Пулат несколько секунд с тоской смотрел на Садыкджана, потом растерянно оглянулся назад...
И тут над решеткой перил веранды возникла еще одна мужская голова такая же большая, как и первая, в цветастой повязке вместо чалмы.
- Это что еще такое? - отбросив пиалу, сжал в кармане халата браунинг хозяин дома. - Кто такой?
- Не сердитесь, байвачча. Это мой сын Умар. Он работает у вас на заводе.
Вглядевшись во вторую голову, Садыкджан узнал ее - один из самых вредных поденщиков на разгрузочных работах. Вечно недоволен оплатой, вечно шепчется о чем-то с другими грузчиками.
- А что тебе здесь нужно?
- Я пришел вместе с отцом.
- Вот как? Неужели? - медленно закипая, со смешком заговорил байвачча. - Как это трогательно выглядит - сын с отцом запросто гуляют по чужому саду... - Он быстро поднялся на ноги. - Вам что здесь - проходной двор? Место для народных гуляний?!..
- Мы пришли за нашим векселем, - тихо сказал Умар. - Если бы вы сразу отдали его отцу, вам не пришлось бы ругаться на меня.
- Да зачем вам эта бумажка? Я же сказал - мы в расчете.
- После вашей второй отсрочки наш вексель действует еще два года.
"А он грамотный, дьявол", - подумал Садыкджан.
- Завтра я скажу в конторе, чтобы ваш вексель погасили.
- Нам бы хотелось получить его на руки, - настаивал Умар. - Напишите записку в контору, чтобы нам отдали завтра закладную.
- Ты будешь учить меня, как мне вести свои дела?
- Вы можете забыть о нас, - вздохнул Пулат, - у вас большие дела, не чета нашим.
- А ваши конторщики случайно отдадут вексель в уплату за что-нибудь, поддержал сын отца, - и тот, кто купит его, целых два года будет угрожать нам отнять нашу землю.
"Все понимает, - продолжал злиться Садыкджан, - угадал
самую суть закладного обязательства. Где только ума набрался, проклятый нищий!"
- Без моего разрешения никто не трогает земельные векселя,-строго сказал он вслух, - я сам контролирую положение ценных бумаг.
- Все ясно, - опустил голову Умар. - Значит, наш вексель настолько ценен для вас, что вы и не собирались отдавать его?
- Я же сказал, завтра погашу вашу расписку. Ты что, не веришь мне?
- Нет, не верю, - отчетливо произнес Умар и твердо взглянул в глаза Садыкджану.
- Тогда забирайте ваши деньги и убирайтесь вон!!
- Значит, несмотря на то что мы принесли вам наш долг, - прищурился Умар, - вы еще два года хотите держать нас за горло? Потому что для вас так выгоднее, потому что...
- Вон, я говорю!
- Потому что вся ваша власть над людьми держится на этих векселях! Ими торгуют в Коканде, как дынями!.. Вы опутали весь город своими ценными бумагами! Вам все должны - дехкане, ремесленники, торговцы, муллы и даже сам судья Камал... А все начинается с безобидного векселя, который, как ненасытная пасть, проглатывает людей. Ваши векселя - веревка, которой вы вяжете людей по рукам и ногам!
Умар перевел дыхание.
- Отдайте нашу расписку, хозяин! А не то...
Садыкджан, побледнев, шагнул назад, медленно вытащил из кармана браунинг.
Умар испуганно смотрел на пистолет в руке байваччи.
- Ну, договаривай... - шепотом, стараясь унять дрожь в руке, сжимавшей браунинг, выдавил из себя Садыкджан-байвачча. - Договаривай...
Глава четвертая
ЦАРИ ОДНАЖДЫ СТАНУТ НИЩИМИ
1
В тот день, когда ибн Ямин, вернувшись от Ахмад-ахуна, все рассказал сыну, Хамза заболел. Несколько дней не выходил он из своей комнаты, лежа на циновке лицом к стене.
Посыльному из заводской конторы, пришедшему узнать, почему Хамза не появляется на работе, ибн Ямин сказал, что сын серьезно болен.
На следующий день тот же посыльный принес записку от Алчинбека, в которой школьный друг беспокоился о здоровье товарища, спрашивал, можно ли чем-нибудь помочь, извинялся, что из-за отсутствия времени не смог прийти сам.
Хамза, прочитав записку, ничего не ответил Алчинбеку.
