.

— Хэй, детки, кто хочет сыграть в «ручеек»?

В ответ тишина, но он заставляет себя услышать детские голоса. Карцер слишком маленький, наверно сама игра происходит только в его голове. Теперь 13-й не заставляет себя слышать детский смех, он реально слышит. Карцер превращается в задний дворик миссис Рейчел, а ее сынок Артур весело хлопает в ладоши и просит нарисовать ему на лице тигра.

А вот большой летний фестиваль, где дети уже сами бегут за ним, хотя он просто заскочил к коллеге чтобы одолжить денег.

Зимой они водили хоровод вокруг елки в детском саду.

На День Благодарения он танцевал в костюме большой индейки.

А один мальчишка попросил устроить ему пиратскую вечеринку, но родители так и не доплатили за сундук с сокровищами.

— А как же золото и пиастры, капитан? Какие же мы пираты без клада?

— Твоя фантазия, вот твой самый ценный клад. Закопай его от воришек, только потом не забудь откопать. — Сказав это, 13-й дарит мальчишке шляпу и все прекращается.

Он снова сидит в своей палате, а сквозь открытую дверь на него смотрят ошалевшие Алиса и Джейсон.

— Сначала к Майлзу, придурок, а потом ко мне. — Говорит девушка, с отвращением хватая его за край рубашки.

13-й снова хочет сделать что-то нехорошее (схватить ее за патлы и шарахнуть об стену), но теперь он может этому противостоять. Похоже, нечто потратило слишком много сил на него сегодня, и противное (но в то же время приятное) желание кого-то прибить исчезает. Остается только две проблемы: встреча в комнате Алисы и этот чертов изолятор.

***

Джейсон все еще стоит ошарашенный и смотрит вслед 13-му. Это впервые ему становится интересно, сколько же лет больному.

Фантазия…в детстве старшеклассники часто хотели ему наподдать, но каждый раз, когда Джейсон получал по шее, он вставал и давал сдачи, думая лишь об одном: «будущий король пиратов не должен себя так вести». Да уж, хорошее было детство, учитывая что в четвертом классе он уже спокойно ломал носы шестиклашкам. Тот аниматор на его дне Рождения оказался не таким уж и клоуном, и он, возможно, хотел бы его отпустить…

— Но этим гребаным психам место в карцерах. — Развеял свою доброту санитар, и внутренний голос согласился.

========== 7. Изоляция.Вечная печаль. ==========

Пока тебе плохо, твоей сестре хорошо. Ты сейчас в карцере одна, а она там, с другими. Она может поговорить с ними, посмеяться с их шуток, может поиграть во что-то. Она терпит ради тебя и ты потерпи ради нее. Не пытайся разогнать эту смертную тоску, которую наводят четыре стены, даже не думай об этом!

Но от этого легче не становится. Здесь скучно, невероятно скучно и без всякого проклятия! Кто-то написал на стене «их отличают только халаты», судя по цвету, буряком. Это единственное украшение здесь, наверно, Штейн сидел в камере. Хм, его давно уже не сажали в карцер, но кто еще бы писал такое? Инсанабили сидела в совершенно другой камере, той самой, последней.

Выходит, они не так часто проверяют карцеры. Ну да, заходят, хватают больных, и выходят. Их глаза не привыкают к темноте и не шаряться по углам в поисках чего-то не белого цвета. Они никогда не задержаться в этих камерах больше положенного, а уборщиц позовут только если кто-то выколет себе глаза.

Никогда не проверяют. Возможно, а это идея! Можно разрезать обивку и сделать подкоп. Просто закрываешь дыру тканью, засовываешь под мягкие белые стены землю, а поролон (или что подешевле они могли туда напихать) несешь в палату. Отличный план!

Но мне нельзя сейчас радоваться. Буду честна с собой, там наверняка бетонный пол, да и сколько придется копать! К тому времени как я закончу, Картер лично выпишет нас с сестрой. И да, ее тут я тоже оставить не могу. Возможно, других больных, но не ее.

Безысходность и страх возвращаются. Хорошо, здесь, в карцере, им самое место. Стоит мне выйти из этой комнаты как они тут же пройдут… Перекинуться на Радость.

Моя маленькая сестренка-сладкоежка. Ну кто же просил тебя воровать малину у нашей соседки, кто просил меня с тобой идти? Как в той сказке о Рапунцель мы не попадались ей на глаза некоторое время, а потом она поймала нас и прокляла…

— С тобой все в порядке?

Этот голос вырывает из мира карцера. Я знаю, что еще не время.

— Да, интерн Джордж, все хорошо.

— Другие пациенты из карцера мне даже не ответили. Может, им стало плохо и стоит попросить Алису…

— Они просто не хотят с вами разговаривать. — Толи он хочет их помучить, толи реально не знает, что она с ними делает, но я говорю ему правду: если в карцере начать шуметь, перебывание внути могут продлить еще на день.

Он молчит, наверно, задумался о том же.

— Обед уже начался, скоро вас должны покормить. Приятного аппетита.

Голос опять стал каким-то веселым. Видимо, до него так и не дошло. Ну и черт бы с ним, его-то точно никогда не шарахнут током и не напичкают таблетками, хотя как знать. Историк как-то рассказывал, что один врач и правда того, хи-хи… Он недолго продержался, где-то пять дней. История настолько стара, что даже сам Историк ее не видел: рассказали тогда еще живые пациенты.

Еда оказалась очень вкусной. Надеюсь, сестренке тоже понравилось. Теперь хорошее настроение уже не пройдет, а значит ей таки придется погрустить. Надо бы рассказать ей о моем плане, возможно, она воплотит его в жизнь потому что

(мне нельзя, оно не разрешает)

я не могу. Не хватит моего духу на такой риск. Несмотря на то, что наши характеры всегда противоположны, раньше именно она чаще всего былА радостью. Так что может ее душа сможет противостоять