– Ха-ха-ха, тебе нравится собирать мусор?! Мусорщик! Мусорщик! – закричали одноклассники, показывая на Андрея пальцами и свистя вслед уходящему с пакетом мусора парню…

Андрею шестнадцать. Он в компании сверстников сидит на территории школьного стадиона. Парни обсуждают футбол, выпивку, машины и одноклассниц. Мимо проходят три девчонки. Заводила компании Витя Лопатин приглашает их присоединиться к парням. Девчонки застенчиво краснеют, отказываются и со смехом уходят. Парни начинают смеяться над неудачей Вити. Он обижен и разозлён.

– Че вы ржете, кони? Думаете, чего тёлки не захотели с нами остаться? Потому что у них Машка Новицкая главная. А я её на восьмое марта в школьном туалете трахнул. Вот она и стесняется с нами тусоваться, боится, что её подругам всё расскажу. Дура! Да и бревно, к тому же.

Витя прицельно плюет себе под ноги и грубо изображает половой акт, сопровождая действия грязными комментариями на тему секса. Все парни смеются и скандируют: «Машка-шлюха!»

– Вы ведете себя, как моральные уроды. А ты, Лопата, вообще подонок. Как ничтожество поступаешь, заводя такие разговоры, – подает голос Андрей.

Он единственный из компании не смеётся. Его коробит от такого надменного и грубого отношения к девушкам.

– Чё? Ты кого ничтожеством назвал, а? Сам, небось, ещё ни одну бабу не расчехлил. Мудак, – отрывисто бросает Витя, вплотную подходя к Андрею и пытаясь оттеснить его.

– Если ты гордишься умением трахаться, то спешу тебя огорчить – этот навык присущ даже животным. А считать себя лучше других только по причине наличия у тебя яиц, это вообще позиция недоразвитого человека, – размеренно и чётко проговаривает Андрей, бесстрашно глядя в лицо бахвалившемуся парню.

Толчок в грудь. Несколько ударов по лицу и рукам. Завязывается драка. Крики, удары, шум. Вдалеке слышится вой милицейской сирены. Через несколько минут площадка пустеет…

Андрею семнадцать. Последний учебный месяц в школе. Андрей в своей комнате играет на гитаре. Родители зовут его для серьёзного разговора.

– Ты оканчиваешь школу, сын, и мы с мамой хотим узнать о твоих дальнейших планах, – начинает отец.

– Да, и мы с папой считаем, что ты должен идти учиться дальше, – не давая Андрею ответить, говорит мать. – Вот дочка наших соседей Торгашовых собирается в медицинский университет поступать. Это престижно. Думаю, тебе тоже стоит попробовать туда поступить.

– Ну, подожди, Наташа, не спеши, – перебивает отец, – Я думаю, что Андрею нужно поступать в военную академию. Я когда-то хотел стать военным, но, увы, ничего не вышло. Хотя в армии отслужил, получил, так сказать, жизненную закалку. А вот сын сможет реализовать отцовскую мечту.

– Но медицина это тоже достойная сфера деятельности, – возмущается мать, всплёскивая руками. – Да и Ритка Торгашова все мозги мне выела тем, что дочь у неё – будущий врач!

– Тогда можно, чтобы Андрей поступил на военно-медицинский факультет, – предлагает отец, щелкнув пальцами. – Два зайца одним выстрелом, – сквозь смешок добавляет он.

Между родителями завязывается спор, но Андрей поднимает ладонь кверху, требуя тишины.

– Вы спросили меня о дальнейших планах? Я вам отвечу. После окончания школы я останусь дома и поработаю пару месяцев, а после совершеннолетия уеду. Ни врачом, ни военным я быть не желаю. Я буду музыкантом.

Родители ошарашенно смотрят на сына, после чего наперебой начинают выкрикивать фразы:

– Как ты никуда не будешь поступать? Что скажут соседи?

– Музыкант это не профессия. Только жизнь угробишь и ничего не добьёшься.

– Ты сделаешь так, как мы тебе скажем! Мы лучше знаем, что тебе надо в жизни!

