Басмаческое движение в Ферганской долине вступало в новую фазу.

В городе Фергане жизнь шла своим чередом. Хамза руководил школой, писал новые пьесы, занимался делами драматической студии. Алчинбек работал в исполкоме. Они часто встречались как старые друзья и ответственные советские работники.

Иногда к ним присоединялся и Степан Петрович Соколов, командир расположенного в Фергане третьего полка седьмой Туркестанской кавалерийской бригады. Товарищ Назири, как лицо официальное, подробно расспрашивал Соколова о боевых действиях частей Красной Армии в горах против басмачей. Степан Петрович отвечал скупо, ссылаясь на военную тайну. Товарищ Назири не настаивал на продолжении рассказов. Казалось, даже самые мелкие подробности и детали удовлетворяли его любознательность.

В Алайских предгорьях Ферганской долины появился свежий, хорошо вооруженный отряд басмачей. По предварительным данным, банда насчитывала до тысячи клинков. Каждый участник вел за собой в поводу двух-трех запасных лошадей. Все стрелковое оружие - карабины, винтовки, пулеметы было английского образца.

Операционный базис отряда распространялся на район, ограниченный ущельями Ухна, Хайдархон, Ташбулак, Шували, Тамоша, Каракул и Сарик. (На равнину басмачи не выходили.)

В короткий срок здесь была почти полностью ликвидирована Советская власть - басмачи вырезали чуть ли не всех волостных активистов, членов комбедов и ревкомов. Курбаши отряда Капланбек отличался особой жестокостью. Он принимал личное участие в пытках и казнях.

Первым получил приказ "в ружье!" третий полк седьмой Туркестанской кавалерийской бригады. Степан Петрович Соколов повел в Алайские предгорья семьсот бойцов. Одновременно с ликвидацией банды перед полком была поставлена задача восстановить проведение в горных кишлаках продовольственной разверстки, которое с появлением басмачей практически приостановилось.

После первых же боев банда Капланбека рассыпалась на несколько мелких отрядов, преследование которых затруднялось неравноценностью конского состава - басмачи тегкоуходили на запасных лошадях от красноармейцев, не имевших подвижного резерва.

Пришлось делить полк на эскадроны. Перед каждым Соколов поставил задачу: завершая первый этап борьбы с Капланбеком, взять в освобожденных кишлаках с помощью бедноты и батраков излишки зерна у баев и богатых землевладельцев и самостоятельно следовать в Фергану, имея целью уже не наступательные действия, а только охрану реквизированного хлеба.

Под своим командованием Степан Петрович оставил группу, состоявшую из штаба полка, политотдела и комендантского взвода в количестве сорока восьми бойцов. Им, как наиболее подготовленной политически части полка, предстояло брать излишки в Шахимардане, где теперь, в связи с перенесением сюда религиозного центра, было полным-полно духовенства. И это предполагало возникновение стихийных дискуссий о политике продразверстки, участие в которых на должном уровне могли обеспечить только штабные и политотдел.

...В Шахимардан вошли в полдень со стороны ущелья Тамоша, перевалив через хребет Кора-давон. На центральной площади собрали митинг батраков и бедноты. Выступили заместитель командира полка Григорий Михайлов и командир комендантского взвода Николай Каплин, родившиеся и выросшие в Туркестане и свободно говорившие по-узбекски.

От имени рядовых бойцов к бедноте и батракам обратились красные конники Абдували Маматкулов и Касым Мирсалимов.

Последним взял слово Степан Соколов. Его знали в Шахимардане и встретили аплодисментами.

Командир полка говорил о том, что продразверстка есть временная, вынужденная мера Советской власти, к которой ее заставили обратиться те, кто укрывает хлеб. А в это время рабочий класс, прогнавший царя и буржуев, взявший и осуществляющий политическую власть в стране, снабжающий деревни и кишлаки промышленными товарами, по вине баев пухнет в городах на голодном пайке.

Во время своей речи Степан заметил в толпе несколько мелких ишанов и мулл. Высшего духовенства нигде не было видно. На вопрос: "Где они?" - ему ответили, что все высшие во главе с Мияном Кудратом и Камолом-кази собрались в мавзолее святого Али-Шахимардана и молятся о спасении мусульманского люда от большевиков.

