— Самрадж, вы проспали, солнце уже высоко! — запыхавшийся Ракшас ворвался в покои своего господина, расшвыряв локтями охранников, посмевших почему-то вопреки обычаю его не впускать, но тут же потерял и дар речи, и дар мысли.

Его взору открылось невиданное зрелище: полностью обнажённый царь сладко спал, раскинувшись посреди ложа, улыбаясь и обнимая прижавшегося к нему абсолютно голого телохранителя Дурдхары — проклятого Чандру, с которым они на протяжении двух лун играли в непонятные Ракшасу переглядки. Теперь-то всё прояснилось! На смуглой заднице наглого соблазнителя, покрытой свежими отметинами жаркой страсти, слева красовалась крупная метка, которую даже издалека можно было увидеть невооружённым глазом: «Дхана НАНД, Солнце Магадхи».

Полностью проявленная метка родственных душ на теле воспитанника вайшьи стала последней каплей. Аматья Ракшас громко застонал и, как подстреленный олень, рухнул там, где стоял.

====== Глава 8. Егоза ======

— А я предупреждал, что не надо вламываться без разрешения, — Гови увидел распростёртого у порога Ракшаса и сокрушённо покачал головой. — Какой вы упёртый, аматья! Лекаря!!! — закричал царевич, выглянув из покоев. Заметив, что Чандра и Дхана Нанд зашевелились на ложе, недоумевая спросонья, почему в опочивальне такой шум, Гови поднял вверх руку с недоеденнной лепёшкой и успокоил младшего брата. — Спокойствие, всё под контролем! И да, вы оба меня не стесняйтесь, я уже взрослый и не такое видел, — добавил он, заметив, как царь и Чандра залились краской, заметив его присутствие.

Почти мгновенно примчались лекарь с помощником, и бесчувственного аматью перенесли в его покои.

— Знаешь, прие, мне сегодня никак нельзя не явиться в сабху, — Дхана Нанд погладил Чандру по щеке. — Вчера аматья уже замещал меня, когда мне было плохо, а сегодня, как видишь, первому министру стало нехорошо, потому замещать его буду я. Давай договоримся так: спросим у астролога про ближайшую благоприятную дату, и я устрою праздник в честь нашего воссоединения. На том празднике я официально объявлю всем, что ты — моя родственная душа, чтобы больше никакие безумцы не отравляли нам жизнь. Согласен?

Как он мог не согласиться? Чандра до сих пор смотрел в это прекрасное лицо и не верил собственному счастью! Никто не посмеет назвать его испорченным, не надо больше ни от кого, включая себя, скрывать свои чувства… Самрадж отныне всегда будет рядом!

Однако оставшись в одиночестве в покоях Дхана Нанда, Чандра вдруг вспомнил про Чанакью и похолодел. Что делать? Чанакья потребовал, чтобы Дурдхара была соблазнена к сегодняшнему дню, а тут такое… Внезапно лицо юноши озарила довольная улыбка. А пусть! Нечего бояться. Он пойдёт к Чанакье и расскажет всё, как есть. Теперь этот брамин бессилен что-либо изменить после того, как метки проявились. Пусть ищет своего «Дха», который будет его нещадно пороть, хотя, надо признать, и самрадж делает это неплохо. Чандра невольно почесал зажившую спину, которую изрядно иссекли двумя золотыми поясами несколько часов назад. Он и сейчас, отойдя от шока и боли, не сердился на самраджа, потому что прекрасно понимал причину его гнева. Сам Чандра поступил бы так же, если бы застал осквернителя в опочивальне Субхады, пусть дочь Сукхдэва и не сестра ему, но он бы убил её обидчика, несомненно!

Вот и Дхана решил, будто Чандра обманом овладел Дурдхарой. Как было не разъяриться?

А ещё Чандра вспомнил, как трогательно самрадж просил прощения этой ночью, когда первый порыв их взаимной страсти утих.

— Держи, — Дхана Нанд протянул свой оборванный пояс с сапфиром Чандре. — Я повернусь спиной, а ты ударишь меня ровно столько раз, сколько я ударил тебя в опочивальне Дурдхары. И не щади! Я-то лупил изо всех сил, и ты не сдерживайся.

Некоторое время Чандра молчал, неверяще глядя на своего возлюбленного, а потом отбросил сапфировый пояс в сторону и бросился к царю на грудь, целуя его шею, плечи, лицо.

— С ума сошёл? Как я могу ранить тебя, зная, что ты невиновен?

