Литмир - Электронная Библиотека

Хуже всех выглядела Анастасия Петровна – мать Романа. Окаймленные чёрными кругами глаза, словно завороженные, смотрели на гроб, внутри которого покоился её единственный сын. Дряблые ноги так и норовили спотыкнуться друг об друга или запутаться в полах пальто. Только старческое плечо мужа служило ей верной опорой. Хотя и Иван Никитич не слишком отличался от своей жены: он всячески старался сохранить нейтральность на покрытом глубокими морщинами лице, но слёзы сами собой наворачивались за толстыми линзами очков.

Я, готовый в любую минуту помочь, шёл сзади них, надвинув фетровую шляпу на лоб. Эти двое напомнили мне стариков-родителей с картины Василия Григорьевича Перова. Сердце не выдерживало царившую здесь печаль, и только успокаивающие таблетки, какие горстями принимал я с той самой ночи, помогали мне сохранить безэмоциональность.

Впереди нас показался квадрат свежевырытой могилы. От сырой земли исходил неприятный холод. Рядом уже стоял каменный памятник, держащий на себе серый керамический портрет Романа. Его губы сложены в почти незаметную улыбку, но смотрящие прямо на нас глаза оставались печальными. Он смотрел на каждого из нас по отдельности, как будто желая поделиться своей безысходной печалью. Таким я заставал его в моменты раздумий. Думал ли он сейчас о чём-либо?

Шедшие впереди мужчины остановились у края ямы и поставили гроб на землю, чтобы собравшиеся могли последний раз проститься с покойным. Подняли покрытую дождевыми каплями крышку, явив нашим взорам Романа. На нём был серый классический костюм, чёрные волосы приглажены и зачёсаны назад, перекрещенными руки с выступавшими синими полосками венами лежали на животе. Взглянув на него ещё раз, я вновь подумал, что он просто спит. Лицо выражало только спокойствие.

Лишь заметив его, Анастасия Петровна бросилась к гробу, упав рядом с ним на колени и прижав голову сына к груди.

– ГОСПОДИ, СЫНОК! – ревела она во всё горло, поглаживая скрюченными от артрита пальцами его волосы. Слёзы потекли по её щекам, падая на выбритое лицо Романа. Она пыталась произнести что-то ещё, но рыдания исказили речь до непонимания.

Я был не в силах выдержать эту сцену, потому развернулся и чуть ли не бегом направился к своему автомобилю, не обращая внимания на чужие голоса. Взор расплывался от навернувшихся слёз, сердце быстро колотилось в груди, а в ушах всё слышался безумный вопль Анастасии Петровны. Уже тогда я понял, что её крик будет преследовать меня до конца жизни.

И только благодаря этой возникшей картине, благодаря стекающим слезам по обвисшим щекам бедной старухе и душевной агонии, бушующей внутри неё как лесной пожар, я продолжал поиски решения к столь необычной ситуации. Долго пришлось провести мне в объятиях дум, прежде чем достигнуть хоть какого-то умозаключения, не кажущегося мозгу очередной бредней.

Очевидным было то, что без каких-либо доказательств вины Виктории в произошедшем все обвинения в её адрес несущественны. Необходимо было неким образом получить прямое подтверждение словам Романа, однако как именно я не знал до определённой поры. Когда веки вновь стали слепляться и провалы в сознании увеличили частоту своего появления, в голове неожиданно вспыхнул яркий огонёк. Пришедшая ко мне идея была до абсурда элементарна, да так что я чуть не рассмеялся над собственной глупостью.

Как я уже говорил ранее, причина смерти Романа Ильжевского известна только Виктории и патологоанатому, чьё имя знакомо мне. Отсюда следует, что эти двое обладают нужными для меня сведениями. Но Виктория находилась в двух тысячах километров от меня, да и искать доказательства у того, кого хочешь по итогу обвинить в убийстве – не лучшая идея. Таким образом, оставался единственный вариант: вынудить патологоанатома рассказать мне всю правду.

Да только как мне это сделать? Газетные журналисты и корреспонденты местных вестей не раз пытались заговорить с ним, однако тот хранил строгое молчание. Вряд-ли бы он мог сделать для меня исключение.

Но, чёрт побери! Я зашёл слишком далеко, чтобы так просто отступить назад. Если патологоанатом не захочет говорить по собственной воле, то применение грубой силы обязательно развяжет ему язык.

