— Самрадж любознателен. Ему нравится испытывать себя в незнакомых доселе делах. Он принимал роды, желая проверить крепость своего духа и увидеть, как рождается новая жизнь, но, поверь, то были не его сыновья и дочери. Однако я представляю, с каким трепетом он будет участвовать в рождении родного ребёнка, тем более, раз поклялся тебе сделать это.

На лице Юэ блуждала мягкая, мечтательная улыбка, но вдруг махарани опять помрачнела:

— Не только мне. Он и Таре дал особую клятву! И стоит этой женщине потребовать её исполнения — мой супруг выполнит обещанное, даже если ему самому станет тяжело и больно… Мне ли не знать, — Юэ в очередной раз невольно вспомнила, как по её вине погиб несчастный Туфан.

— Ты права, самрадж и Таре дал слово, но это случилось до того, как она подняла меч против него.

— Год тому назад я тоже подняла меч и даже ранила его! К счастью, не серьёзно.

— С тобой всё иначе, — раздражённо махнула рукой Дайма. — Кроме того, даже я, если признаваться откровенно, из вас двоих предпочту тебя. Будь лучше ты махарани. Лучше ты, чем она.

Юэ с удивлением и надеждой смотрела на Дайму.

— Но в чём разница между нами? Ведь даже вы сейчас на моей стороне, хотя не видели от меня ничего хорошего!

— У тебя есть чувства, которых лишена она, — напрямую высказала Дайма свои мысли. — Не подумай, я ни на миг не обольщаюсь насчёт тебя. Ты всё тот же гнусный, вконец изовравшийся паршивец, едва не прикончивший меня, но как бы я к тебе ни относилась, я ясно вижу одно: ты его действительно любишь.

— Видите? — смущённо пролепетала Юэ.

— А то! Да, со стороны иногда кажется, будто ты молча и покорно носишь нежеланного ребёнка от нелюбимого мужчины. Однако, зная твой бунтарский характер, могу сказать одно: тебе на самом деле желанны оба — и супруг, и будущий сын, иначе ты бы давно выпустила из клетки мерзкое животное, вернула ему человеческий облик и сбежала, прихватив с собой матушку, её странноватую подругу из Параспуры и друзей-заговорщиков. У тебя было достаточно времени для обдумывания и осуществления плана, однако ты ничего не сделала за много дней. Вывод однозначен: ты любишь моего сына, возможно, ненавидя себя за эту любовь. Или я не права? — Дайма прищурилась.

— Вы правы лишь отчасти, — Юэ бессильно опустила руки. — На самом деле я давно перестала ненавидеть кого бы то ни было, даже себя. А любовь осталась… И если мне суждено вскоре пополнить царский гарем, лишившись нынешнего статуса, я всё равно не смогу предать Дхану во второй раз.

Юэ уткнулась лбом в стену, стараясь спрятать подступившие к глазам слёзы. Дайма медленно приблизилась к махарани и успокаивающе приобняла за плечи.

— Мой сын никогда не предаёт любимых. Вот увидишь, всё будет хорошо у тебя и у маленького ювраджа. Просто больше доверяй своему мужу.

Юэ ничего не ответила Дайме, но и не оттолкнула руку той, которую ещё недавно считала своим злейшим врагом.

— Тара спасла меня, — остановившись на пороге опочивальни, Дурдхара смотрела на брата с вызовом и обидой, словно пыталась поставить ему в упрёк отсутствие рядом в опасный миг, когда она едва не разбилась, упав со спины лошади. — Мой конь понёс, а она успела подхватить меня раньше, чем я упала, и привезла во дворец невредимой. Ты должен наградить её!

— Я должен? — с сомнением переспросил Дхана Нанд.

— Сам говорил в присутствии кучи народа пять лет тому назад: «Каждый, кто спасёт жизнь моей сестры, может просить у меня что угодно». Было?

— Было, — подтвердил Дхана Нанд.

— Тогда выполняй! — Дурдхара нетерпеливо топнула ножкой.

— Я вовсе и не отступаю от данного слова. Тара получит награду, — слова давались с трудом, но не оставалось выбора: приходилось говорить их.

Как и многие цари до него, Дхана Нанд пал жертвой клятвы, изречённой некогда в присутствии свидетелей. Самрадж перевёл тяжёлый взгляд в сторону девушки, одетой в кожаные и льняные одеяния, с кинжалом, заткнутым за пояс и луком из тиса, болтающимся за спиной. Тара, гордо выпрямившись, стояла по правую руку от спасённой ею царевны и не сводила с царя горящих глаз, где обида смешалась с вызовом, как и у Дурдхары.

