— Не знаю, почему моему названному сыну всегда так не везло? Раджкумари постоянно мучила капризами с тех пор, как в возраст вошла. Он только успевал её желания выполнять, а ей всегда хотелось то одного, то другого… Говорила я, замуж ей пора! Чем дольше в девках засидится, тем больше глупости в голове заведётся. Семнадцать лет, самое время свадьбу играть. Пройдёт нужный возраст — и не возьмёт никто. Чего самрадж ждёт, не понимаю. С тобой тоже он изрядно намаялся, — на миг приподняв голову, она пронзила Юэ не самым доброжелательным взглядом, но тут же смягчилась, переведя взор на живот царицы. — А уж с этой Тарини… Тьфу! — няня изобразила злой плевок в сторону. — Девица она, конечно, что надо: красивая, статная, умная. Косы до пояса, глаза чёрные, грудь высокая, губы и впрямь, как сказители сочиняют, лотосам подобны, — заметив, что после описания внешности Тары Юэ окончательно сникла, Дайма быстро перешла к главному. — Но сколько ж она крови самраджу попила! Не меньше твоего, — не преминула няня снова уязвить свою махарани.
— Но… Что она сделала? — едва слышно спросила Юэ. — И кем самраджу приходилась?
— Она была дочерью брамина, обучавшего военному искусству Дхану и его братьев. Глазки умела строить прекрасно, поэтому очень скоро стала называться невестой самраджа, но замуж за него выходить не спешила. Я всё пыталась понять, почему она тянет со свадьбой, ведь Дхана давно готов жениться. А потом догадалась: ей нравится чувствовать власть над ним! Воистину предвкушать обладание слаще, чем обладать. Пока любящий ждёт награду, он полностью в руках того, кто эту награду способен дать. А Дхана влюбился… Да и чего можно ждать от страстного юноши, на протяжении нескольких лет запертого в ашраме? Тарини была единственной девушкой подходящего возраста. Как тут не влюбиться? Он складывал к её ногам всё и обещал дать в сотни раз больше, а она, даже находясь вдали от трона и почестей, чувствовала себя истинной махарани. Иной власти ей было и не нужно. Её руки добивался не только Дхана. Остальные царевичи тоже соревновались за её любовь. Таре это льстило. То был беспроигрышный вариант: она в любом случае стала бы женой кого-то из Нандов! Но как только она выбрала Дхану, гурудэв расстарался, чтобы именно самрадж получил наилучшие знания. Царевич Дашасиддхика до сих пор самраджу простить не может проигрыша в любви. А самомнение Тары вскоре выросло так, что она и не сомневалась: Дхана навеки принадлежит ей, о другой женщине никогда и помыслить не сможет. Ей удалось взять с него клятву, что даже если он когда-нибудь женится на ком-то по политическим или иным мотивам, то первой и главной махарани останется она. Тара заставила Дхану дать клятву, что остальные жёны, случись ему жениться снова, будут для него не более, чем служанками или наложницами, а сердце самраджа будет принадлежать лишь ей одной.
Юэ невольно сглотнула, чувствуя неприятную горечь во рту и каменную тяжесть внутри. Подойдя к стене, оперлась затылком и спиной и прикрыла глаза, тихо поглаживая свой живот.
— Дурно что ль? — но в голосе Даймы слышалось скорее сочувствие, чем злорадство. — А ты терпи. Надо уметь терпеть всякое… А брать своё.
— Почему они не поженились? — бесцветным тоном поинтересовалась Юэ, не открывая глаз и борясь с подкатывающим к горлу удушающим комком. — Если он так её любил, давал столь серьёзные клятвы… Почему же упустил?
— Не упустил. Она сама оставила его, когда мой сын развязал войну с Пиппаливаном. Тара отправилась в битву и сражалась против воинов Магадхи, а когда Пиппаливан пал, сбежала и спряталась в лесу. Самрадж её долго искал, потом спустя несколько дней нашёл в глухой деревне, пытался с ней поговорить, но она наотрез отказалась возвращаться. Заявила, что он должен понести наказание за содеянное. Раз он неправедный царь, подло нападающий ночью на чужие крепости и убивающий невинных людей, не быть ему счастливым и не иметь детей от любимой женщины! «Реки дхармы и адхармы не должны смешиваться», — так она заявила.
