– Выходим! – сообщил сопровождающий.

Двенадцать парней и девушек, включая меня поднялись и направились к выходу. Кто-то устало, кто-то с наигранной наглостью, один из парней даже дерзко оскалился на сопровождающего. Я же окинула его враждебным взглядом исподлобья, хотя по росту едва доходила мужчине до груди.

– Ну, не зыркай, – пресек меня он. – Характер здесь твой прижмут. Вот потом я на тебя посмотрю.

Посмотрит он! Да через день, максимум два, меня уже здесь не будет!

Едва последний человек вышел из автобуса, как двое автоматчиков направили нам дуло в ноги, а все тот же сопровождающий скомандовал:

– В линию!

Мы нехотя выстроились под мелким проливным дождем, и я накинула себе капюшон.

Буквально на одно мгновенье я опустила глаза, а когда подняла их вновь, передо мной уже стоял огромный высокий мужчина в камуфляжной форме. Его черные глаза оглядели нас колко и жестко, морально ломая нам все кости в теле. Его густая черная борода, что было редкостью у военных, закрывала ему пол-лица, придавая возраста и жестокости его лицу. Рукава его тонкой камуфляжной рубашки были засучены по локоть, и сложные рисунки татуировок тянулись от самих его пальцев до локтей и скорее всего дальше. Так как бычья шея мужчины также была забита все тем же рисунком.

Несмотря на пронизывающий декабрьский ветер и дождь этот огромный мужлан с идеальной выправкой стоял, расправив грудь и плечи, пока мы все трусливо вжимали головы в шеи.

– Ну что, доигрались, детки? – начал он опасным, даже скорее угрожающим басом. – Думаете вам повезло, что вы попали в мой военный лагерь, а не в колонию, куда вам всем дорога? Нет. Здесь вас наизнанку вывернут, но сделают людей, пригодных для общества. С этого момента вы перестаете принадлежать сами себе. Все по расписанию. Любой чих. Вы не расслабитесь ни на секунду, пока находитесь здесь. Малейшее непослушание вы будете отрабатывать неделю! Но в этом у вас еще будет время убедиться.

Вся наша линия встретила слова мужчины молча и равнодушно. В нем пугал скорее его внешний вид, чем угрозы. Тем более все понимали, что это военный исправительный лагерь для трудных подростков. Сюда можно было попасть только несовершеннолетним.

Мне же только недавно стукнуло восемнадцать, и моему отцу пришлось изрядно попотеть, чтобы подделать документы и сослать меня именно в это место. Сюда отправляли провинившихся детей богатых и известных родителей, которые уже не могли взять свои чада под контроль. Но я прекрасно понимала, что в таком достаточно известном и даже элитном месте никто не будет устраивать дедовщину или расправу над подростками. Я также знала, что здесь ведется круглосуточное видеонаблюдение даже в туалете, чтобы офицерский состав не смел применять открытую силу в качестве наказаний. Сами офицеры, по сути, ничего не могли с нами сделать, ну разве только пофыркать и назначить нам «наряд вне очереди».

Поэтому, полная смелости и уверенная в своей неуязвимости, я задрала руку вверх как первоклашка и мило улыбнулась этому здоровяку:

– Вопросик можно?

Мужчина подошел ко мне почти вплотную, отчего я даже почувствовала его свирепое дыхание на своей макушке.

– Ну? – надменно выдохнул он.

– А как быть с невиновными? – я очаровательно хлопнула глазками, задавая вопрос куда-то в область подмышки этого мужчины.

– Во-первых, сними капюшон и смотри мне в глаза, когда что-то спрашиваешь, – пробасил он.

Начинается! Что дальше? Десять отжиманий сделать может еще перед каждым вопросом? Или ведро картошки почистить? Или вдруг у него личная секретарша есть, к которой нужно заранее записываться?

– Мне холодно и дождь идет, – дерзко заявила я, не поднимая головы. – Так что ничего снимать я не буду. Не имеете права. А что там во-вторых?

– Самая дерзкая тут у меня нарисовалась? – улыбнулся он. – Посмотрим.