— Я выполню всё, что не противоречит дхарме, — вымолвил Дхана Нанд, усилием воли смиряя колотящееся сердце.

— Я пришла требовать исполнения клятвы, которую ты дал четырнадцать лет назад. Надеюсь, не забыл? — Тара неотрывно глядела на самраджа, ожидая ответа. — Или мне следует напомнить?

Дхана Нанд вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Ты сама отказалась от исполнения той клятвы, — невозмутимо заметил царь, отвернувшись в сторону и трогая пальцами занавесь, свисающую с потолка и отделяющую ложе от остальной части комнаты.

От шёлковой ткани пахло лимонным маслом, лавандой и апельсиновыми цветами… Точно так же благоухали волосы Юэ. Дхана Нанд медленно выдохнул и прикрыл глаза, вспоминая ту, кто сейчас была дороже всех на свете для него.

— Тогда отказалась, но теперь желаю, чтобы клятва была исполнена, — твёрдо произнесла Тарини.

— Зачем? — Дхана Нанд резко повернулся к ней. — Четырнадцать лет назад это, возможно, имело смысл, но не теперь.

— Исполнение клятвы имеет смысл всегда, — припечатала Тара. — Ты говорил, что сколько бы лет ни прошло, как бы ужасно я с тобой ни обращалась, ты простишь всё и по-прежнему будешь любить меня. И я поверила. А ты, выходит, лгал?

— В те годы я ничего не знал ни о любви, ни о себе, ни об этом огромном мире. Тара, мне, как и тебе, было всего восемнадцать. Только теперь я понял, что дал клятву, которую невозможно исполнить!

— Значит, вечной любви великого самраджа Дхана Нанда, в которой он мне истово клялся, пришёл конец? — брови Тары сурово сошлись над переносицей.

— А было ли это любовью? — горько рассмеялся Дхана Нанд. — За четырнадцать лет ты ни разу не появилась здесь, не спросила, как я живу. Здоров или, возможно, болен, ранен или умираю? Да и я, потонув в управлении страной, войнах и придворных интригах, вскоре перестал думать о тебе. Гораздо скорее, чем полагал. Мы оба забыли друг друга, поэтому я действительно не понимаю, зачем ты пришла и просишь о том, что не принесёт никакого счастья нам обоим. Наверняка тебе известно от Дурдхары… А если нет, я скажу: я женат на другой, и у махарани Юэ скоро родится первенец. Я обошёл с той, кого действительно люблю, семь кругов вокруг ритуального огня, дал ей семь клятв, назвав своей женой, и я не отступлюсь от неё. Иное было бы адхармой.

— Однако твоей первой женой всё ещё имею право стать я! — воскликнула Тара сквозь слёзы гнева и разочарования, выступившие на глазах. — Не дэви Юэ, а именно мне ты обещал это, и я пришла, чтобы осуществить своё право!

— И я поддерживаю её! — выскочила вперёд Дурдхара, чувствуя, что ещё немного, и хитроумный план по избавлению от ненавистной девчонки из Чжунго разрушится. — Ты обязан исполнить обещанное, брат! Даже если любовь ушла, клятва превыше всего. Я стану свидетелем твоего бесчестия, если ты не исполнишь свой старый обет. Кроме того, Тара может требовать исполнения и второго желания за моё спасение, не забывай.

— И каким будет второе желание благородной спасительницы моей милой Дурдхары? — с усмешкой обратился к Тарини Дхана Нанд.

— Только наш с тобой сын унаследует престол Магадхи, а дети, рождённые от младшей жены, претендовать на трон не смогут. Ни один, сколько бы их ни родилось, — отчеканила Тара, ничуть не смутившись.

— Под младшей женой, полагаю, ты подразумеваешь махарани Юэ, мою нынешнюю супругу? — в голосе Дхана Нанда зазвучала плохо скрываемая ирония.

Тара ничего не ответила, но этого и не требовалось. Достаточно было взглянуть в её лицо, исполненное решимости, чтобы прочесть там очевидный ответ.

— Может, мне следует отправить махарани Юэ в гарем Бхутапалы? Запереть в темницу или превратить в твою служанку? Или в служанку Дурдхары?

— О, так было бы действительно лучше! — обрадовалась Дурдхара, потирая руки в предвкушении и даже не уловив тонкой издёвки, прозвучавшей в интонациях брата. — А ты правда так сделаешь?