Риша замерла. Внезапно ей сделалось понятно, где она находится и с кем разговаривает. Ее объял ужас совсем иной природы, гораздо более всеобъемлющий.

Медленно, боясь лишний раз вздохнуть, она обвела своими новыми зрячими глазами пространство вокруг.

Пляшущий свет факела. Переливы огромного блестящего тела на грани света и тьмы. Белесые, будто в капюшоны укутанные, головы, с абсурдными немигающими алыми глазками, как будто многоглавый червь, их носитель, страдал аллергией. И отвратительный запах гнили и разложения, который пробивался даже сквозь смрад коптящего факела. «А мы пели Ей гимны, – подумала Риша в священном трепете, но отнюдь не восторга, а глубокого ужаса и скорби. – Прославляли Ее, вечноживущую. А ведь Она… при смерти!»

«Попроси же меня», – настойчивое, прозвучало повеление вновь, и одна из голов, двигаясь, как показалось поначалу обомлевшей Рише, словно замедленный таран, совершила к ней бросок.

Девушка вскрикнула и, присев, машинально ткнула факелом. Раздался рев, земля содрогнулась, факел зашипел и погас, а Ришу встречный удар опрокинул с ног, зашвырнув к противоположной стене узкого лаза. Ошеломленная, Риша попробовала сесть, сверху на нее просыпались влажные комья земли и какие-то корешки. Чудовище снаружи бесновалось, лупя по горлышку лаза то ли своими тупыми головами, то ли хвостами, – без факела было уже не разобрать. Земля вокруг скрипела, стонала и сыпалась, и Риша наощупь, как ей было привычно, заторопилась назад к лестнице, пока ее не погребло заживо. Слезы жалости и разочарования градом катились из глаз, но хотя бы не мешали видеть, поскольку в кромешной тьме ничего увидеть было невозможно. Глотая слезы и сопли, теряя равновесие и поминутно заваливаясь на бок от внешних ударов, Риша ползла на четвереньках и, наконец, измазанные в земле ладони ее нащупали подножие каменной лестницы. Не вставая с колен, она начала взбираться по ступеням, и тут-то ее нагнало веющее ледяной ненавистью обещание: «Я буду уничтожать всех, кто тебе дорог, до тех пор, пока ты не попросишь меня о помощи, самоуверенная букашка».

Зарыдав в голос, Риша выпрямилась и вслепую побежала по лестнице вверх, лишь бы подальше от страшного подземелья, в котором, пожираемая червями заживо, медленно умирала Праматерь, Вечная богиня, та самая, во имя которой уходили на заклание агнцы. Та самая, чьими живыми воплощениями на земле служили Мудрые матери. А Риша, и подобные ей слепые жрицы-сестрицы, должны были пестовать Ее совершенные дары, какие некогда обещала Она преподносить перволюдям в ответ на их покорность и правильную просьбу.

Много с тех пор слез и крови утекло, а Благая богиня изменилась до неузнаваемости. И Риша проснулась в еще более горьких слезах, чем засыпала, потому, что стала свидетельницей того, во что превратилась Благая матерь. Никакая она теперь не благая. И если попросить ее – о чем угодно, о помощи, о даре ли – она не поможет, а лишь только обратит во зло все благие помыслы просителя. И почему так, откуда Рише известно об этом, она ответить бы не смогла. Одно лишь знала точно: за истину эту и за отказ следовать велению некогда Всеблагой ей придется заплатить страшную цену.

Теперь даже во сне не было Рише утешения.

Опустошенная, она лежала на кровати в тихой спальне, молча глотая слезы, когда вдруг услышала:

– Риша!

Встревоженный, всегда чуть более грубоватый, чем положено девушке, голос Ами.

– Эй, ты здесь?

Риша подняла руку к лицу и вытерла слезы со щек, когда подруга подошла к ней и метко сжала мокрую от слез ладонь.

– Почему ты плачешь?! – Риша не успела собраться с мыслями, чтобы ответить, но Ами, похоже, ответ и не требовался. – Тебя вызывали, да? Что они сказали, что-то плохое?.. – взволнованный голос ее дал петуха, и Ами замолчала, стискивая Ришину ладонь.

Та, наконец, нашла в себе силы, чтобы перестать плакать, и медленно села на кровати. Ами помогла ей, придержала за спину. Рука ее дрожала. Из ведущего к трапезной коридора доносились оживленные голоса других девушек, значит, ужин еще не закончился.