Под крики и возмущения родителей, Андрей поднимается и выходит из комнаты. Перебирая звонкие струны, он думает-думает-думает…

За волной всплывших воспоминаний ныне взрослый, двадцати трёх летний Андрей не заметил, как оказался дома. Вернее, не дома, а в квартире, где последние пять лет он снимал комнату. Отперев дверь, Андрей вошёл в тёмную, заставленную всяческим хламом прихожую. В глубине квартиры тоже было темно, это означало, что его сосед отсутствовал. Облегченно вздохнув – меньше всего ему сейчас хотелось с кем-либо разговаривать – Андрей вошёл в свою комнату, закрыл за собой дверь и плюхнулся на кровать, заскрипевшую, как побитая жизнью радикулитная бабка. Досчитав до двадцати пяти с закрытыми глазами, Андрей провалился в сон.

– Я не вернусь домой, – Лиза была взволнована и раздражена одновременно. Её пальцы нервно перебирали бесчисленные браслеты и фенечки на запястьях, а аккуратные зубки закусывали нижнюю губу с тонким кольцом пирсинга в ней.

Дело было поздним вечером. Погода несколько дней радовала теплом, однако Лиза, находясь в тени, периодически ёжилась от холода. Под её усталыми глазами залегали фиолетовые тени бессонной ночи. Лицо было бледным, со впалыми щеками. Её слабое тело пряталось в широкой тёмной толстовке с логотипом группы «Tracktor Bowling», нарочито порванные и потёртые джинсы с множеством разноцветных нашивок плотно облегали худощавые, стройные ноги. Дополняли образ маленькие, почти детского размера, красные кеды с разноцветными шнурками.

Лиза вызывающе посмотрела на свою подругу, будто ожидая, что та станет отговаривать её от столь радикального и мимолетно принятого решения, однако Света с пониманием смотрела на Лизу. Она вздохнула и тихо спросила:

– Она опять заперла тебя в комнате, Лис? Или вновь говорила неприятные слова в твой адрес? Всё снова повторилось?

Лиза мотнула головой и отвернулась, пытаясь спрятать выступившие слёзы. Всхлипнув, она вытерла их рукавом толстовки и сдавлено сглотнула.

– Всё намного хуже… Её взбесило, что я пришла домой поздно. Сначала она бросила в меня кедом, потом начала рыться в рюкзаке. Нашла сигареты (надо было спрятать их в подъезде) и вовсе слетела с катушек. Да пусть бы она опять назвала меня ущербным ребёнком или сказала, что я наркоманка – не страшно, я уже привыкла. Но нет, она заорала, что знать меня не хочет и что лучше бы я тогда сдохла…

Голос Лизы оборвался, она вспомнила, как два года назад пыталась покончить с собой, наглотавшись содержимого домашней аптечки. Несколько суток девочка провела в реанимации, и мать никогда не вспоминала тот случай, но сегодня вдруг вспомнила, да еще и в таком ужасающем контексте.

– В общем, я еле дождалась, пока она свалит из дома и сбежала сюда. Возвращаться я не собираюсь. Если ей лучше без меня, то пусть так и будет.

– Да, она, конечно, перегнула палку, – произнесла Света, привлекая к себе расстроенную подругу и обнимая её, – но ты ведь не можешь здесь жить, куда ты пойдешь?

Подруги сидели под старым железнодорожным мостом, который пересекал тонкую неполноводную речку, протекавшую в искусственно созданном ущелье. Десяток лет назад на противоположном берегу располагался завод по изготовлению бетонных плит, и речка была названа в честь него – Бетонка. Завод уже давно не функционировал, а название у речки осталось. Этим же именем называлось и место, в котором находились Лиза и Света. Это был своего рода каменный карман между мостом и косо спускавшейся дамбой, держащей на себе железнодорожное полотно и отделяющей промышленный район города от жилого. Бетонка была местом сбора различных неформальных групп и тусовок, и сюда забредали представители всевозможных субкультур города. Часто – для грандиозных попоек, которых на Бетонке происходило великое множество, так как здесь, под мостом, можно было не боятся милицейских патрулей. Порой неформалы заходили сюда, чтобы просто пообщаться друг с другом или уединиться с единомышленниками.