Марта: Что делать станешь? Откажешь ему снова?

Солнце (вздыхает): Заплачу за год вперед, да попрошу прочь убираться. Глядишь, от этого его «любовь» пройдет. А деньги пригодятся. Я от него таким манером откуплюсь.

Марта (кивает): Умно! Ты молодец. Я тоже полагаю, что он в тебя «влюбился» больше из-за денег. Он нищ и бос, а тут какая-никакая все ж работа, и крыша есть над головой… Так что «любви» его вполне разумное найти мы можем объясненье…

Появляется гадалка.

Гадалка: Всего за золотой я будущее расскажу, секреты вам открою. Всю правду о своей судьбе узнаете! (подходит к Солнце). Красавица какая! Судьба твоя, наверное, не простая, ведь необычна ты сама. Я думаю, тебе Господь пошлет звезду счастливую и яркую, как вечность! Подробнее сказать?

Солнце: Вот глупости опять! В гадания не верю. Какова бы ни была моя судьба, она придет ко мне без всякого гаданья. Да и пред Богом согрешить я не хочу, я верю лишь его словам, не домыслам цыганки — нелепым разным предсказаньям.

Гадалка: А ты, гляди, горда, заносчива! Самолюбива ровно столь же, сколь красива. А может быть, твоя подруга погадать решится? (поворачивается к Марте)

Марта (смущается): Я христианка. Гадать наш Бог не разрешал.

Гадалка: Греха тут нет. Я тоже в Бога верю и не лгу. Я не обычная гадалка. Видишь ли, с рожденья даром обладаю смотреть в глаза да будущее угадать. Скажу тебе на ушко, шёпотом, как знать, порой судьбы-злодейки можно избежать, коли тебя предупредят заранее, что делать, как решать, то выбрать или это. Порой совет принять не грех. И вот для всех я лишь обычная цыганка, на руку вроде бы смотрю, да ворожу, да заклинания читаю. Но это все мне нужно для отвода глаз. Не требуется мне в ладони линии смотреть, чтобы сказать о будущем. Я наперед уж знаю. Господь мне приказал однажды, в видении явившись, соединить два сердца, что давно в разлуке длительной стенают, друг о друге лишь мечтают, но встретиться никак не могут, не имеют ясных глаз, чтоб лик узреть друг друга. Меня мой Бог Единый послал сюда ходить у храма, ждать, пока появятся они, те два влюбленных, ищущих и жаждущих соединения, и миссия моя — направить их по правильной дороге, чтоб они не разминулись и в этой жизни все ж послать им встречу заветную. Не розами их устлан путь — шипами, но розы расцветут… Ведь Солнце нас весной согреет теплыми лучами. (в упор смотрит на девушку)

Солнце (вздрагивает): Как ты сказала?

Марта (перебивает): Цыганка, заинтриговала ты меня! Возможно, я и есть одна из тех влюбленных, которых ищешь ты? (дает золотой)

Гадалка (берет ладонь, но смотрит не на руку, а в глаза Марты): Но у тебя уж есть жених!

Марта (краснеет): Да. Верно.

Гадалка: И любишь ты его безмерно. Зачем тебе судьба чужая? Запомни: коли ты свою судьбу не принимаешь, то ты ее теряешь, взамен же получаешь пустоту. Живи своей судьбой. Жених твой — добрый человек, хотя и небогатый, но вы вдвоем жизнь проживете, как и надо: любя друг друга, уважая, детей растя и внуков нянчить помогая. Зачем тебе еще судьба другая?

Марта (отнимает ладонь): Ты правда видишь все?

Гадалка: Конечно, но советов я бесплатно не даю. А за монету говорю спасибо. Пригодится в самом деле. Мне год почти лишь медью, серебром платили. Ты добрая и щедрая душа. Тебе желаю счастья! (поворачивается, чтобы уйти).

Солнце: Постой! Не уходи.

Гадалка возвращается.

Солнце: Вот золотой. Скажи мою судьбу, ведь про мою подругу ты все угадала. У ней ведь точно есть жених, он добрый, хоть живет скромнее, чем она. А что насчет меня ты скажешь?