– Мне сон приснился, – сказала Риша, недоумевая, как могло пройти так мало времени. – Кошмар… Ничего страшного, прости, если напугала.

– Сон? – спокойнее переспросила Ами, но металлические нотки напряжения продолжали позвякивать в ее голосе. – И все?

– И все, – согласилась Риша, кладя руку поверх ладони подруги на своей руке.

Но Ами дернула рукой, высвобождаясь.

– Тебя не вызывали? – с ужасным подозрением спросила она.

– Куда? – Риша все никак не могла взять в толк, к чему подруга клонит.

Ами шумно задышала.

– Ты знаешь, куда, – проговорила она сквозь зубы.

Риша покачала головой. Ами задышала еще шумнее и чаще.

– Так ты обманула меня? – тяжелым голосом задала она вопрос.

– Что?! – Риша опешила. И тут ее озарило, о чем подруга толкует. – Ну что ты, конечно, нет! Разве могла бы я?..

– Почему же тогда за тобой не пришли? – перебила Ами. Тяжести в ее вопросах нисколько не убавилось.

– Не знаю, – растерянно пожала плечами Риша, – вероятно, Берилл еще не успела сообщить…

– Да ты что! – Ами громко, неестественно рассмеялась. Риша протянула руку, чтобы дотронуться до подруги, но та отшатнулась. – А Берилл вообще в курсе всей этой истории?

– Какой истории? – Риша попыталась встать, чтоб подойти к подруге, но та грубо толкнула ее обратно на кровать.

– Ну этой, с оживающими спящими, – неприятно визгливым, на грани с истерикой, голосом уточнила Ами. «Спящими меж корней» она называла статуи: у каждой девушки были свои обозначения для них, ведь они редко обсуждали между собой главный предмет своей работы. – Которую ты придумала.

– Я ничего не придумывала, – пролепетала Риша. Она вдруг со страхом подумала, что просто еще не проснулась от кошмара, и тут же Ами с силой ухватила ее за плечи и тряхнула.

– Отчего же они тогда не шевелятся?! – зашипела она Рише в лицо, брызгая слюной.

– Не знаю, – пробормотала Риша, но подруга, не слушая, снова встряхнула ее.

– Я весь день провела, пытаясь дозваться, – возразила ей Ами и сквозь слезливые интонации в ее голосе Риша ощутила отчаяние и злость. – Но ведь никакого же отклика! Так зачем же ты, проклятая, соврала мне, что отклик есть?!

– Я не врала! – с ужасом воскликнула Риша, молитвенно сложив у груди руки.

Ами тряхнула ее еще раз, по инерции, но после остановилась.

– Тогда, может, дело не в тебе, – хриплым и мрачным голосом сказала она. Властно, бесцеремонно схватила Ришу за руку. И поволокла к выходу из спальни, несмотря на слабое сопротивление девушки.

– Ами, ты чего? – бормотала Риша, неуклюже переставляя непослушные после сна в неудобной позе ноги. Гомон веселых голосов из трапезной приближался, становясь все более осязаемым. – Нет, Ами, стой! – сообразив, к чему все идет, Риша уцепилась за дверной косяк, притормаживая Ами, но было уже поздно: подруга зычно крикнула на весь зал:

– Берилл-джанх, ты здесь?

Несколько секунд продолжался общий девичий щебет, но Ами, повысив голос, повторила вопрос, и девушки замолкли, смущенные недобрыми интонациями в ее голосе.

– Здесь она, чего тебе? – отвечала за «мудрую сестрицу» Риши ее товарка, угрюмая девушка по имени Кахалонг.

– Не надо, Ами, – взмолилась Риша, по-прежнему держась за косяк. Подруга только хмыкнула.

– Я слышала, в твою последнюю смену, Берилл-джанх, произошло кое-что невероятное, – громким, дерзким от нарушения приличий голосом возвестила она.

Некоторые девушки зашептались, но большинство сидело тихо, очень внимательно слушая.

Берилл молчала.

– Что именно, Аметрин? – после длительной паузы спросила Яшма, староста барака.

– Чудо, – вкрадчивым голосом пояснила Ами.

Риша, наконец, избавившись от ступора, отлепилась от косяка и попыталась закрыть подруге рот, но та в ответ точно и больно ударила Ришу в живот. Невольно застонав, Риша упала на колени у ног подруги.