— Ещё как виновен. Исполосовал ни за что… Дурдхара просила остановиться, а я не желал её слушать! Как вспомню, во что превратил твою спину, — Дхана Нанд скрипнул зубами и отвернулся. — Когда я в гневе, то вообще не соображаю, куда бью, и мои удары сильны и болезненны. Это отлично помогает на поле боя, но никуда не годится в отношениях с тобой. Я разрешаю наказать меня прямо здесь. Пока никто не видит, и мой царский авторитет не будет уничтожен, а ты получишь удовлетворение.

— Я не испытаю удовольствия, причинив боль тебе! И вообще… Тех ран уже нет, забудь, — Чандра поцеловал пальцы Дхана Нанда, поднеся их к губам. — Я верю в карму. Может, не в этой, так в другой жизни я чем-то провинился перед тобой, и то, что ты сделал в порыве гнева, было моим наказанием. Я его пережил, искупление свершилось. Теперь я хочу наслаждаться твоей любовью. Это возможно?

Тёмные глаза смотрели всё так же призывно и соблазнительно, как и в день их первой встречи.

— Ляг на спину, — мягко прошептал царь. — И позволь мне исполнить твоё желание.

— Ты оторвал меня от медитации, — услышав громкое приветствие Чандры, брамин Чанакья недовольно приоткрыл один глаз, по-прежнему сидя под развесистым баньяном в позе лотоса. — Надеюсь, у тебя хорошие новости, иначе я рассержусь, что ты испортил моё вхождение в сатори, придя раньше, чем условлено. Я ждал тебя ночью, но не сейчас.

— Новости у меня отличные, лучше не придумать! — широко ухмыльнулся наглый воспитанник Лубдхака. — И вы должны увидеть это при свете дня, а то ночью факел зажигать придётся, да и вообще неудобно.

— И что я должен видеть? — скептически изогнул бровь Вишнугупта. — Пергамент с официально назначенной датой твоего бракосочетания?

— Во! — без долгих предисловий Чандра стащил с себя дхоти, ибо ему за прошедшие дни было уже не привыкать, и без малейшего стыда повернулся к брамину спиной. — Читайте!

Некоторое время позади него царила такая тишина, что Чандра перепугался, жив ли ещё Чанакья, а потом внезапно раздался протяжный, тоскливый вой, напомнивший юноше волчьи песни при полной луне.

— Не может быть!!! — перестав выть, горестно завопил Вишнугупта. — Самрадж не может принадлежать никому, кроме меня!!! И такому юному засранцу я его точно не отдам!!!

Чандра оглянулся очень вовремя, чтобы успеть уклониться от свистнувшего над головой лезвия меча, вытащенного из фальшивой трости, служившей, как теперь выяснилось, ножнами.

— Э! Э! — быстро натянув дхоти, Чандра прыжками удалился на безопасное расстояние от неудовлетворённого брамина. — Вы полегче, отец! Я просто пришёл сказать, что наш уговор, который дороже жизни, расторгается. Я не буду вам помогать залезать в постель к моей с такими трудами найденной родственной душе, которая, как видите, точно моя, но не ваша. Написанное на этой левой ягодице и на правом бедре самраджа даже чакрой Вишну не отчекрыжить, имейте в виду! Поэтому, уважаемый, вы уж там ищите, кто должен вас сечь и вами повелевать, а я возвращаюсь к Дхане. И только посмейте причинить боль Субхаде и друзьям! Лубдхака тоже трогать нельзя, а иначе будете иметь дело не только со мной, но и с императором Магадхи, а он суров в гневе. Сечёт не хуже вашего загадочного «Дха», которого вам ещё предстоит обрести!

И, договорив это, Чандра бегом бросился обратно через лес, стараясь не слышать, как вслед ему несутся страшные проклятия.

Оставшись один, Чанакья некоторое время пребывал в отчаянии, раскачиваясь с полным горя сердцем под баньяном, а потом его посетил новый план, и злая улыбка зазмеилась на губах.

— Ты ещё не выиграл, наглый мальчишка, — прошептал он. — Я проберусь ночью во дворец и убью вас обоих. Хотя нет… Вы недостойны умереть от меча, это слишком почётная смерть. Я приготовлю вам худшую судьбу. Я отлично знаю, кто готовит еду для самраджа. Это дэви Дайма! Она лично раскладывает угощение по тарелкам и сама относит его в царские покои… Мои верные ученики разведали это. Я проберусь во дворец под видом нищего и отравлю пищу, когда дэви Дайма отвлечётся. Вы оба умрёте, заплатив за моё унижение, — и Чанакья радостно засмеялся.