– Ах! Это действительно странно и удивительно! – воскликнул Курчавый       Медведь.

– А по мне, так ничего странного нет, – сказал Белая Трава. – Солнце дает нашим братьям, зверям и птицам, силу помогать нам, и дает ее достаточно и маленькой колибри, и самым большим из наших помощников, например таким как настоящий медведь.

– Да, конечно. Все это делает Солнце, – сказал Курчавый Медведь, и все остальные знаками выразили свое согласие.

– Скажи, Тяжелый Глаза, – спросил Белая Собака, – хотя у твоего отца и были сильные священные помощники, волк и колибри, все же он и вы, его дети, не всегда могли избежать нападения врагов?

– Да, мы не однажды сражались с ними. Самое тяжелое сражение с ними было на береги нижнего из озер Святой Марии, – ответил Тяжелые глаза.

– Мы зимовали в форте Бентон, где мой отец был охотником, а я помогал ему. Работа была нетрудной – отъехав недалеко от форта, можно было встретить стадо бизонов, погнаться за ними на наших быстрых скакунах, убить сколько нужно, освежевать и разделать, а потом приезжали наши работники с вьючными лошадьми и фургонами, которые отвозили в форт мясо и шкуры. Иногда вместо того, чтобы охотиться на бизонов, мы ради разнообразия должны были добыть на равнинах несколько антилоп, а то и дойти до реки Тетон, или пересечь реку (Миссури) и подняться до отмели Шонкин, чтобы там добыть несколько оленей или лосей.

Когда настала весна, отец заволновался и часто стал говорить мне:

– Жить тут, в этих глиняных стенах, мне надоело. Мне воздуха не хватает. Я хочу вернуться в горы, поставить там лагерь и ставить капканы на бобров.

– Да, конечно, – сказал я наконец. – Я вижу, что ты не будешь счастлив, пока не уйдешь отсюда, так попроси агента освободить нас от службы на компанию.

Мой отец пошел к нему, Большому Ножу (Джеймсу Доусону), очень доброму человеку и большому начальнику, и попросил его отпустить нас.

– Но ведь ты, Поднимающийся Волк, и твой сын, Тяжелые Глаза, нанялись ко мне на три зимы и три лета, и оба подписали об этом бумагу, – сказал тот.

– Я знаю, что это так, вождь, но большие горы зовут меня; я хочу пойти туда и там поставить свой лагерь, я задыхаюсь здесь, в этих стенах из сухой грязи.

– Да, я знаю, что ты чувствуешь. Я чувствую то же самое. Я тоже хотел бы пойти в горы, бродить по ним, жить в вигваме. Ладно, я отпускаю тебя и твоего сына на все лето, до месяца Падающих Листьев, но ты должен пообещать, что продашь мне все добытые вами бобровые шкуры, а не понесешь их к северным торговцам на Большую Северную реку (Саскачеван).

Отец с этим согласился, и на следующий день мы оставили форт, ведя с собой два фургона и тридцать верховых лошадей. Нас было: отец с матерью, моя сестра Лиззи, вдова, и трое ее маленьких детей, моя женщина и я сам. Я взял ее за два месяца до этого, и мы не успели достаточно хорошо друг друга узнать.

От форта мы отправились прямо к озеру Святой Марии, любимому месту охоты моего отца. По пути мы остановились на опушке соснового леса на Северной Вилке Маленькой реки (Молочная река), и там у отца было плохое видение: он увидел большую змею. Он проснулся, разбудил нас и рассказал об этом, и сказал, что мы должны быть очень осторожны, потому что большая змея предвещает большую опасность, которая поджидает нас. Мы знали, что это так. На следующее утро, когда мы отправились дальше, я велел моей сестре Лиззи управлять моим фургоном, моя женщина сопровождала наш табун, а я был впереди, внимательно высматривая врагов, но ничего не видел – ничего, что бы меня встревожило в тот день.

После полудня мы пересекли протоку. у нижнего из озер Святой Марии и встали лагерем у узкой полоски леса у нижней части озера, где часто прежде останавливались и несколько раз зимовали. Мы тогда не называли эти озера именами, которые дали им белые; мы просто называли их Внутренними озерами, как их всегда называли пикуни. Несколько лет спустя мой отец вместе с Черными Накидками поставил на берегу нижнего озера большой крест и назвал два озера именем святой женщины Черных Накидок, которая, как они говорили, родила сына, хотя мужчины у нее не было…

– Еще одна большая ложь Черных Накидок, – пробурчал Вождь Воронов.