(Степан Петрович, вспомнив английские разрывные пули "дум-дум", которыми были убиты и ранены бойцы его полка, и имея некоторое представление о том, какими "святыми" путями попадало оружие из-за границы к басмачам, усмехнулся.)

Низшие духовники слушали речи молча, не обнаруживая никаких намерений вступить в дискуссию или начать спор. И Соколов понял, что Миян Кудрат дал своим людям -какую-то единую установку, нарушить которую, конечно, никто не посмеет.

После митинга пошли по богатым дворам и домам. К вечеру было собрано около четырехсот пудов зерна.

Во время изъятия излишков, вопреки ожиданиям, никаких дискуссий тоже не произошло. "Зрители" - ишаны и муллы - безмолвной толпой ходили за красноармейцами. Богачи отдавали хлеб послушно, без пререканий, опустив глаза. Это казалось странным. В сердце Степана Петровича вошла тревога.

Ночевали во дворе шахимарданского караван-сарая.. Половина отряда стояла в боевом охранении.

Чуть рассвело, командир полка приказал собираться. Все зерно было погружено на длинный караван ишаков, которые также были взяты у богатых хозяев с выдачей расписок о гарантированной оплате стоимости животных в отделении Государственного банка в ближайшем от Шахимардана крупном равнинном кишлаке Вадил.

Из местного населения был организован отряд погонщиков, так как шахимарданские ишаки не слушались никого, кроме своих. Они не признавали даже жителей соседних кишлаков, не говоря уже о красноармейцах, городских жителях.

Тронулись в путь.

Накануне всю ночь непрерывно шел густой снег. На горах лежали тяжелые низкие тучи. Дорогу окутывал густой туман - в тридцати шагах ничего не видно. Тихо было вокруг, только шум бежавшей рядом с дорогой реки, которая уже несла по камням первые потоки рыхлого льда, сопровождал караван.

Когда головная группа начала спускаться по отлогой дороге к мосту, за которым начиналось ущелье, от нее неожиданно отделился верховой и бешено помчался к ехавшему в центре каравана командиру полка. Степан, чувствуя недоброе, поскакал навстречу.

...Снег перед мостом усеян следами множества лошадиных копыт. Следы недавние, свежий навоз... Басмачи? Если да, то сколько их? Несколько сотен, не меньше... В сотые доли секунды лихорадочно замелькали мысли... Послали гонцов к Капланбеку... Тот успел за ночь собрать всю банду... Вот здесь, перед мостом, басмачи топтались на снегу, дожидаясь очереди перейти на тот берег... Капланбек думал, что снег покроет следы и замысел встретить караван в ущелье - останется тайным... Снег не успел покрыть... Засада?

- Поворачивать назад!.. Пулеметы к бою!.. Комендантский взвод, ко мне!..

Быстро установили впереди каравана два "максима". Караван разворачивался на узкой дороге. Ишаки, словно почуяв опасность, не дожидались команды погонщиков. Каждый сам делал полный оборот. Вот уже засеменили первые в обратную сторону, вверх... Только бы успеть вернуться в кишлак, только бы суметь сохранить хлеб... Хорошо, что туман, ничего не видно с той стороны реки... Не видно, но слышно.

Несколько конных силуэтов проступили в молочной пелене на мосту. Разведчики!.. Соколов упал на пулемет. Скороговоркой второму расчету:

- Занимайте позицию сто метров сзади меня!.. Будем отходить, прикрывая друг друга!..

Всадники съехали с моста, лошади вошли в реку... Обойти хотят?.. Да ведь нет места для обхода!.. Справа скала, слева скала, а посередине река и дорога...

Соколов оглянулся. Голова возвращающегося каравана уже исчезла. Штаб и политотдел прикрывали замыкающую часть.

Комендантский взвод ступенями расположился вдоль дороги и вокруг пулеметов. Все грамотно.

Всадники выехали из реки: лошади не хотели идти по ледяной воде. Теперь Соколов отчетливо видел их. Басмачи... Заметили уходящий обратно в кишлак караван, загомонили... "Так, - подумал Соколов, - нас они еще не разглядели среди камней, мы ближе к ним и ниже, чем караван".