— Идиотка, — из горла Юэ вырвался хриплый смешок, губы искривились в такой знакомой Дайме улыбке, принадлежащей бессовестному темноглазому заговорщику. — Так зачем сейчас приходить? Жила бы и дальше там, где ей нравилось, раз дхарма дороже…
— Известно зачем, — Дайма сделала вид, будто внимательнейшим образом рассматривает драгоценные перстни на пальцах своих рук. — Ты появился. Точнее, появилась. И Тара об этом узнала от раджкумари Дурдхары, видимо.
— Выходит, теперь она будет требовать взять её в жёны, напомнив самраджу о старой клятве? А из меня, — голос на миг изменил Юэ, — потребует сделать служанку или наложницу? Или пожелает отправить вместо себя в ту глухую деревню, откуда сама явилась?
— Вероятно, — Дайма даже и не пыталась подсластить горькое снадобье.
— Но разве сейчас я не имею права присутствовать при разговоре, во время которого решается моя судьба? — возмутилась Юэ.
— Будешь ты рядом или нет, всё равно не сможешь повлиять на исход событий. Насколько я знаю моего сына, тебе лучше позволить ему делать задуманное. Он примет справедливое решение, но ему точно не понравится, если ты появишься во время разговора, когда тебя не ждали. Надейся и верь в то, что за прошедшие годы образ взбалмошной девицы, не знающей, чего ей нужно, потускнел в памяти самраджа.
— А если не потускнел? — Юэ обеспокоенно посмотрела на Дайму.
— Всё равно самрадж выберет тебя, — будто через силу изрекла няня.
— Откуда у вас такая уверенность? — мгновенно оживилась Юэ, ненадолго отрываясь от спасительной стены.
— Да я даже представить не могу, чтобы ради Тары мой сын пошёл на то, что он устроил ради тебя, — сухо произнесла Дайма. — Он любил её, но перестал бороться почти сразу, как только она покинула его. Тот последний их разговор, после которого она его окончательно отшила, не считается. А чтобы заполучить тебя, мой сын заставил советника Ракшаса тащиться бхут весть куда в чужие земли, связываться с неизвестной магией… Не побоялся жениться, отлично зная, какой позор его ждёт, если ваша тайна будет раскрыта! Поверь, — палец Даймы упёрся в живот Юэ, — этот ребёнок появился не случайно. Тебе известно о том, что за всё время ни одна из наложниц не обрела плод от младшего из Нандов?
— Как?! — ахнула Юэ, широко распахивая глаза. — Но Дхана ведь не бесплоден! У всех других царей обычно куча внебрачных детей бегает…
— У других, но не у него, — прервала её Дайма. — Я не знаю, связано ли это с клятвой, которую он дал Таре, — задумчиво продолжала няня, — возможно, да, но мне кажется, дело в другом. Пару лет назад самрадж сказал мне: «Я не такой дурак, чтобы разбрасывать своё семя куда попало». Помню, в тот день я осторожно завела с ним беседу о том, когда наконец он подарит мне внука, пусть и внебрачного. Самрадж не торопился жениться, и от отчаяния я готова была нянчиться с младенцем служанки, если бы точно знала, что это его плоть и кровь. Но вот таким был ответ. Он не желал иметь детей от служанок и наложниц, и ему ничего не стоило избежать появления нежеланного потомства. Его контроль над собственным телом поразителен. Ты скоро сама поймёшь, если ещё не поняла. Случайности исключены. То, что ты зачала, говорит о многом: либо рядом с тобой он совершенно теряет голову и перестаёт контролировать себя, либо он прекрасно осознавал, что делает. Он намеренно подарил тебе ребёнка, но сделал это не из жажды мести, как возможно тебе кажется, а из любви. Ты для него та самая, а не «кто попало». Ведь остальные, даже те, кто очень того желал, не получили ни единого шанса выносить ребёнка Дхана Нанда! Многие женщины пытались его обмануть и выманить у него ребёнка, но до сих пор такое не удалось никому.
Юэ отошла от Даймы на несколько шагов, потрясённая услышанным.
— Значит, вот почему он просил не причинять вреда младенцу! Это его самый первый малыш… А дети служанок, которым он помогал появиться на свет? Выходит, это были чужие дети?
— Да, — спокойно подтвердила Дайма.
— Зачем он помогал им рождаться?