– Да! – воскликнули остальные.

– Конечно, ложь, – продолжил Тяжелые Глаза. – Но тем самым днем, когда мы поставили лагерь и ужинали, мой отец сказал то, что я никогда не забуду:

– Мать, дети мои, – сказал он, когда набил трубку и удобно уселся, чтобы покурить, – эти озера и горы вокруг них – самое прекрасное место в нашей стране. Они так прекрасны, так удивительны, что я уверен в том, что белые однажды захватят их.

Моя мать улыбнулась.

– Иногда ты словно теряешь разум. Все, что нужно или будет нужно белым в этой стране – бобровые и другие меха, которые мы добываем для них, – сказала она. Но как же он оказался прав!

– Ай! Твой отец был наделен Солнцем великой силой, он мог предвидеть, что должно случится, – сказал старый Белая Трава.

– Так вот, – продолжал Тяжелые Глаза, – ночь прошла спокойно, настало утро, и после завтрака мы с отцом спустились к реке и поставили все четырнадцать капканов, поймали форель, а я добыл гуся.

Вождь Ворон

Белый Теленок, сын старого вождя Белого Теленка

После полудня, когда я отдыхал в своем вигваме, я внезапно почувствовал боль в спине. Она не проходила, и я знал, что это плохой знак – подтверждается видение моего отца. Я был

уверен, что нам грозит близкая опасность. Мною овладело беспокойство – пока не стемнело, я много раз выходил из вигвама и осматривался, но не заметил ничего подозрительного. На закате я вместе со своей женщиной вышел на равнину ниже озера, собрал наш табун и отвел его в лес, поближе к нашему вигваму, и там стреножил вожаков. Настала ночь. Я сидел на своей лежанке и смотрел на свою женщину, которая по другую сторону костра готовила гуся, которого я добыл. Она жарила его, часто поворачивая, чтобы он хорошо подрумянился, но я чувствовал, что не хочу его есть. Боль в спине все усиливалась. Наша собачка, единственная, какая у нас была, заболела – она жалобно повизгивала. Все было плохо, все указывало на опасность, ужасную опасность, которая нам угрожала.

Когда гусь был готов, моя женщина разделила его между нами. Мой отец только раз откусил и отодвинул свое блюдо. Я со своей тарелки съел только маленький кусочек. Отец смотрел на меня, а я на него, и я понял, что он тоже чувствует опасность, но ничего не говорит, чтобы не беспокоить раньше времени женщин и детей. Пора было ложиться спать, и я попросил мою женщину пойти со мной напоследок взглянуть на лошадей, и, когда мы были у табуна и в вигваме нас не было слышно, я сказал ей:

– Мы в опасности: я чувствую, что она близко. Мой отец во сне видел большую змею, моя спина болит, наша собачка заболела – все это предупреждает нас об опасности. Если что-то случится, если в этот момент мы окажемся не вместе, ты должна прийти ко мне с ружьем и боеприпасами и заряжать его, как только я выстрелю.

– Ты знаешь, что я не трусиха, – сказала она. – Я буду помогать тебе, пока смогу стоять на ногах.

Мы в последний раз посмотрели на лошадей, вернулись в вигвам и легли спать.

Спать я не мог. Я лежал, чувствуя, что вот-вот что-то случится, и немного спустя услышал, что с лошадьми что-то происходит -те, которых я стреножил, брыкаются и ржут. Я подумал, что это, быть может, настоящий медведь хочет убить одну из них. Я разбудил мою женщину и сказал ей, что пойду и посмотрю, что происходит с лошадьми. Мой отец тихо сказал мне¸ чтобы я кричал, увидев опасность. Мы не раздевались, даже дети Лиззи, даже мокасины не снимали, потому что ощущали беспокойство и страх от близкой опасности.

Я на четвереньках выполз из вигвама и направился к лошадям, они больше не прыгали и не ржали – они шли, освобожденные от привязи, через лес, и я понял, что враги уводят их. Луны не было, но звезды на ясном небе давали немного света. Я встал и, пройдя через лес, увидел выходящего из него человека, который вел лошадей.