Себя я поймал на мысли, представляя занесенный над плечом кулак и исказившееся в ужасе лицо патологоанатома. Вмиг я оборвал мысленную цепь.

– Это – крайняя необходимость, – тихо сказал я сам себе, отправив последний кусок тоста в рот и взглянув на часы. Без десяти семь.

Я встал из-за стола, отряхнув руки от хлебных крошек, и вышел в гостиную. Вчера у меня было достаточно времени для размышлений – крик старушки, всплывший из глубин памяти как утопленник со дна реки, не давал ни минуты для отдыха. Я постарался продумать каждую деталь в плане, оценить своё положение и положение патологоанатома: следовало бы создать такую ситуацию, из которой он не мог бы так просто отыскать выход – запугать угрозой. Вопрос состоял в другом: хватит ли моей силы воли на такое отчаянный шаг?

Более времени на размышления у меня не было. Следовало встретиться с патологоанатомом как можно скорее, ведь через час он должен сменить ночную смену в морге. Там он будет находиться вне зоны моей досягаемости, и поговорить с глазу на глаз как я запланировал не выйдет. И потому, надев на себя вчерашнюю мятую одежду, так как взять новую не разбудив Лилю не представлялось возможным, я направился к выходу. Но переступив через порог, нечто чёрное вновь промелькнуло в уголке правого глаза, заставив меня невольно вздрогнуть. Как и прошлый раз, я обернулся назад, увидев только холл дома. Солнечный свет, исходивший из кухни, окна которой выходили прямо на восток, лежал на стенах, покрытых обоями зеленоватого оттенка. Дверь, ведущая в ванную, по привычки закрыта. Ничего странного кроме раскрытого телефонного справочника я не обнаружил.

– Что за бред?! – негромко проговорил я, поспешив покинуть дом и сесть за руль автомобиля.

Но даже в таком положении, стараясь сконцентрировать всё своё внимание на вождении, ужасная мысль не покидала меня. Мне неожиданно показалось, что в доме есть кто-то ещё, помимо меня и Лили.

По дороге в город, почти на самом въезде, минуя указатель с чёрной надписью «БАРНАУЛ», мне вспомнилась книга, прочтенная в один из бесконечно тянувшихся вечеров. Ещё студентом я частенько посещал городскую библиотеку, стараясь провести за чтением нудное время на съёмной квартире. Однажды, на полке книжного стеллажа с зарубежной фантастикой мой взгляд остановился на той самой книге. Потрепанный, слегка порвавшийся сборник страшных рассказов. Не берусь судить, что именно привлекло меня: толи выцветавшая обложка, собравшая на себе самых разнообразных антагонистов подобного жанра – призрак умершей девушки, пристально всматривающийся в читателя, будто обвиняя его в своей смерти, чёрная сущность с ярко горящими глазами, запахнувшаяся в зелёную мантию, гигантская крыса, берущая пример с призрака и точно так же поступающая отрубленная голова некого человека, до смешного напоминающая характерной причёской Альберта Эйнштейна. Угрожающего. Толи само название сборника – «Одержимость», вдохновлённое, думаю, повестью Рамоны Стюарт.

Но неподдельный мой интерес вызвало совсем другое произведение, включенное в данный сборник. Это коротенький рассказ Уильяма Нолана «Звонок с того света», вместившийся всего на несколько страниц. Ситуация, в которую попал главный герой удивительно схожа с моей: умерший друг неожиданно связывается по телефону с ещё живым протагонистом, завязывая непринуждённую беседу, скрывая, таким образом, истинную цель звонка.

Тут уголки моего рта опустились вниз, а сердце учащённо забилось в груди, ибо я вспомнил, зачем он звонил главному герою. «Воспользуйся револьвером» – посоветовал звонивший друг. И самое страшное заключалось в том, что главный герой действительно им воспользовался.

Хотя… понять можно. На такой отчаянный шаг его подтолкнула обречённость собственной жизни: увольнение с работы, отвержение женой-изменщицей, дочерью-наркоманкой и родным братом. Что ещё оставалось делать главному герою? И дальше продолжать жить, слепо надеясь на капризный лик Фортуны? Да и вообще, судя по окончанию рассказа, он вовсе и не сожалел о своём поступке.

5
{"b":"773189","o":1}