Но дружба есть дружба. Алчинбек, нисколько не обидевшись на то, что его записка осталась без ответа, пришел к Хамзе и передал ему устное приглашение дяди быть вечером у него в доме на торжественном ужине.
- Вы удивлены этим приглашением, Хамзахон? - участливо спросил Алчинбек. - Но байвачча зовет вас к себе не как своего служащего, а как известного поэта.
Конечно, Хамза не мог даже догадываться, какую роль сыграли рассказы старого друга о Зубейде в сватовстве его дяди.
- На ужине будет много интересных людей, - продолжал Алчинбек, например, ваш любимый Юсуфджан-кизикчи...
- Хорошо, я приду, - тихо сказал Хамза, - я приду и прочитаю стихи.
Ярко горят две хрустальные люстры в самой большой комнате. Многокрасочные ковры, шелковые и атласные одеяла, вышитые затейливыми восточными узорами подушки играют всеми цветами радуги. Веселье в полном разгаре. То и дело слышны громкие взрывы хохота. Слуги непрерывно подливают гостям в пиалы искусно заваренный душистый чай.
Лучшие люди Коканда собрались сегодня у Садыкджанабайваччи, цвет города - торговцы, купцы, заводчики, финансисты, мануфактурщики, окрестные баи-землевладельцы, большие и малые додхо - начальники из местной администрации.
В центре - Миркамилбай Муминбаев, грузный, дородный, в темных очках. Одного глаза у Миркамилбая нет, зато вторым и единственным он видит столько и так далеко, куда другим не заглянуть и в подзорную трубу.
Хозяин дома без устали угощает почтенного гостя.
- Отведайте вот этого мяса, бай-эфенди, прошу вас, очень вкусно...
- Да-да, очень вкусно, хай-хай, - говорит Муминбаев, не притрагиваясь к еде.
Садыкджан-байвачча наливает в две маленькие пиалушки с золотыми ободками медно-коричневый напиток.
- Коньяк? - шевельнув ноздрями, спрашивает Миркамилбай.
- Французский, только что из Парижа.
- Это большой грех для мусульманина - пить коньяк...
... - Грех, грех, - улыбаясь, соглашается байвачча.
- Да взыщет с нас всевышний со всей строгостью за эти наши маленькие заблуждения, хи-хи!
- Обязательно взыщет и примерно накажет, хе-хе... Ваше здоровье!
- Ваше здоровье! Да пойдут нам на пользу все наши грехи и заблуждения...
- Да получим мы восемь процентов годовых во всех наших новых финансовых начинаниях, бай-эфенди!
- Рахмат, спасибо. Святые слова, байвачча. Катта рахмат, большое спасибо!
Хамза сидел около дверей с Юсуфджаном-кизикчи. Этот край опекал Алчинбек.
Хамза, с самого начала сказавшись больным, не притрагивался к своей пиале. Нервы его были напряжены до предела. Он боялся, что, если выпьет хотя бы каплю вина, случится что-то непоправимое. Он сидел опустив голову, стараясь не смотреть в сторону Садыкджана, и лишь изредка отщипывал по одной виноградине от лежавшей перед ним большой золотисто-розовой грозди.
- Эй, Юсуфджан! - закричал через весь дастархан захмелевший Миркамилбай Муминбаев. - Как поживаете, как здоровье детей, домашней посуды, того-сего?
- Слава аллаху! - тут же громко и весело откликнулся кизикчи. - Это только привидения могут позволить себе несчастье иметь детей, а мы, осеняемые милосердием наших щедрых баев, живем себе припеваючи, не имея ни домашней посуды, ни потомства - ни мальчиков, ни девочек!
Общий смех подгулявших гостей покрыл ответ знаменитого острослова.
- Сегодняшняя щедрость нашего хозяина действительно не имеет границ, вступил в разговор судья Камал. - Великая честь получить приглашение к такому обильному угощению...
- А меня никто не приглашал сюда! - перебил судью Юсуфджан. - Я пришел сам. Я вообще никогда не жду никаких приглашений. А почему? А потому, что знаю - везде ждут меня!
И снова общий хохот гостей был ответом на очередную шутку кизикчи.
- Меня никто не приглашал, - продолжал Юсуфджан, - зато я пришел самый первый. А почему? А потому, что знал - здесь будет очень вкусная еда. Наш хозяин всегда славился хлебосольством, ибо аллах непрерывно осыпает его своими милостями. А почему осыпает? - спросите вы у меня. А потому, отвечу я, что если уж бог захочет кого-нибудь наградить богатством, так он.не спрашивает, кто был твой отец.
