— Дело прошлое, — Дайма с шумом схватилась за лопатку для жарки, начиная нервно вертеть её в руках. — Я не желаю всё это слушать и не хочу, чтобы ещё кто-то услышал. Уходи.

— Не уйду, пока вы не скажете, что простили, — тем же тоном произнесла Юэ.

На лице Даймы возникла насмешливая улыбка.

— Если мой сын тебя простил, значит, и я прощаю. А он, как вижу, даровал тебе нечто куда большее, чем своё прощение, — взгляд Даймы упёрся в живот Юэ, пока ещё маленький и плоский. — Его семя в тебе, и я скоро стану названной бабкой ребёнка, рождённого от предателя, едва не покончившего со мной. Многие красивые, здоровые и, главное, настоящие царевны Бхараты мечтали бы носить во чреве дитя, зачатое от царя Магадхи, но мой сын никого не осчастливил, а вместо этого, — няня тяжело вздохнула. — Это даже не месть и не любовь, а бхут весть что. Адхарма страшная. Впрочем, не мне судить поступки самраджа, — Дайма поджала тонкие губы. — Ступай обратно. Не то я скажу много такого, о чём потом сама пожалею.

— Вы всё ещё ненавидите меня, — заметила Юэ.

— Мои чувства не имеют значения. Мой сын захотел, чтобы я прислуживала тебе. Значит, я буду служить, пусть и с ненавистью. Можешь быть спокоен: я не сделаю ничего против тебя, пока ты здесь и исправно исполняешь обязанности царицы. Пока самрадж защищает твою жизнь, и я буду делать то же самое, но не проси у меня ни любви, ни сочувствия. Этого дать не смогу. В конце концов, у тебя теперь есть мать. Пусть она тебя любит.

— Моего ребёнка вы тоже возненавидите? Ему тоже будете служить с ненавистью? — последовал новый вопрос.

Дайма, прищурившись, внимательно присмотрелась к своей нелюбимой махарани. Подумав, отрицательно качнула головой.

— Твой малыш — будущий юврадж Магадхи и наследник моего сына. Он не обязан отвечать за твои грехи.

Юэ всё ещё стояла, колеблясь и не решаясь уйти.

— Ну, что ещё?! — грубовато окликнула свою царицу Дайма. — Кажется, мы всё обсудили.

— Не всё. До того, как узнали правду обо мне, вы давали слово, что поможете в родах. Будете мне, словно мать.

— Если у тебя уже есть мать, зачем нужна я? — Дайма пожала плечами. — Да и Мура не захочет моего присутствия. Мы — злейшие враги. Она причиняла боль моему сыну, унижая его, а я мстила, отвечая ей тем же. Мура не позволит мне находиться рядом с тобой в такой важный день.

— Позволит, — уверенно сказала Юэ. — Ради меня.

— Что ж, если прикажешь, я приду, — равнодушно промолвила Дайма.

Юэ грустно посмотрела на Дайму.

— Но я не хочу, чтобы это был приказ! Я хочу, чтобы вы пришли по своей воле.

— Я могу прийти ради моего сына и внука, — немного смягчилась няня, — но не проси о большем.

— Вы по-прежнему не доверяете мне, — поняла Юэ.

— Разумеется, нет. Я думаю, ты снова предашь самраджа, как делал это раньше, и мой сын опять будет страдать, — Дайма не скрывала своей неприязни.

— Никогда! — с жаром возразила ей Юэ. — Я приняла решение. Отныне никто и ничто не заставит меня разрушить мою семью, а моя семья — это мой муж, мама, будущий малыш и, конечно, вы. Я очень люблю своего супруга. Можете не верить, но это правда! А поскольку мой господин любит вас, это значит лишь одно — вы тоже мне как мать, и я вас буду почитать не меньше, чем ту, кто выносила меня во чреве и подарила жизнь.

Няня недоверчиво усмехнулась.

— Так и не отучился врать, засранец, — ворчливо пробормотала она, качая головой, но тон её голоса был уже совершенно иным, нежели чем в начале их беседы. — Смотрит в глаза — и врёт. Почитать будет, ага. Ещё скажи: молиться на меня, как на богиню. Ступай, у меня работы невпроворот. Или… ты голоден? — вдруг неожиданно спросила Дайма. — У меня есть свежие соан-папди с кусочками манго*. Только что приготовила. Когда носила Бхадрасала, а потом и Шипру, помню, постоянно хотелось сладкого. И почему-то всегда именно манговые соан-папди, а не ладду, — она осеклась, встретившись взглядом с оторопевшей Юэ. — Что?