Мужчина отошел от меня и вновь заговорил:

– Запомните все: меня зовут Рашидов Шахрам. Обращаться ко мне будете «майор». И это имя и обращение будет самым страшным, что вылетит из вашего рта. Сейчас вас всех проводят в казарму, где вы сможете поужинать и тут же получите отбой. Все, кроме наглой девочки Сафины, которая, кажется, плохо поняла, где она и с кем.

Я фыркнула, намереваясь внаглую отправиться вместе со всеми, но один из автоматчиков теперь направил дуло лично мне в ноги, тем самым пригвоздив меня на месте. Конечно, я не боялась, что он откроет огонь, но теперь, без тех одиннадцати человек в линии, рядом с которыми мне было не так страшно, я вдруг поутихла и еще ниже склонила голову.

Мне не страшно. Мне совсем не страшно. Но… все-таки страшно.

– Что ж, если у тебя так много вопросов, – этот Майор-Шахрам, или как там его, надвигался на меня пятитонной бетонной стеной, – то есть смысл задать мне их все прямо сейчас.

Одним косым взглядом он прогнал автоматчика, и теперь мы остались с ним совсем одни под все усиливающимся дождем. Шахрам стоял в одной рубашке, без верхней одежды, и должно быть он уже промок насквозь, но ни один мускул не выдавал в нем этого.

– На беседу не настроена, – колко бросила я и ощетинилась, на всякий случай готовая к нападению.

– Коне-ечно, – оскалился он. – Ты ведь только из-за спин своих дружков тявкать умеешь. Лично-то сказать нечего.

– Ну Вы меня еще на понт возьмите, – я дерзко уткнула кулаки в бока.

И хоть я очень хотела замять эту разборку, но здоровяк меня начал выводить. Ему же хуже.

Мужчина кашлянул, словно пытался отвлечь, а затем одной рукой без усилий схватил меня за загривок куртки, поднял над землей на полметра и понес как шелудивую собачонку. Только гримасы брезгливости не хватало! Хотя может она и была, но я была слишком занята сопротивлением.

– Пусти! Придурок! Куртку мне порвешь! – я пыталась ударить этого громилу своим маленьким кулачком, но Шахрам вытянул руку вперед и безо всяких усилий тащил брыкающуюся меня на вытянутой руке.

Надо сказать, что пуховик у меня был качественный и выдержал все мои трепыхания, хотя скорее всего мой вес в сорок килограммов был не предназначен для серьезной борьбы даже против пуховика.

– Только тронь меня – тебя засадят! – уже не на шутку испугалась я. – Я здесь по ошибке! Отцу просто вздумалось проучить меня! Но через два дня он меня заберет, а ты будешь смотреть в небо через клетку! Громила! Верзила! Горилла небритая!

– Как обидно, – печально произнес здоровяк. – Как же мне жить-то после твоих слов? А, Сафина?

Тем временем этот мужлан занес меня в помещение, больше напоминающее КПЗ. Затем швырнул меня на стул, однако все также придержал за загривок куртки, чтобы я не упала. И финальным жестом, он приковал меня наручниками одной рукой к столу, у которого было предусмотрительно вмонтировано стальное ушко, видать, специально для этого дела.

– Извращенец! – я принялась греметь наручниками, что было сил. – Что? Нравится связывать беззащитных девушек? Это по тебе колония плачет!

– Ну-ка рот закрой! – прогремел мужчина, не вкладывая в свои слова оскорбления, и я по непонятным причинам действительно замолчала.

Затем Шахрам уселся за казенный стол и принялся вычитывать что-то из ноутбука.

– Кхм! – кашлянула я. – Я Вам тут не мешаю, нет?

– Итак, Сафина, – вновь обратился ко мне Шахрам. – Посмотрим, насколько ты невиновная. За последние два года у тебя было семь приводов в полицию. Разгром в торговом центре, кража кроссовок из магазина спортивной одежды, нападение с воображаемым пистолетом в пакете на кассиршу, нападение на таксиста, угон скутера, угон машины с последующим попаданием в ДТП, продажа паленного телефона и кража кошачьего корма из зоомагазина.

– Весело мне было, да? – гордо улыбнулась я.

– У меня только один вопрос, – проигнорировал мою реплику Шахрам. – Зачем тебе понадобился кошачий корм?