Гадалка (усмехается): Прекрасная, как Солнца Свет, и гордая, как Царь! (Солнце изумленно смотрит на нее). Что, удивила? Мне комплиментов, в общем-то, не жаль. Мне комплименты расточать — что на ходу орешки щелкать. Но кто-то видно называл тебя уже, как я сейчас? (берет ее ладонь). Да, необычная судьба… И в линиях руки, глазах и в сердце… Все признаки того, что рождена ты для любви. Душа твоя и вправду Солнца Свет. Зачем его скрываешь столько лет? Боишься и уничтожаешь ростки того, что жизнью новой стать могло. Не доверяешь гласу сердца своего? Прекрасная гордячка, белый лоб, нежней бутона розы губы, и кожа мягкая, как шёлк… Да, чья рука бы ни коснулась вдруг случайно, и чьи глаза б взглянули, не отвернулся бы никто! И от поклонников, желающих жениться, уж года три отбоя нет. Но ты мечтаешь о другом. О белом лебеде. О суженом, чей лик прекрасней Солнца! Ты ждешь его и мучаешь себя. Я не права? Ты в снах любимого лицо однажды увидала, но в жизни этой, где нет места сну, ты не находишь его. Ну что ж, скажу тебе одно: возможно ль быть такой слепой? Ведь тот, кого глаза не видят, целый год уже с тобой. Его ладонь, как у тебя, и я ему гадала. Ему я предсказала встречу роковую! И вот теперь все то же говорю тебе: скрываться поздно. Час твой пробил, и скоро будешь ты в огне пылать, терпеть уколы, скорпионов жала! То очищение настало, и перед тем, как опочить в объятиях того, кто предназначен стать суженым тебе, претерпишь муки ада. Семьсот кругов пройдешь в пустыне, где песок и камень, одна, босая. Покинешь отчий дом, рассудок утеряешь, безумнее толпы из всех безумцев мира станешь. Терпи! Мученье не должно преградой быть соединению сердец, что сотни лет слиянья жаждут.

Солнце: (торопливо выдергивает руку) Да верно кто-то ядом отравил язык тебе! Что за чушь ты мелешь? Подобного не будет никогда. Какая ерунда! (Марте) Идем, она сама безумна! С нею говорить — лишь время даром тратить.

Марта уходит с ней, но дважды оглядывается на гадалку.

Гадалка (оставшись одна): Не верит. Жаль. Но я теперь свободна от клятвы, данной Богу. Гадала им обоим. Все, как есть, сказала. За боль его отплатится ей болью семикратной. Бедняжка, пытается всё от судьбы своей сбежать… В хорошее лишь верить хочет, а мне пришлось страдание ей напророчить. Коль сможешь, Солнца Свет, прости, но я сказала правду.

Уходит. Сцена темнеет.

Сцена 6

Солнце у себя дома в комнате готовится ложиться спать.

Солнце: Вот глупая цыганка! (чуть тише) Слова ее однако ж из ума нейдут. (садится на постели, вздыхает) Зачем я только погадать решилась? Сама глупа, так нечего пенять, что чепухи наслушалась. Умылась, да легла бы спать! Зачем мне вспоминать ее слова и мучиться сомненьем? (смотрит на прикроватный столик, на котором лежит свернутая записка). А это что? (берет записку, разворачивает). Ах, да. Служанка мне за ужином сказала, что свинопас мой дом покинул недели три тому назад… Одной проблемой меньше, слава Богу! (начинает читать, по мере того, как читает, тон голоса ее меняется от насмешливого к задумчивому). «Любимая! Господь меня позвал с собою в дальний путь. На родину к себе я возвращаюсь. Прости, ведь я был слеп, и как мальчишка юный считал, будто желание любовь навеки сохранить зависит от того, что стану я тебе законным мужем и в доме буду жить с тобой, назвав тебя своей женой. Конечно, все не так. Свободен ныне я. Постиг внезапно: коль любишь глубоко, в тебе душа любимой, словно солнце в озере, отражена: невинная, сияет и искрится, дождя пылинки рассыпая на розы вечной лепестки. Как прежде не мог понять я этого, увы? И беспокоил день и ночь тебя стенаньями своими! Слова не ложь, и чувства тоже, но если душу зришь, то все в ней исчезает: чувства, мысли, желания и боль. Все превращается в одну любовь, свободную от обладания и ревности, и даже от стремления быть вместе. Я прежде видел лишь тебя одну, мои глаза для мира тьма застила. Лишь образ твой мне ясен был и зрим. Теперь же чудо вдруг свершилось. Я вижу мир, как прежде, ясно и объёмно, но этот мир — не мир, а ты, твой образ, растворённый в сущем. Поэтому куда бы ни пошел, в чей лик бы не взглянул, из глаз других людей ты смотришь на меня, моя Богиня. Какою милостью отныне дал Бог внутри себя с твоей душой соединиться? Свободна ты теперь от гнета моего, от обещанья, которым я сковал тебя. Люби и будь любимой тем, кого однажды изберешь себе в мужья. А мне оставь прекрасный и блаженный сон. Я осенен навеки счастьем быть с тобой. Я не прощаюсь, ибо никуда не уходил. За сотни вёрст мой дом, но я с тобой, как прежде. И если будет больно, обратись ко мне, скажи: «Санан, безумный шейх влюбленный, возьми всю боль мою». Клянусь, тебя я исцелю в тот самый миг! Безумный твой старик мечтает быть хранителем твоим, водой в пустыне, коль возжаждешь! Но не обузою, не клеткой, не тюрьмой. Хранит тебя Господь, а я всегда с тобой. Я не прощаюсь. «До свиданья» говорю я той, для очей которой боле я незрим, но зрима для меня всегда любимая моя. Хотел я больше написать, но вдруг слова исчезли. Не знаю, что еще сказать, прости…»