— А вы не злая совсем, — неожиданно с улыбкой промолвила махарани, изумлённо разглядывая Дайму. — Вот ни капельки. Прямо как самрадж! Он только кажется суровым, а на самом деле добрый.

— Так берёшь уже или нет?! — Дайма снова напустила на себя грозный вид. — Из-за тебя вон ещё в прачечной сегодня не была! Небось эти бездельницы, оставшись без присмотра, лясы точат, а не одеяния царские полощут! На, держи! И ступай в сад. Свежий воздух при беременности полезен для тебя и ребёнка, — сунув в руки Юэ блюдо с нарезанными кусочками лакомства, Дайма торопливо покинула кухню.

Вскоре Юэ услышала издалека её голос, разносящийся по коридору и другим помещениям:

— А ну все за работу, живо! Почему на кухне никого?! Огонь в очаге почти погас. И приготовьте, наконец, рыбу, пока она не испортилась, не то всех прикажу выпороть, бездельники!

Юэ стояла посреди кухни, держа в руках блюдо со сладким десертом, и из её глаз почему-то катились слёзы, хотя она вовсе не чувствовала себя несчастной, наоборот, в сердце расцветало что-то трогательно-тёплое, чему махарани сама не переставала удивляться.

Комментарий к Глава 13. Непреклонная няня * Сладость, готовящаяся из смеси нутовой и пшеничной муки с топлёным маслом, сахаром, молоком, кардамоном с добавлением огуречных или тыквенных семян, миндаля и фисташек.

====== Глава 14. “Удачный” день Бхутапалы ======

День воистину удался. Доверенные люди поймали в манговом саду пятерых шпионов Ассаки и с помощью секретных методов воздействия одновременно на манас и на ягодицы, разработанных лично Бхутапалой, быстро перевербовали чужих лазутчиков в преданных слуг царевича. Теперь двое новообращённых учеников бодро рыли оросительный канал в отдалённой деревне на окраине Магадхи, а остальные трое прокладывали новую дорогу через лесную чащу, проклиная тот день, когда согласились изменить своей дхарме простых рыбаков и шпионить для махараджа Ассаки.

В честь доблестной победы над врагами царевич Бхутапала решил принять омовение в воде с лотосами и соцветиями жасминов. Воду он приказал подать чуть теплее, чем обычно, поскольку, во-первых, день выдался довольно прохладным, а, во-вторых, царевичу хотелось полнее раскрыть ароматы цветов, брошенных служанками в ёмкость для купания. Расслабившись, Бхутапала глотнул вина из золотого сосуда и заорал так, что стены помещения задрожали:

— А позвать-ка сюда мою любимую супругу Джаохуа!!! Желаю, чтобы она присоединилась ко мне немедленно!!!

Его приказ исполнили с достойной восхищения скоростью. Не успел Бхутапала допить вино, как перед ним, скромно потупив глаза и сложив руки перед грудью, возникла юная царевна, на которой было надето новое яркое сари, расшитое сложной росписью по шёлку: утками-мандаринками и причудливо извитыми побегами бамбука. Местные мастерицы знатно постарались, желая угодить госпоже из Чжунго. На голове Джаохуа высилась башня из волос, украшенная длинными золотыми спицами, торчащими в разные стороны, словно иглы гигантской опунции. Смотреть на традиционную причёску жены Бхутапале всегда было жутко до дрожи, однако он уважал желание Джаохуа продолжать одеваться так, как принято на её родине.

— Полезай ко мне, — призывно махнул рукой подвыпивший Бхутапала и указал пальцем под воду, где находились его ноги. Затем улыбнулся одной из своих двусмысленных улыбок, намекавших, правда, всегда на одно и то же. — Нам здесь будет очень хорошо, клянусь Шивой! Я уже воскипел страстью и жажду усладить тебя, о каджал моих ресниц.

Джаохуа занервничала и шумно сглотнула, почему-то явно мешкая исполнять желание господина.

— Ну что же ты, о кареглазая ласточка из Чжунго! — продолжал призывать супругу Бхутапала. — Или смущаешься того, кто совсем недавно дарил тебе неземное наслаждение в опочивальне? Здесь, под водой тебя ждёт кое-что очень знакомое… А я обещаю, что и твоя роза расцветёт в моих руках. Ну, или где-то ещё. Это уж как тебе, моя сладкая прелесть, будет угодно! — с этими словами Бхутапала быстро подплыл к тому краю купальни, возле которой стояла его жена, вынырнул, крепко обхватил её за стройные смуглые щиколотки и, не обращая внимания на испуганный девичий визг, увлёк под воду прямо в одежде.